Глава 41. Жена изгнанника
«Сотворим ему помощника, соответственного ему».
Быт. 2:18
На следующий день они сидели в поезде, идущем из Иркутска на запад, и тихо беседовали. Она рассказывала ему о своей жизни, работе для Господа.
— Вот тогда было весело. Мы много пели. Это была весна духовной жизни.
— И как же вы решились замуж выйти? — спросил Лева. — Ведь написано, что замужняя заботится не о Господнем, а о том, чтобы угодить мужу.
— Да, я, брат, это знала. Мы, сестры молодые, тогда беседовали об этом. И безусловно, когда верующая выходит замуж за неверующего, то ее заботы о Господнем кончаются: ведь муж-то не Господень. А вот, если верующая выходит за верующего, и муж — настоящий христианин, то она, заботясь о нем, заботится о Господнем, потому что муж живет Господом, Правильно, брат?
— Да, пожалуй, правильно, — согласился Лева.
— Тем более, войдите в мое положение. Разве я не понимала, что выходя замуж за него, ревностного труженика, не буду носить тот же терновый венец, что и он? Понимала и согласилась на это, зная, что буду идти узким путем.
— И вы не раскаиваетесь теперь в этом? — спросил Лева.
— Нисколько! — сказал она, смотря на него спокойными, кроткими глазами. И, покачивая малютку, нагнувшись над ним, произнесла:
— Нам дано не только веровать, но и страдать за Него.
Лева с восхищением смотрел на нее. Да, эти страдания и разлуки — проверка веры, и не только тех, кто сидит за решеткой, но и их жен, матерей, детей. И в огне испытания они становятся драгоценнее золота. Вот она, эта простая женщина, сидит с ним рядом, качает, кормит младенца, едет к изгнаннику-мужу, и ни слова возмущения, горечи, ропота. Полное спокойствие веры, крепкая надежда, что все в руках Божиих. Горячая любовь к Богу, к ближним… Да, эта простая женщина — героиня веры,
Сойдя на станции, они направились в местечко Усолье.
— Что вы хотите нести, брат, корзинку или ребенка?
— Да, что потяжелее, — ответил Лева.
— Они пожалуй, одинакового веса, — сказала женщина, приподнимая брови, как бы сравнивай тяжести.
— Тогда давайте ребенка — сказал Лева,
— А вы умеете? Приходилось?
— Не умею, не приходилось, — сказал, признаваясь, Лева. — А вы научите.
Мать бережно подала ему ребенка, показывая, как удобнее держать. Без привычки нести ребенка Леве стоило большого напряжения. Он все думала, может быть, он не так удобно держит его, и боялся, как бы не споткнуться, не упасть. В то же время это доставляло ему необыкновенное удовольствие. «Несу сына заключенного, который его еще не видел, — думал он. — Помогать матери — как это хорошо!»
Усолье, живописно расположенное на берегу реки, славилось соляными шахтами. Среди рабочих были и верующие, у которых они остановились переночевать, с тем чтобы на следующее утро, перебравшись через реку, углубиться в тайгу.
Леву особенно радовало, что верующие с большой любовью и заботой приняли жену заключенного брата. Каждая сестра хотела понянчить ребенка, все любовались им.
Вечером ребенок спокойно уснул. Перед сном много горячих молитв вознеслось за заключенных, за их семьи. Любовь, любовь во всем видел Лева. И, засыпая, он особенно чувствовал боль за тех людей, которые не понимают этой любви, клеймят верующих и всячески стараются расправиться с ними.
Когда утром он проснулся, то, независимо от его воли, в сердце звучал гимн:
Горько плакал Великий, Могучий Христос.
Слезы горя на землю ронял…
Сильной воин любви, не стыдился Он слез…
Нет, Я плачу о вас;
Я лью Свои слезы и кровь,
Но Я вижу, что вам непонятна любовь,
За нее Вы распнете Меня…
Когда Лева умывался, мелькали мысли: им непонятна любовь, они не хотят знать Христа, они распинают Его. Но можно ли сердиться на них за это? Отче, прости им, ибо не знают, что делают, ссылая лучших братьев, лишая жен мужей, детей — отцов.
День выдался чудесный, какие нередко бывают осенью, прежде чем погода окончательно испортится и начнутся дожди. Солнце приятно грело, воздух был как-то особенно легок, свободно дышалось. Ветерок не качал даже вершины высоких слей. Переправиться через реку на пароме и идти тайгой — было одно удовольствие. Тем более, что он дорогой мог беседовать с сестрой. Они двигались не торопясь, часто отдыхали. Мать пеленала и кормила сына. Холмы, покрытые лесом, были кругом. Дорога вилась между ними, уходя все дальше и дальше. Часто Лева, привыкший ходить быстро, удалялся от сестры и потом, покачивая младенца, дожидался ее. Лева был плохой певец, сестра же прекрасно пела, поэтому дорогой он несколько раз просил ее спеть, сам же только слушал.
— Ну, спойте, сестра, — говорил он. — С песней легче идти.
— О чем же вам спеть?
— О том, что у вас на душе.
Она запела:
— Мы бодрей на жизненном пути пойдем,
Если будем доверять Иисусу.
Просветлеет путь тогда, радость будет навсегда,
Не смутит враг никогда,
Если будем доверять Иисусу.
Уже темнело, и тайга погружалась во мрак. Лишь вырисовывались на фоне неба зубчатые вершины гор, когда, наконец, дорога стала спускаться куда-то вниз, и перед ними в тайге открылась маленькая Александровка. Как говорили, эту деревушку основали в прошлом оставшиеся на поселение каторжане, возможно, декабристы. И в этой небольшой далекой деревне уже тлела искра доброго света и огня. Обратилась ко Христу одна женщина, которую и стали искать Лева с сестрой.
— Вы не знаете, тут должна быть одна верующая женщина? — обратилась она к старушке.
— Да мы все — верующие, — отвечала она.
— Да, такая, что по Евангелию живет.
— А, это зобатая баптистка! Вот идите в ту избу, — махнула рукой старушка.
Сестра оказалась дома и радостно приняла их.
— Проходите, проходите, гости дорогие! Вот Господь послал! Прозвище «зобатая» дано было ей не напрасно. У нее на шее был зоб, величиной с детскую головку.
Узнав, что прибывшая с малюткой, есть жена брата К., она особенно обрадовалась.
— А ведь он бесконвойный, часто у меня бывает. Такой бодрый, все про вас рассказывает. «Жди. — говорит, — жену с ребенком».
Хозяйка угостила прибывших парным молоком и свежим, душистым хлебом своего изготовления. И Лева, и сестра с аппетитом поели с дороги.
— Чудно Господь делает! — заметал Лева. — Вот сколько я ни путешествую, везде есть родные, так что у чужих останавливаться почти не приходится.
— Да, брат, — сказала хозяйка, — это мое служение. Вот бывало, когда братьев не сажали, я так тосковала, думала, — ну зачем я живу в такой глуши? Нет от меня пользы. А вот теперь и братья заключенные ко мне ходят, и приезжающие на свидание у меня останавливаются, и поем, и беседуем, и молимся. Благодать одна. Оказалось, и я нужна Господу!..
Глава 42. Узники централа (Александровский централ)
«Верою побеждали…»
Евр. 11:33
Рано утром сестра пошла и сообщила через дежурную охрану, что к К. приехала жена. Он тотчас же прибежал и бросился обнимать жену и подбрасывать маленького сына. Увидев же Леву, он еще более развеселился, обнял его и поцеловал.
— Вот это чудесно! И как вы вовремя прибыли! И, наклонившись к уху Левы, он шепнул:
— Этой ночью у нас будет здесь вечеря Господня.
— А ведь работа у меня здесь интересная, — сказал он громко. Ведь я — специалист по пожарной охране и теперь фактически руковожу в централе всем этим делом. Пожарка — то у нас как раз напротив централа, и я целый день хожу по воле…
Рассказывая, он почти не оставался на одном месте, постоянно жестикулировал. Это был весьма энергичный, подвижный человек, южного темперамента. Сестра усадила всех за стол, и, хотя брат-пожарник и уверял, что он уже позавтракал, она накормила его тоже.
— А мне все-таки нужно на работу, — сказал он. — А, ты, брат, — обратился он к Леве, — пойдем со мной. Посмотришь, как мы работаем. К тому же у тебя такой вид, что ты похож на заключенного. Так что, внимания не обратят.
Он показал ему пожарный сарай, машины. Все пожарники были на своих местах, во всем чувствовался порядок и дисциплина.
— У меня, брат, дело идет слаженно, — рассказывал он Леве. — И вот мой принцип. Он указал на плакатик, написанный от руки, висевший над столом: «Один за всех, и все за одного». Безусловно, его здесь любили и уважали.
Он рассказывал Леве, как по тревоге они вскакивают и готовы ехать немедленно. Брюки заправлены в сапоги, так что пожарник сразу попадает одновременно ив брюки, и в сапоги, застегивается — и готов.
Обойдя все, что положено, он сел с Левой на ближайшем холме, и пошла искренняя беседа. Лева рассказал о своем призвании, посещениях, стремлениях быть там, «где трудно дышится, где горе слышится». Брат К., оказалось, любил Некрасова. Он писал стихи и, подражая Некрасову, написал одноименную поэму: «Кому на Руси жить хорошо», но только с духовным уклоном. Благодаря своей работе, он был в курсе жизни заключенных всего Александровского централа и знал, где находятся какие братья и сестры, всячески старался облегчить их участь. Александровский централ не вмещал всех заключенных, поэтому вблизи были построены для них особые бараки, обнесенные колючей проволокой.
