В некоторых легендах, а также ритуалах ученики и последователи просят учителей, мистиков и вообще святых людей не вступать в нирвану, а продолжить свою спасательную деятельность в сансаре. Разумеется, нирвану нельзя отвергнуть, как нельзя в нее и войти, поскольку это не какое-то определенное место на земле, а состояние, которое сразу же возникает вслед за исчезновением неведения. Ведь когда мы достигаем чего-либо, обретаем какое-либо знание, то, хотим мы этого или нет, мы отныне не можем не знать того, что уже знаем. Однако в махаяне, как уже сказано, целью пути становится не нирвана, а пробуждение, бодхи. Идея бодхи так важна, что это направление называют нередко бодхисатваяной, то есть «колесницей бодхисатв».
Путь к обретению идеала бодхисатвы неимоверно долог и тернист. Он предполагает постепенное восхождение по десяти ступеням совершенствования, подробно описанным в махаянских текстах. Этот путь называется также путем парамит. Слово «парамита» означает «совершенство», точнее «трансцендентное совершенство», но чаще истолковывается как переправа, переход на другой берег. Главная идея, заключенная в этом слове, — переправа к нирване, достижение другого берега, то есть не мнимой, а подлинной реальности. Здесь другой берег — метафорическое обозначение нирваны, распространенное в буддийской литературе.
Обычно в буддийских текстах выделяется шесть парамит: дана-парамита — «совершенство даяния», шила-парамита — «совершенство дисциплины», кшанти-парамита — «совершенство терпения», ви-рья-парамита — «совершенство усердия», дхьяна-пара-мита — «совершенство медитации» и праджня-парамита — «совершенство мудрости».
Парамита даяния подразумевает желание отдавать, открытость, великодушие, которые проявляются у бодхисатвы во всех его действиях. При этом он никогда не рассчитывает получить что-либо взамен. Трансцендентное великодушие — это отдавание всего, что бодхисатва имеет, и если получающие готовы принять его великодушный дар, в чем бы он ни выражался, то они его получат, а если не готовы, то не получат. В любом случае действие бодхисатвы безлично, он никогда не думает о себе, не боится делать ошибки и не принимает ничьей стороны.
Парамита дисциплины, или морали, преследует тот же принцип: бодхисатва не следует каким-либо жестким правилам или установкам, а действует спонтанно в соответствии со своей открытостью и великодушием. Известна метафора, сравнивающая поведение бодхисатвы с походкой слона: он никогда и никуда не торопится, но медленно и уверенно идет сквозь джунгли.
Парамита терпения не подразумевает стремления контролировать себя, проявлять чрезмерное усердие, терпеливо, из последних сил двигаясь к цели. Нет, поскольку бодхисатва ничего не ожидает, то он никогда и не испытывает нетерпения. Он приспосабливается к любой ситуации, ничего от нее не требуя и ничем не увлекаясь, и потому не провоцирует встречного сопротивления, спокойно и мягко взаимодействуя с миром. Парамита терпения — это еще и особое чувство некоего пространства между собой и любой жизненной ситуацией, а потому бодхисатву ничто не может удивить или потрясти.
Парамита усердия подразумевает радостную энергию, поскольку жизнь бодхисатвы открывается великодушием, продолжается моралью, или дисциплиной и укрепляется терпением. Это означает, что благодаря открытому и ясному уму для него интересна любая ситуация, с которой он сталкивается, и он никогда не утомляется от тяжелой и упорной работы. Он живет полной и глубокой жизнью, не теряя попусту ни одной секунды. Он полностью пробужден для жизни, и потому в ней нет ни одного тусклого мгновения.
Это чувство духовной пробужденности связано со следующей парамитой, медитацией. Бодхисатва осознает неразрывность медитации с великодушием, моралью, терпением и энергией. Эти пять парамит относятся к группе искусных средств, у пая.
Что же касается шестой парамиты, праджни, запредельной мудрости, то она образует отдельную группу. В сутрах она уподобляется океану, в который вливаются пять рек-парамит. Иными словами, праджня-мудрость — это та глубинная основа, на которой зиждутся все другие добродетели-парамиты, то есть все они взаимосвязаны. Неслучайно праджня-парамиту символизирует обоюдоострый меч, рассекающий все заблуждения. Другой ее символический образ — богиня, воплощающая в себе суть совершенства премудрости.
Продолжая описывать отличительные особенности махаяны, стоит подчеркнуть, что роль и значение монахов ней в выглядят иначе, чем в тхераваде. Монашеские обеты не признаются строго необходимыми для достижения состояния Будды. Более того, в текстах иногда превозносятся миряне, достигшие более высоких уровней духовного развития, чем монахи. Так, многим поколениям будди-стов-мирян образцом служил домохозяин Вималакирти из буддийской «Сутры о Вималакирти». Его имя означает «Безупречная чистота». Живший во времена Шакьямуни, он никогда не принимал монашеского пострига, но достиг просветления и вел образ жизни, соответствующий принципам бодхисатвы. Позже эта сутра получила большую известность на Дальнем Востоке. Она не раз переводилась на китайский, японский, тибетский и другие языки.
«За пределами четырех морей»
В отличие от суровой монашеской тхеравады, в махаяне ярко выражен активный миссионерский дух. Исходя из доктрины искусных средств и стремясь спасти всех живых существ — уже бывших в предыдущих рождениях или будущих, потенциальных «своих матерей», махаянисты старались находить ключики к представителям разных слоев населения и к разным психологическим типам, причем не только в Индии, но и за ее пределами. Именно в форме махаяны буддизм стал мировой религией, со временем распространившись на огромном пространстве от Индии до Бурятии и от Японии до Калмыкии. До мусульманского завоевания область его распространения была еще больше. В настоящее время буддизм махаяны существует в двух основных вариантах, тибето-монгольском и дальневосточном, основой которого служит китайский буддизм.
Не будем забывать, что в Древнем мире, в котором зародился и взрастал буддизм, происходил обмен не только товарами, но и идеями, и людьми. Так, индийские лучники считались лучшими в персидской армии, а искусных индийских ремесленников любой ценой стремились завлечь крупные торговцы и правители разных стран. Между весьма удаленными районами Древнего мира существовали связи более тесные, чем мы обычно представляем: стоит только вспомнить Великий шелковый путь. Индия же находилась на пересечении дорог, ведущих от западных цивилизаций к восточным и обратно. По ее северным перевалам проходили караванные пути из Персии, Китая и Центральной Азии, в ее портах останавливались корабли, шедшие с Востока на Запад, а ее суда отправлялись в самые далекие страны. Пассажирами на них нередко оказывались буддийские миссионеры.
В течение нескольких столетий вся Северо-Западная Индия находилась под властью греческих правителей, и один из них, Менандр, принял буддизм. Греки женились на индийских женщинах, и потомки этих браков создавали колонии, где складывалась греко-римско-буддийская культура, расцветшая в эпоху Кушанской империи на рубеже нашей эры. Вместе с ней упрочивал свое положение и буддизм.
В своем победоносном шествии по миру он проявлял настоящие чудеса гибкости и приспособляемости, адаптируясь к самым разным культурным и национальным условиям. Буддийские миссионеры располагали к себе людей, потому что несли проповедь надежды и мира. Приходя в чужие земли, жители которых поклонялись своим древним и испытанным богам, они никогда не спешили действовать огнем или мечом. Нет, они убеждали местное население в том, что их боги тоже познали четыре благородные истины и что теперь они будут ревностными защитниками дхармы, охраняя верующих в нее от любых нападок со стороны иноверцев. Были и другие варианты, когда, например, местные боги объявлялись воплощениями будд или бодхисатв и на этом основании оставались полноправными членами своих пантеонов, но принимали ясно различимый буддийский облик.
Не в последнюю очередь успех миссионерской деятельности буддийских монахов обеспечивало и то обстоятельство, что учение Будды не было жестко привязано к языку, который бы непреложно считался языком священного писания. Монахи стремились перевести слова Будды на язык той страны, где они проповедовали.
Распространение буддизма на Дальний Восток, «за пределы четырех морей», в конечном итоге привело к образованию особого буддийского дальневосточного историко-культурного региона, центром которого стал Китай. В эту страну буддизм начал проникать в I в. н. э. По легенде, императору Минди из династии Хань однажды явился во сне некий святой, осиянный золотым блеском. Наутро император созвал своих мудрецов, чтобы узнать, что же этот сон значит и какой святой к нему явился. Один из мудрецов сказал, будто бы на Западе есть божество по имени Будда, он и явился императору во сне. Тогда император снарядил посольство в Центральную Азию, и оно вернулось с буддийскими текстами и священными изображениями. Их привезли на белом коне, которого сопровождали два монаха. В столице империи Лояне монахам оказали почести, и вскоре там построили первый буддийский монастырь, который назывался Монастырь Белого коня.
