в нем той глубины, которая есть в человеке, потому что эта глубина – невещественная.
В человеке есть голод к познанию, тоска по любви, изумление перед красотой, и сколько бы он ни познавал, только шире и шире разверзаются его познавательные способности; сколько бы любви ни вошло в его жизнь – его сердце делается все глубже и шире; сколько бы красоты он ни пережил через музыку, через природу, через произведения искусства, у него все еще остается способность принять бесконечно больше, потому что все им испытанное умещается в него, уходит в какую-то бездну и оставляет его таким же открытым, таким же пустым. Кентерберийский архиепископ Рамсей [76] сказал, что в каждом человеке есть глубина, есть простор, которые так же велики, как Сам Бог, и что эту глубину может заполнить только Бог. И мне кажется, что это правда.
Когда человек подумает о себе как о бесконечно малом существе в бесконечно громадном просторе мира и вдруг обнаружит, что весь этот мир слишком мал, чтобы заполнить его до края, он начинает задумываться: как же это так?.. И может начать ставить перед собой вопрос: что же меня может заполнить, если ни знания, ни любовь, ни красота меня до конца не могут удовлетворить, не могут закрыть эту глубину, эту бездну?
И тогда, под влиянием ли собственных размышлений, чтения, встреч, под влиянием ли чужой молитвы, человек может искать неведомого, искать того, что может заполнить его душу, о чем говорят ему другие: это есть – ищи! Ищи углубления в себя, потому что в самой твоей глубине заложена тайна познания, но иного: познания Бога.
На пути этого искания человек может начать молиться, молиться глубоким криком души: где Ты, Господи? Откройся мне, я не могу жить без смысла и без цели! Я теперь понимаю, что я не самодовлеющее существо, что весь мир мал, чтобы наполнить меня – но кто заполнит эту глубинную пустоту?.. И вот человек приступает к вере и к молитве, о которых я хочу сказать в следующей беседе.
* * *
В третьей беседе о молитве я хочу поставить вопрос о вере как об абсолютном условии плодотворной и честной молитвы. Современный человек часто боится заявить себя верующим, потому что ему кажется, что быть верующим это нечто специфическое, специально-религиозное, что это область, в которой он будет один, другие культурные люди не могут иметь понятия о веере, это упражнение ума и сердца им чуждо.
Мне хочется подчеркнуть сейчас, что это чистое недоразумение, происходящее от непродуманности. Вера – не только религиозное понятие. Вера имеет место во всех человеческих отношениях, имеет свое место и в научном изыскании. Священное Писание определяет веру как уверенность в том, что существует невидимое (см. Евр 11:1). Разве это не определение, которое охватывает всю нашу жизнь? Я встретил человека, меня поразило его лицо, я хочу с ним познакомиться – почему? Если существует только видимое, тогда то, что я увидел, должно было бы меня удовлетворить. Но я знаю, что лицо его интересно, значительно, потому что за видимым есть невидимое: есть ум, есть сердце, есть целая человеческая судьба. То же самое относится и к научному изысканию. Ученый не описывает предметы, которые вокруг него; он не удовлетворяется тем, чтобы различными именами назвать камни, обозначить цветки или зверей. Ученый сейчас идет гораздо глубже. Его внимание останавливается на внешнем, но его интерес обращен к тому, что невидимо. Видя предмет, он углубляется в природу материи, видя движение – в природу энергии, видя живое существо – в природу жизни. А всё это является невидимым. Он только потому может заняться подобным изысканием, что совершенно уверен: за видимым кроется богатое, значительное невидимое, познание которого ему необходимо, потому что внешнее его не удовлетворяет, – это не познание.
Таким образом, вера – это состояние всякого человека в течение всей его жизни, всё время, во всяком его общении с другим человеком. Вера – это подход ученого к окружающему его миру. Вера определяет всё; я помню как один советский представитель мне раз сказал: «Без веры человек жить не может!» Этим он хотел сказать, что нельзя жить без глубокого и сильного убеждения, которое определяло бы его поступки. Когда человек говорит, что он верующий и что предмет его веры – Сам Бог, он не доказывает свою некультурность; он лишь доказывает, что круг его искания, предмет его познания не только человек, не только живой мир вокруг него, не только вещественный мир, но что он, по той или иной причине, пережил существование еще мира иного: может быть, мира красоты, мира глубин собственной души, а может быть, он ощутил уже веяние Божиего духа.
Вера имеет еще другое значение – значение доверия. Когда я говорю: «я верю тебе», это значит: «я тебе доверяю». То же самое верующий говорит о Боге, думая о Нем или обращаясь к Нему. Но доверять означает также следовать советам, указаниям. И поэтому для того чтобы вырасти в духовной жизни, познать глубину того опыта в познании Бога, который мы обычно называем верой, надо научиться жить так, как советует Бог, жить той жизнью, к которой нас призывает Сам Бог: это путь заповедей, о котором говорили древние подвижники, попытка слиться мыслью, и сердцем, и духом с Самим Богом не только в чувстве, но и в своих поступках.
* * *
Если сущность молитвы заключается в общении человека с Богом, в таком же общении, какое бывает между человеком и человеком, то, конечно, должно быть между Богом и человеком настоящее и глубокое понимание и сродство. Христос в Евангелии говорит: Не всякий говорящий Мне: «Господи, Господи» войдет в Царство Небесное, а тот, кто творит волю Отца Моего (Мф 7:21) Это значит, что недостаточно молиться, а надо, кроме молитвы, кроме слов молитвенных, еще жить такой жизнью, которая была бы выражением нашей молитвы, которая бы эту молитву оправдывала. Кто-то из древних писателей говорит: не заключай молитву в одни слова, сделай всю твою жизнь служением Богу и людям… И тогда, если мы будем молиться на фоне такой жизни, наша молитва будет звучать правдой; иначе она будет сплошной ложью, иначе она будет выражением несуществующих в нас чувств и мыслей, которые мы у кого-то взяли, потому что нам кажется, что так с Богом надо говорить. А Богу нужна правда: правда нашего ума, правда нашего сердца, и непременно правда нашей жизни.
Что толку, на самом деле, если обращение не
