Ознакомительная версия.
Рассмотрим теперь следующий стих:
И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня — и меня нет. (Иов. 7, 21)
Если вдуматься, становится ясным, что тут говорится о том, что после смерти нельзя будет обнаружить Иова именно на земле: его тело «станет прахом»; о последующей же судьбе души здесь ничего не сказано.
Можно остановиться и на следующих стихах:
Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился.
Прежде, нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной,
В страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма. (Иов. 10, 20–22)
Здесь Иов упоминает о «стране тьмы и сени смертной», т. е. об известном и из других библейских описаний Шеоле — «преисподней», которая, однако, везде изображается не как безмолвная могила, а именно как «царство мертвых» или «темница духов», т. е. место заключения душ, осознающих свою вину и искупающих ее пред Богом (см., например, Ис. 14, 9-11; Иез. 32, 21 и 31; I Петр. 3, 18–20). Почему же Иов говорит, что «уже не возвратится» из «страны мрака» (10, 21–22)? По-видимому, исходя из того, что Бог карает его якобы безо всякой вины в земной жизни, Иов заключает, что и в жизни послесмертной он тоже будет подвергнут «неправедному» наказанию — возможно, вечному. Однако это наказание, заключающееся в пребывании в полном мраке, он предпочитает мукам земным, сопряженным как с болью утрат, так и со страданиями физическими. Обратим также внимание на следующий факт: по мнению Иова, душа в «стране мрака» ощущает, что там «темно, как самая тьма», и, следовательно, страдает от отсутствия света; а ведь последнее было бы ей безразлично, если бы она полностью лишилась чувствительности.
Остановимся еще на следующем высказывании Иова:
…Так человек ляжет и не станет; по скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего.
О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне!
Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена. (Иов. 14, 12–14)
Стих 12 свидетельствует о сомнении Иова в том, что человек возвратится к земному существованию «до скончания неба»; однако эти слова можно сравнить с его же высказыванием о «возвращении во чрево матери» (Иов. 1, 21), т. е. о перевоплощении души. О неуверенности Иова в данном вопросе, о его колебании свидетельствуют и полные сомнения слова:
Когда умрет человек, то будет ли он опять жить?.. (Иов. 14, 14)
А о вере (хотя и нетвердой) в возможность возвращения из преисподней говорит его пожелание:
О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне! (Иов. 14, 13)
Здесь определенно выражается надежда, что после временного наказания в Шеоле последует «выход» из этой загробной темницы и возврат к земной жизни. А соразмерность наказания такого рода земным преступлениям отражена в упоминаниях о «свитке», содержащем запись «беззакония», и о «покрытии вины» путем посмертной кары:
…В свитке было бы запечатано беззаконие мое, и Ты закрыл бы вину мою. (Иов. 14, 17)
О состоянии грешника после смерти Иов, однако, говорит и более определенно:
…Вода стирает камни; разлив ее смывает земную пыль: так и надежду человека Ты уничтожаешь.
Теснишь его до конца, и он уходит; изменяешь ему лицо и отсылаешь его.
В чести ли дети его — он не знает, унижены ли — он не замечает;
Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает. (Иов. 14, 19–22)
Здесь явственно подчеркиваются два факта: с одной стороны, телесная смерть человека-грешника («надежду человека… Ты уничтожаешь… теснишь его до конца… отсылаешь его»); а с другой — сохранение им способности испытывать мучения в Шеоле, имеющие не только духовную природу, но и подобие физической:
…Но плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает. (Иов. 14, 22)
— ср. в Евангелии о мучающихся в геенне, хотя и «бестелесных»: «И в аде, будучи в муках… возопив, сказал:…я мучаюсь в пламени сем» (Лук. 16, 23–24); также следующее: «…где червь их не умирает и огонь не угасает» (Марк. 9, 44; ср. также о червях — Ис. 14, 11, а об огне — Ис. 1, 31).
В другом месте своих речей Иов утверждает, что, умирая, отойдет «в путь невозвратный» (16, 22). О его колебаниях относительно возможности возвращения к земной жизни после смерти мы уже упоминали; они слышатся и здесь. Однако подчеркнем, что представление об уходе в «царство мертвых» как о безвозвратной дороге отнюдь не свидетельствует о вере в «окончательное умирание», когда душа лишается возможности помнить, мыслить и чувствовать. Здесь говорится лишь о невозможности для нее вернуться на землю.
Сказанное относится и к следующему стиху — о надежде Иова:
В преисподнюю сойдет она и будет покоиться со мною в прахе. (Иов. 17, 16)
Именно земная надежда Иова — на исправление его обстоятельств, улучшение земной жизни — может оказаться неосуществимой; однако сам Иов окажется в том самом Шеоле, о пребывании в котором мы уже сказали достаточно.
Зададим вопрос: есть ли в Писании какие-либо еще свидетельства того, что человек может жить неоднократно? Что происходящее в этой жизни с каждым из нас может быть не началом и не концом, а «средним звеном» событий, исток которых — в прежних существованиях, продолжение — в будущих? То, что «сюжет» нашего земного бытия найдет завершение в будущей жизни, подтвердит любой верующий, зная, что тогда наступит срок воздаяния, будет суд Божий. А вот события, предшествовавшие данному бытию, для большинства неведомы и непостижимы. Так что же говорит на этот счет Писание?
Как только такой вопрос задается всерьез, мы быстро и с удивлением обнаруживаем, что Писание во многих местах рассматривает и греховность человека, и его праведность в качестве чего-то заложенного изначально, словно бы один человек приходит в наш мир уже предрасположенным ко греху, в то время как другой — к праведности, к дальнейшему очищению и восхождению. Можно ли найти объяснение этому в учении о первородном грехе? Не противоречит ли столь разное состояние душ, приходящих в земной мир, той доктрине, согласно которой все люди в равной мере наследуют Адамов грех? Неужели может один человек в большей степени унаследовать грех Адама (и, следовательно, наказание за него), чем другой?
Рассмотрим в этом свете некоторые места Писания. Например, такое:
С самого рождения отступили нечестивые, от утробы матери заблуждаются, говоря ложь. (Пс. 57, 4)
С точки зрения обычного догматического подхода к Писанию стих выглядит очень странно: ведь человек, рождаясь на свет, обременен Адамовым грехом в той же степени, что и все прочие люди. Стало быть, не может быть тех, кто «отступил с самого рождения» в большей мере, чем все прочие! Но ведь Писание недвусмысленно говорит: «С самого рождения отступили нечестивые…», т. е. когда они родились, то уже были отступниками! Вывод только один: эти нечестивые совершали преступления и беззакония еще в прошлом своем существовании. Они вновь пришли на землю, уже отягощенные прежним злом, и им дается возможность его исправить.
Другое подобное место находится в Книге Исаии. Пророк обращается к некоему человеку, олицетворяющему всех отступников от Бога в израильском народе:
Ты и не слыхал и не знал об этом, и ухо твое не было прежде открыто; ибо Я знал, что ты поступишь вероломно, и от самого чрева матернеготы прозван отступником. (Ис. 48, 8)
Здесь имеется в виду, что Бог скрывает Свои тайны от того, кто является отступником с самого рождения. Потому что если бы «ухо» таких отступников было «открыто», они были бы виновны еще более, ведь
Раб… который знал волю господина своего… бит будет много… (Лук. 12, 47)
Таким образом, Бог многое таит от подобных людей, дабы не отягощать их дополнительной виной. Сказано:
…И от самого чрева матернего ты прозван отступником. (Ис. 48, 8)
— т. е. ты пришел в этот мир уже склонным к отступничеству, к вероломству. Подобную склонность человек уже где-то приобрел, прежде чем родился на Земле…
Далее пророк говорит о себе (хотя в его словах содержится и предсказание, относящееся к Мессии):
Слушайте меня, острова, и внимайте, народы дальние: Господь призвал меня от чрева, от утробы матери моей называл имя мое… (Ис. 49, 1)
Пророк был призван Господом «от чрева». Те, о ком мы говорили прежде, «от чрева матери» прозваны отступниками, а пророк к своей миссии тоже призван «от чрева… матери». Спрашивается, почему одна душа пребывает в столь очищенном состоянии, что Бог избирает ее «от чрева матери», а другая — отягощена такими преступлениями, что ей многие повеления Божьи не открываются, чтобы она еще более не погрязла в нечестии?! И если душа младенца рассматривается как tabula rasa — чистая дощечка, чистый лист, то традиционные догматические объяснения здесь «не работают».
Ознакомительная версия.
