В Тибете, как он объяснил позже, церемония встречи Лосара проводилась на крыше тринадцатиэтажного дворца Потала; населению во время праздника преподносилось печенье. «Каждый год, когда люди устремлялись вперед за печеньем, я начинал не: на шутку волноваться. Во-первых, создается впечатление, что здание вот-вот рухнет; во-вторых, мне казалось, что кто-нибудь неминуемо свалится вниз. Но теперь, — говорит он своим густым баритоном, прерывая речь сердечным смешком, — все намного спокойнее».
На прошлой неделе исполнилось двадцать девять лет с тех пор, как в результате восстания тибетцев против оккупационных сил Китая Далай Ламе пришлось стать изгнанником и бежать в Индию. Однако дух его древней, сказочной теократии по-прежнему силен в Дхарамсале, бывшем британском форпосте, расположенном на холме в двухстах пятидесяти милях к северу от Нью-Дели. Здесь, в окружении Государственного оракула, ламы-заклинателя дождя, различного рода лекарей, астрологов и правительства, состоящего из четырех человек, пятидесятидвухлетний Далай Лама вспоминает все, что он сделал с момента своего первого восшествия на Львиный Трон в Лхасе в возрасте четырех лет.
Несмотря на то что «Защитник Страны Снегов» воплотил в себе всю таинственную экзотичность этого необычного царства, переосмысленного на Западе как Шангри-Ла, он все же остается важной политической фигурой и в реальном мире. Начиная с пятнадцатилетнего возраста Далай Лама вынужден был отстаивать интересы своего народа перед Пекином, Вашингтоном и Нью-Дели. Постоянная взрывоопасная ситуация достигла своего пика прошлой осенью, во время бунта тибетцев в Лхасе, когда их китайскими правителями были убиты ни много ни мало тридцать два человека. Тогда Далай Лама провел свою первую крупную пресс-конференцию в Дхарамсале, а Сенат США единогласно осудил действия китайской стороны. Бунты разразились сравнительно недавно, но скромный человек в монашеском одеянии и до этого не только служил символом духовного единства ста тысяч тибетцев, находящихся в изгнании, и шести миллионов, живущих под властью Китая, но и выступал в качестве вдохновителя и носителя политической идеи. «Возможно, Четырнадцатый Далай Лама — самый популярный из всех Далай Лам, — говорит он, весело улыбаясь. — Если бы китайцы действительно относились к тибетцам как к братьям, тогда бы Далай Лама, может быть, и не был таким популярным. Так что, — он лукаво подмигивает, — в этом заслуга только китайцев!»
Согласно документам, Далай Лама является живым воплощением Будды, главой правительства в изгнании и доктором метафизики. Однако самым поразительным в нем является, пожалуй, его непреклонная, бесхитростная человечность. Живой Бог крепко стоит на земле, обутый в прочные коричневые «оксфордские» ботинки, которые он носит под монашеским одеянием. А в глазах Далай Ламы часто мелькает озорной огонек маленького мальчика, доводившего в свое время лам до исступления своим исключительным искусством игры в прятки. Он любит ухаживать за цветами, наблюдать за дикими птицами, ремонтировать часы и транзисторы, однако наибольшее удовольствие ему доставляет медитация. Даже по отношению к тем, кто убил 1,2 миллиона его подданных и разрушил 6254 монастыря, он проявляет удивительную терпимость. «Как люди, следующие по пути буддизма Махаяны, мы ежедневно молимся о зарождении безграничного альтруизма, — говорит он. — Так что нет смысла воспитывать в себе ненависть к китайцам. Мы должны, скорее, развить уважение к ним, любовь и сострадание».
Четырнадцатый Божественный Царь Тибета родился в коровьем хлеву в крошечной фермерской деревушке под названием Такстер в 1935 году. Когда ему исполнилось два года, поисковая партия монахов, руководствуясь тем, что труп предыдущего Далай Ламы, казалось, указывал в направлении дома Тензина Гьяцо, а также в результате видений на озерной глади и появления благоприятных формаций облаков, опознала в нем новую инкарнацию бога-покровителя Тибета. Два года спустя, пройдя серию дотошных испытаний, маленький мальчик был доставлен в сопровождении многих сотен людей в столицу Тибета Лхасу — «обитель Богов». Там ему пришлось жить одному, без родителей, вместе с единокровным старшим братом в высеченном в скале и насчитывающем тысячу комнат дворце Потала и в течение восемнадцати месяцев изучать метафизику. К семи годам он уже принимал посланников президента Франклина Рузвельта и проводил молитвенные церемонии под пристальными взглядами двадцати тысяч монахов. Однако он оставался при этом во всех отношениях нормальным маленьким мальчиком, любившим раскатывать по священной территории монастыря в детском автомобильчике и затевать потасовки с навещавшими его братьями. «Мне помнится один летний день — мне тогда, наверное, было лет семь. Мать повела меня в Летний Дворец Норбулингка повидаться с Его Святейшеством, — вспоминает младший брат Далай Ламы Тензин Чогьял. — Когда мы добрались туда, Его Святейшество поливал цветы. Я даже и ахнуть не успел, как он повернул шланг в мою сторону!»
В это же время развитой не по годам мальчик впервые проявил свою поразительную способность к наукам: самостоятельно изучив принцип действия двигателя внутреннего сгорания, он чинил дворцовый генератор каждый раз, когда тот выходил из строя. Чтобы удовлетворить свое ненасытное любопытство и пополнить знания о мире, который ему разрешали наблюдать лишь сквозь окаймленный шелком занавес золотого паланкина, юный правитель установил во дворце кинопроектор и начал с жадностью смотреть «Генриха V», фильмы про Тарзана, а самое главное, картины, снятые в столице его родной страны. Часто, как он вспоминает, он выносил на крышу дворца телескоп и с тоской наблюдал за мальчиками и девочками Лхасы, беззаботно предававшимся своим ребячьим забавам.
В 1950 году изоляция «Всеисполняющей Драгоценности» и его горного царства от внешнего мира была нарушена вторжением китайцев,-начавшимся по восьми направлениям. Внезапно юному правителю пришлось пройти экспресс-курс по управлению государством, отправившись в Пекин для переговоров с Чжоу Эньлаем и Мао Цзэдуном. В конце концов в марте 1959 года, когда уже стало ясно, что кровавое столкновение неотвратимо, поскольку тридцать тысяч не желающих встать на колени тибетцев взбунтовались против китайского правления, Далай Лама выскользнул из своего летнего дворца, одетый как простой солдат, и отправился в путь через высочайшие горные хребты мира. Две недели спустя, мучимый приступами дизентерии, «Держатель Белого Лотоса», восседая верхом на яке, въехал на землю Индии. Так началось его изгнание.
С тех пор его жизнь превратилась в непрерывный процесс исключительно осторожного балансирования между положением гостя страны, которая предпочла бы, чтобы он хранил молчание, и врага государства, с которым заигрывают многие мировые державы. Не отступая ни перед никакими препятствиями, Далай Лама организовал пятьдесят три тибетских поселения в Индии и Непале, создал институты сохранения искусства его страны, ее священных текстов и медицинских традиций. В последние годы он начал, подобно папе Иоанну Павлу Второму, много путешествовать по миру, читая лекции в Гарварде, встречаясь с папой и заботясь о своей пастве, будь то неграмотный крестьянин или американский актер Ричард Гир, изучающий буддизм с 1982 года. Всегда стремясь во всем видеть лучшее, Далай Лама считает, что в некоторых отношениях изгнание стало для него благословением. «Пока мы находились в Тибете, церемониальная деятельность отнимала очень много времени, по сути, не принося никаких результатов. Сейчас такого уже нет. Я думаю, это хорошо. Превратившись в беженцев, мы стали реалистами. Теперь нет смысла притворяться».
Многие молодые тибетцы предпочли бы иметь более воинственного правителя. Сердито отмечая, что только в Центральном Тибете более трех тысяч политических заключенных и что Пекин держит на «крыше мира» войска численностью по крайней мере в триста тысяч человек, они проповедуют насилие. Но Далай Лама отказывается проявлять горячность в своих решениях и поступках. «Позволив однажды гневу охватить ваш ум, — замечает он задумчиво, — вы теряете контроль над ситуацией. Вы приближаетесь к безумию. Вы не можете принимать правильные решения и видеть реальность такой, какова она есть. Но если ваш ум спокоен и уравновешен, то вы будете видеть истинное положение вещей. Я думаю, все политики должны обладать такого рода терпением. По сравнению со многими предыдущими советскими лидерами Горбачев, к примеру, гораздо более спокоен, как мне кажется. Таким образом, его действия будут гораздо более эффективными».
Пацифизм, однако, не означает пассивности. «В конечном итоге, — продолжает он, — китайцам придется осознать, что Тибет — это отдельное государство. Если бы Тибет в действительности являлся частью Китая, тогда понравилось бы это тибетцам или нет, но им пришлось бы смириться. Однако дело обстоит иначе. Так что у нас есть все основания заявлять о своих правах».
