Мы выпадаем во фрустрацию, когда не в состоянии «остаться» с несущими полноту переживаниями, а это выражается на более тонком уровне в том, что «я» — это в основе своей «уводящая в сторону» тенденция. Оно не может оставаться с ядром переживания, поскольку «я» есть продолжающаяся консолидация. В начале оно «выступает», как познающий; затем оно чувствует себя незавершенным или неполным и оглядывается вокруг с намерением узнать и обозначить то, что оно находит «хорошим» или «плохим». Когда установлен этот шаблон, «я» естественно двигается «наружу», чтобы попытаться «окопаться» и «получить» удовлетворение.
Если мы сможем использовать больше «познавательности» и благодаря этому видеть сквозь «движение» времени, мы обнаружим, что как «положительные», так и «отрицательные» эмоциональные состояния, так различенные, являются неуравновешенными и «негативными». Далее мы сможем увидеть, что у них есть и более глубокий уровень, обычно затемненный «движением», но который мог бы быть весьма положительным и давать ощущение полноты. Поэтому вызов, перед лицом которого мы оказываемся, — это не только прорыв через эмоции и виды осознавания, обычно обозначаемые как «плохие», с тем, чтобы мы могли обосноваться в «хороших». Скорее, мы должны учиться пробиваться через нездоровое качество всякого переживания, чтобы полнее оценить здоровый аспект, который всегда есть.
Даже такое положительное переживание, как любовь, обладает нездоровым аспектом. Поэтому, чтобы найти полноту, мы должны заново подвергнуть проверке все то, что обычно чувствуем как положительное. Часто нашим чувствам присуще ориентированное на «я» качество хватания, которое мы обычно не замечаем. Тенденция «я» ухватиться, оттянуть в сторону есть в действительности вулканическое покрытие (натеки лавы), оставившее «ниже» себя прерывистое, слоистое состояние.
Есть три главных слоя, входящих как в любовь, так и во всякое другое чувство, хотя только один из этих слоев — «поверхностный» — воспринимается «я». В случае любви этот поверхностный слой обычно представляется до конца положительным и характеризуется глубоким участием, открытостью и радостью. Но с большей познавательностью мы можем увидеть второй слой, заключающий в себе более мощные энергии, который, не будучи должным образом узнан поверхностным видением «я», стал противоречием первому уровню и оказывает поэтому не отмечаемое, но мощное «негативное» влияние. Эти энергии находятся в резком контрасте с плодотворным качеством любви первого уровня. Они агрессивны, нестерпимы и требовательны. И, наконец, «ниже» этого слоя лежит третий пласт, «нейтральный», исполненный тишины, но тем не менее являющийся основанием, позволяющим стратификации (слоению) развиваться в положительных и отрицательных направлениях.
По контрасту с любовью чувство гнева имеет своим более явным поверхностным слоем «негативный» пласт, включающий центрированность на себе, нетерпение и т. д. Но его второй слой в действительности довольно «положительный», поскольку он имеет острый проницательный характер, который мог бы стать очень полезным.
Общий «положительный» или «отрицательный» заряд, который, как кажется, имеют разные эмоции, обязан относительному процентному содержанию их более тонких «положительных», «отрицательных» и нейтральных слоев. Различные составы таких слоев составляют то, что мы полагаем в качестве наших личностей. Эти составы таковы, что порождают личности с общими характерами проницательности, спокойствия, любви, тупости и так далее. Но какой бы ни была доминирующая характеристика или характеристика поверхностного уровня, она включает в себя стратификацию (слоистость), влекущую за собой недостаток интеграции наших переживаний и личностей, что часто ведет к большой неудовлетворенности и даже к дезориентации.
Однако, хотя «я» и вне контакта с более глубокими слоями или оно и есть чистое состояние «бытия вне контакта» (затем создающее расслоенное состояние), эти три пласта тем не менее — Пространство-ВремяЗнание, «совершенная познавательность» все еще остается с ними и внутри них — она никогда не остается в стороне. Поскольку эта «познавательность» пребывает в контакте с ними, она может использовать их все целостно и до конца положительно. Нет ничего «снаружи», невидимого и неучтенного, что могло бы оказаться недоступным. Но для того чтобы реализовать это в наших жизнях, нам нужно «откупорить» эту познавательность. Иначе темы ориентированной на «я» тенденции берут верх: тонкое захватывание и уплотнение, итоговая установка, утверждающая «внешний» опыт, навешивание ярлыков, попытка «получить» содержание переживания и акцент на актах «познавания» и «пребывания в счастье». Название и занятость «содержанием» затемняют полноту, доступную для «познавания», остающегося «в» опыте с самого начала и не являющегося отдельным актом или событием.
Когда мы оцениваем свой опыт в терминах принятых нами наименований, мы теряем возможность найти более глубокую ценность. С одной стороны, мы можем увидеть только то, на что соответствующие имена нам указывают, а с другой — у нас нет слов, чтобы выразить или поддержать новые подходы в интерпретации или в отношении к «известным» опытам. «Я» навешивает ярлыки, а ярлыки увековечивают пребывание «я» в знакомой области, не неся тем самым «я» какой-либо реальной помощи.
Эта тенденция именования фактически выходит даже за пределы того общего вызываемого ею тренда фрустрации, поскольку она ведет к ненужному умножению негативных ярлыков и «нежелательных» переживаний. Хотя возникают многие виды осознавания и переживания, фактически несущие крайне полезные и проникающие энергии, из-за того, что они слишком динамичны и необычны для консервативного «я», они кажутся угрожающими и соответственно обозначаются как «паранойя», «шизофрения» и т. д. Если мы находим себя в средоточии таких энергий, мы тотчас обозначаем их согласно диктату общепринятой договоренности, теряя из виду их внутреннюю ценность и расстраиваясь по поводу того, что мы «шизофреники». Мы можем больше пострадать от потери ориентации вследствие отождествления с ассоциациями наших ярлыков, чем от потенций самих переживаний. Этим и многими другими путями мы превращаем сферу своего опыта в испещренную и холодную ледяную пустыню, «под» которой продолжает течь река энергии, несущая возможность утешения и обновления.
Эта бодрящая энергия на самом деле — не в глубинах или ниже общепринятых поверхностей, но это, вероятно, простейший способ представить ее вначале. Однако ее откупоривание нельзя произвести, ни докапываясь до нее, ни пытаясь заставить «я» остаться в контакте с ней. Скорее, ударение следует сделать на том, чтобы позволить дополнить узкую изоляционистскую точку зрения «я» (с ее акцентом на отдельные акты познавания) более широким и непрерывным участием более высокой «познавательности». Эта «познавательность» равновесно охватывает все грани обычной видимости, и в этом смысле она «в» опыте, а опыт «в» ней. Согласно этому видению ни одного аспекта опыта нет «вне» или независимо от познавательности. Все теперь «внутри». Посредством этой «познавательности», которая есть «во» всех психологических энергиях, мы можем свершить некоторый вид естественной алхимии и трансформировать обычно мучительные эмоции и тенденции. Такая «трансформация» необязательно требует изменений, а просто ведет к тому, чтобы быть в энергиях, которые мы есть.
Такой подход к интеграции и равновесию значительно эффективнее терапий, рассматривающих «лечение» как «изменение». Если мы намерены изменить что-то, ясно, что мы не в этом.
Терапии, которые добиваются повторного проживания или проработки травм, успешны в действительности настолько, насколько успешны, потому что они заключают в себе степень контакта с познавательностью, которая есть в травматических чувствах. Если это понятно, тогда терапия может продвигаться непосредственно и не будет зависеть от попыток втолкнуть «я» в эти чувства, ибо этот последний подход все еще, как утверждается, состоит в перемещении чего-то, что находится «снаружи». Лучше обратиться к исцеляющему качеству, которое уже присутствует и отзывчиво к более положительным измерениям того, что кажется «мучительным».
Если посредством этой «познавательности» мы сможем остаться внутри того, что нас тревожит, только несколько минут, мы можем трансформировать его негативное влияние. А затем, сделав его «положительным», мы можем использовать познавательность для расширения времени так, что сможем радоваться этой положительной ситуации, сколько захотим.
В качестве примера этих моментов мы можем рассмотреть чувство «любви». Любовь несет полноту; она вдохновляет на открытый, честный, свободно текущий вид бытия. И тем не менее часто оказывается, что она сопровождается сильными эмоциональными поворотами и проблемами. Очевидно, вовлекается что-то более тонкое, что примешивается к положительному качеству любви. Это тонкое вмешательство обязано тому, что любовь возникает из фундаментального характера голода, присущего тенденции «я» к «консолидированию». Наша любовь основывается на глубоко внедрившемся чувстве утраты равновесия и жажде получать.
