Василий Великий - Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы

Если Сын покоряется Отцу по Божеству, то покорился бы Ему от начала, как от начала и был Богом. Если же в начале не покорился, но покорится впоследствии, то по человечеству – за нас, а не по Божеству – за Себя.

Если Сыну, Который есть Бог, по вочеловечении за послушание даровал Отец имя, еже паче всякаго имене, и всяк язык исповедал Его Господом, то до вочеловечения не имел Он имени, еже паче всякаго имене, и не был исповедуем всеми, что Он Господь. А посему по вочеловечении стал Он больше, нежели каким был до вочеловечения, что нелепо. Сему же месту подобно и следующее: Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28:18). Поэтому изречения сии разуметь должно о человечестве, а не о Божестве.

Большее называется большим или по величине, или по времени, или по достоинству, или по силе, или как причина. Но нельзя сказать, что Отец больше Сына величиной, потому что бестелесен. Не больше и по времени, ибо Сын – Создатель времен. Не больше и по достоинству; ибо не стал тем, чем прежде не был. Не больше и по силе, ибо яже Отец творит, сия и Сын такожде творит (Ин. 5:19).

«Болий» указывает на честь, воздаваемую Сыном Отцу, а не на унижение Сына

Не больше и как причина, потому что одинаково больше Его и нас, если только Он такая же причина Его, как и нас. Посему сказанное показывает более честь, воздаваемую Сыном Отцу, нежели унижение Сказавшего. Притом большее не непременно иносущно, ибо говорится, что человек больше человека, конь больше коня. Поэтому хотя и говорится, что Отец больше, но не следует из сего, что Он иной сущности. Вообще же сравнения употребляются между единосущными, а не иносущными. Хотя говорится, что человек больше бессловесного или бессловесное больше бездушного, но не собственно; собственно же, человек больше человека и бессловесное больше бессловесного. Посему Отец единосущен Сыну, хотя и говорится, что больше Сына.

Если Сын – Создатель всяческих, а времени Суда не знает, то Он не знает того, что создал, ибо сказал, что не знает не Суда, но времени. И ужели же сие не странно?

Если Сын не имеет ведения о всем том, о чем имеет ведение Отец, то солгал Сказавший: Вся, елика имать Отец, Моя суть (Ин. 16:15), и еще: якоже Отец знает Мя, и Аз знаю Отца (Ин. 10:15). Если же иное дело – знать Отца и иное – знать принадлежащее Отцу, знать же Отца – больше, нежели знать принадлежащее Отцу (потому что всякий больше принадлежащего ему), то Сын, зная большее (ибо сказано: никтоже знает Отца токмо Сын – Мф. 11:27), не знал бы меньшего, что невозможно.

Итак, умолчал Он о времени Суда потому только, что не полезно было людям слышать о сем; ибо всегдашнее ожидание делает более ревностными в благочестии, а знание, что до Суда еще далеко, сделало бы более нерадивыми в благочестии, по надежде, что можно спастись, покаявшись впоследствии. Да и возможно ли, чтобы Ведавший все, что будет до оного часа (ибо все сие сказал), не знал этого часа? Иначе напрасно и апостол сказал: в Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2:3).

Если Дух Святой, испытующий глубины Божии (см. 1 Кор. 2:10), не может не знать того, что Божие, а Сын не знает сего, то, на основании их учения, Дух Святой более Сына, хотя они не желают признавать Его и равным Сыну [644].

Если Сын истинно говорил: Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия, то не только обнаружил Свою боязнь и немощь, но и думал, что есть нечто невозможное и для Отца. Ибо слова аще возможно показывали сомневающегося, а не уверенного, что Отец может спасти Его. Почему же бы Дарующий жизнь мертвым не мог тем паче сохранить жизнь живым? Для чего Воскресивший Лазаря и многих мертвых не дает жизни Сам Себе, но просит жизни у Отца, со страхом говоря: Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия? И если не по Своей воле умер, то не смирил Себя и не был послушлив Отцу даже до смерти (Флп. 2:8), то не Сам Себя предал, как говорит апостол: давшаго Себе избавление по гресех наших (ср. Гал. 1:4; 1 Тим. 2:6). Если же умер по Своей воле, то для чего было нужно говорить: Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия? Посему слова сии разуметь должно не о Нем, но о тех, которые имели согрешить против Него, чтобы они не согрешили. За них и распятый говорил Он: Отче, отпусти им: не ведят бо, что творят (Лк. 23:34). Поэтому сказанного по домостроительству не должно принимать за сказанное просто.

Если Сын живет Отца ради, то живет ради другого, а не ради Себя. Но кто живет ради другого, тот не может быть источной жизнью. Ибо святой по благодати не источно свят. Посему ложно сказал Сын: Аз есмь живот (Ин. 11:25); и еще: тако и Сын, ихже хощет, живит (Ин. 5:21). Поэтому сказанное разуметь должно о человечестве, а не о Божестве.

Если самовластное лучше подвластного, а человек самовластен, Сын же Божий подвластен, то человек лучше Сына, что нелепо. И если подвластный не может творить самовластными, ибо чего сам не имеет, не может того и другим дать по своему изволению, то Спаситель, сотворивший нас самовластными, не может быть [Сам] кому-либо подвластным.

Если Спаситель ничего не мог творить Сам Собой, но творил по повелению Отца, то Он ни благ, ни худ, потому что не виновен ни в чем происшедшем. И не явная ли нелепость, когда люди свободно творят добро и зло, Сыну, будучи Богом, ничего [невозможно] не творить свободно?

Говорят: «Если Спаситель — лоза, мы же рождие, а Отец делатель (Ин. 15:1, 5); рождие же единоприродны с лозой, лоза же не единоприродна с делателем, то, во-первых, Сын единоприроден с нами и мы – часть Его, а во-вторых, Он не единоприроден с Отцом, напротив того, во всем с Ним инаков». Мы [на это] скажем им, что Спаситель назвал нас рождием не Божества Своего, но плоти Своей, по словам апостола, который сказал: мы тело Христово, и уди от части (1 Кор. 12:27); и еще: Не весте ли, яко телеса ваша удове Христовы суть (1 Кор. 6:15)? И в другом месте: яков перстный, такови и перстнии; и яков небесный, тацы же и небеснии: и якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго (1 Кор. 15:48, 49).

Если мужу глава Христос, глава же Христу Бог (1 Кор. 11:3), а человек не единосущен Христу Богу [645] (потому что не Бог), но Христос единосущен Богу (потому что Бог), то значит, что Христос не в том же смысле глава мужу, в каком Бог глава Христу. Ибо природа твари и Творческое Божество не сходятся в одном и том же.

Поэтому Бог глава Христу, как Отец; а Христос – наша глава, как Творец. Ежели есть на то воля Отца, что бы мы веровали в Сына Его: Се же есть воля Пославшаго Мя, да всяк видяй Сына и веруяй в Него имать живот вечный (Ин. 6:40), то Сын – не Сын воли: иначе оказывается, что мы веруем в Него, или вместе с Ним, или прежде Него.

Если Спаситель не благ, то, по необходимости, зол, потому что прост и не дает в Себе места чему-либо среднему. Но сообразно ли с чем-нибудь – Творцу благих быть злым? И если жизнь есть благо, а слова Сына суть жизнь, как Сам Он сказал: глаголы, яже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть (Ин. 6:63), то почему же, услышав от фарисея: Учителю благий, говорит Он: никтоже благ, токмо един Бог (Мф. 19:16; Мк. 10:17; Лк. 18:18)? Он сказал: никтоже благ, когда услышал не только: благий, но — учителю благий. Поэтому отвечал по сказанному в Евангелии, как искушавшему Его или как не знавшему, что Он – благой Бог, а не просто благой учитель.