И в завершении этой чуждой для пресыщенных демократией и еврейскими рассуждениями о равенстве, господ и даже дам, мысли, отмечу, что и евреи не избежали той напасти, что зовём мы «хреновой наследственностью». В науках точных и гуманитарных, за фортепиано или у дирижёрского пульта, отметились и продолжают подло нагнетать превосходство, только ашкенази, белые, белые, иногда облупленные от непривычного «островного» солнца. А наши братья из восточных земель и африканских пустынь, хорошо плетут макраме, неплохо жарят требуху и поют отвратительными голосами, волчьи какие-то песни. Это на мой вкус, а им нравится! Торговаться с ними, очень страшно, из-за стонов и закатывания глаз. Они требуют себе быстро стул, из-за ужасных прыжков давления, от которых намеренны погибнуть прямо сейчас уже много лет подряд. Вот, такой театр, одного великого, но очень жадного актёра. Во всём остальном, — увы! Зато у них есть два уникальных преимущества, с которыми проблема у евреев из Европы. Это, во-первых, открытые, огромные, может быть чуть-чуть наивные, но добрые и золотые сердца! А второе, их преимущество, в том, что девочки у них хоть куда! Мне, лично, хочется такую цацу, поставить на этажерку, и чтоб стояла тихо, боясь навернуться оттудова, и глазеть на нея. И ходить вокруг напряжённо, и мявкать, как кот. И улучшать породу. Улучшать породу неустанно, изо всех уже последних, но ещё сил! Эх, мечты, мечты, спохватился старикашка!
Некий «психолог- мерзавец», Ф. Гальтон, в своё время ввел понятие «евгеники» для обозначения научной и практической деятельности по выведению улучшенных пород скота, и охране природных качеств белого, естественно, человека. Ну, он был расист, так расист! Я, как еврей, должен был бы отвергнуть все расовые теории с омерзением, невзирая на очевидные факты! И отталкиваю, в той части, что разница между всеми потомками Ноя хоть и есть, но не может, служить поводом для угнетения и тупых репрессий. Какие никакие, а братья, всё-таки, дальние-дальние, но очень похожие и не только внешне, родственники. Зачем же братиков мучить? Незачем их мучить, их учить надо и всякими разнообразными напастями тренировать, для убыстрения их внутричерепного развития. И никакого настойчивого апартеида, так, небольшой какой-нибудь, терапевтический. Что ж теперь, если белый сахиб, на крепком колониальным солнце, покрывается пузырями и воет потом в своей шёлковой палатке противным голосом, ему что ж, уже нельзя скреститься с пригожей местной гражданкой, чтоб произвесть совместно солнцеустойчивых, симпатичненьких махоньких метисиков? Ай-я-ай, можно, конечно можно! А она то, как рада будет — сахиб полюбил, белый- белый, как труп! Станет ходить по джунглям, задрав нос, пить чай, из блюдца оттопырив меньшой палец и косить по сторонам, не дохнут ли от зависти сердечные подружки? Ну, ему, сахибу то, придётся всё-таки некоторое время потерпеть — ну тупая, она, тупая, ан, ничего, свыкнется сахиб, человеческий век то короткий, и помрёт сахиб с радостью, и всё! А негру, который любит скакать в высоту и прыгать без удержу, или держать толстым черепом удар, от которого белый мальчик станет пожизненным идиотом, ему за это, что, сухожилия пилить и стёсывать драчёвым напильником черепок!? Да ни за что, потому, что любой учёный муж и даже жена, скажут, что в невообразимом прошлом разбежались наши предки в несусветные дали, куда друг от дружки подальше смогли уползти. Одних жарило ненормальное солнце, зато была тень от бананов, и рос не нуждающийся в трудовых буднях, дикий ямс, другие прятались от холода в пещерах, предварительно изгоняя оттуда, с жуткими усилиями и трупами сородичей, кого-нибудь плотоядного бугая. Одни жрали траву, а другие мясо, мясо, мясо! — вот и результат. Когда теперь сбегутся и сольются их потомки в мощную одноцветную струю, совершенно непонятно, тем более что не все чувствуют желание поучаствовать в этом процессе и противятся ему, как лоботомии. А может это и лишнее — в одну то струю? Вряд ли кто в этой струе так сможет хрипеть музыкально, как мой обожаемый Луи! И если, кто из вас расисты проклятые, про него, что-нибудь вроде «нигер гадкий» скажет, то начинайте меня сторонится — целее будете.
И, ещё, скажите, вы детишек, пока они глупенькие, презираете? А кто вам сказал, что главное в особях, это умы? Умы эти, это только степени «Подобия», от коих зависит мощь, или наоборот, «немощь», наших возможностей в продолжение Творения. Никто не говорил, что Образ займёт в человеке одну половину его существа, а Подобие, другую. Никакого, противоестественного дисбаланса возможностей, тут нет. Те кто, далеко продвинулись в развитии своего «Образа», вполне могут отставать в трудах по улучшению заключённого в них «Подобия», они самосовершенствованием заняты, им не до украшения мира. Ежели на кораблик, какой, усадить одних штурманов, умеющих прокладывать замысловатый курс, то потонет он к чёртовой матери, быстро, и безо всяких обидных штормов. Команда нужна разносторонняя, как я.
И матросики нужны палубные, и мускулистые пьющие кочегары, и капитан с «заматерелым» ртом, и официантки стервозные, но в красивых с рюшечками трусах, и охранники, чтоб дырявили метко черепа, лезущим на палубу сомалийцам, и кок усатый нужен, потому что он, душа-человек. Вы мне верьте, я островитянин, и на безбашенных «самолюбов», насмотрелся. Да, мы совсем разные, но с одной любовью в сердце, с жалостью к немощным, и вечным сюсюканье с мелкотой, жертвенностью и страхами. Поэтому надо ждать и потихоньку перемешиваться, метисы то, как правило, умнее одного из своих родителей. Что? Какого конкретно? Нет, не скажу! Ни за что! И не обижайте, пожалуйста, никого, по тому что «ОБРАЗ» в вас должен говорить — «этого нельзя, скотина»!
Густое вино иудейское. «Соблазнительный тупик»
«Вошло вино — вышла тайна»!
Нельзя, к примеру, предпринимать необдуманные шаги, можно влипнуть. Вот как-то раз позвонили мне и говорят «Будет у тебя группа, «КОБАН» называется». «Не будет, отвечаю, — я с ними работать не стану! С таким имечком на картонке, кабанов встречать в аэропорту, чистое самоубийство! Меня ортодоксы закоренелые, ещё в зале прилёта, порвут на толстые куски».
«Через «О» пишется — говорят. Клуб, толи «отвязанных», толи «отмороженных», но точно, банкиров». Я и поехал, урод и влип, хотя был предупрежден! Хотелось мне, видите — ли, про финансы послушать, и вообще, посмотреть на живых банкиров в группе. Эх, повидал то я банкиров, на моём, на жизненном пути, но чтобы они объединялись с какой-то иной целью, кроме наведения пагубы на товарища, не слыхал.
Банкиры оказались смешные: до разговоров со мной снисходили вяло. Если глядели в мою сторону, то только с удивлением в очах: «Ой, а это что такое? О! Оно ещё и разговаривает!?». Я им не очень понравился — такой гибрид катушечного магнитофона и неизвестного им примата. Поскольку речь собственно не о них, закончим тем, что «на чай» после недели работы, один из банкиров, попытался «подарить» мне, аж целых пятьдесят шекелей, то есть то, что я даю приличному официанту за верную службу и наличие соли на столе, даже если я одну лепёшку заказал и макал её в неё. Денег я с него не взял, устыдился — может человек последнее отдаёт, а у него детки! Так и встала перед моими глазами та несчастная старуха со своими двумя лептами! М-да — «Человечество любить легко, человека — труднее».
Ну вот, опять совесть подняла свою змеиную голову, потому что был среди них один умный, образованный и приятный человек по имени Сергей. Но он был производственник с Дальнего востока, кораблестроитель, не банкир какой-нибудь! Что-то в этом есть, а?
Мне, надо сказать, на хороших «Сергеев» везёт необыкновенно, то из Ростова — на — Дону, то из Донбасса, то из Саратова подъезжают — один лучше другого. Как какой Сергей позвонит, и просится на экскурсию, почти никогда не отказываю, сразу говорю: «Я согласен»!
Приехали эти банкиры пробовать наше местное вино. Неделю пробовали, плевались продуктом в специальные кувшины, полоскали свои вкусовые сосочки, в общем, перевили хорошего вина, оскорбительное для живущего во мне алкаша, количество.
Но это всё пустяки. Катаясь по винодельням, я вновь открывал для себя места мной давным-давно позабытые, а то и вовсе невиданные: дикие пейзажи Иудейских гор, обрывы — пропасть слева, пропасть справа, а вокруг, степенные, поросшие, иерусалимской сосной, отвесные скалы и дубовые рощи. Однажды, удалившись в подручные кусты, я нос к носу столкнулся с волчищем, очень смурным и нахальным, который, по-моему, был всё-таки волчица, потому что, натурально, подглядывал. И сказанное царём Соломоном пусть и совсем по другому поводу: «не насытится око зрением», приобрело для меня в этой поездке вполне прикладное звучание. Благодаря неожиданным интересам моих друзей, я подчас оказываюсь в местах хорошо и основательно забытых. Однажды мне позвонил достойнейший, но, к сожалению, очень сильно хворавший коллега, историк-античник. Он желал посмотреть на мозаики изображавшие «Праздник Нила», весьма популярный эллинистический сюжет. И мы отправились в Ципори, а затем в Бейт Шеан, и церковь «умножения хлебов и рыб», что на побережье Галилейского моря. Очарование Израиля ещё и в том, что практически ежедневно, годами, здесь можно не повторяясь, искать и находить удивительные следы, прокатившихся по стране времён. В Ципори, который за свою длинную историю, послужил местом жительства Великих раввинов, столицей для Ирода Агриппы, и аренной кровавых восстаний, находится «вилла Диониса» с потрясающей красоты, мозаичным полом. Там среди других сцен весёлого праздника, изображён прелестный юный лик, прозванный мечтателями «галилейской Монной Лизой».
