Рудольф Штайнер - Хомункулус

Рудольф Штайнер

Хомункулус

*Будучи в 1888 редактором газеты "Немецкий еженедельник (Deutschen Wochenschrift)" в Вене, Рудольф Штайнер написал статью об эпосе "Хомункулус" немецкого поэта Хамерлинга и в которой он объективно высказался об иудаизме. Так как в его книге "Мой жизненный путь (Mein Lebensgang)" имеется ссылка на этот период, когда он был также и частным преподавателем, воспитателем в одной семье в Вене, то здесь сначала приводятся выдержки из этой книги со стр. 144-145 (*Прим. пер.):

Все это, душевную жизнь этой женщины, ее прекрасную самоотдачу своим сыновьям, жизнь семьи в пределах круга дальних родственников и знакомых переживал я. Однако при этом не обошлось без затруднения. Семья была еврейской. Она была во взглядах совершенно свободной от любой ограниченности конфессии, веры и расовой ограниченности. Однако у главы семьи, к которому я был очень расположен, имелась в наличии определенная чувствительность против всех внешних проявлений, которые производились не-евреем над евреями. На это влиял вспыхнувший тогда антисемизм.

Так я принял тогда живое участие в борьбе, которую немцы вели в Австрии за свое национальное существование. Я был приведен к тому, чтобы также заняться исторической и социальной позицией иудаизма. Особенно интенсивным стало это занятие, когда появился "Хомункулус" Хамерлинга. Этот выдающийся немецкий поэт был представлен из-за этого творения большой частью журналистики как антисемит, также даже немецко-националисическими антисемитами был принят как один из своих. Все это мало меня касалось; однако я написал статью о "Хомункулусе", в которой я, как я верил, полностью объективно высказался о позиции иудаизма. Глава семьи, в чьем доме я жил, с которым я сдружился, принял это как особый вид антисемизма. Ни в малейшем не пострадали от этого его дружелюбные чувства ко мне, однако он был затронут глубокой болью. Когда он прочитал статью, предстал он передо мной, полностью изъеденный во внутренней глубине страданием, и сказал мне: "То, что Вы здесь пишите о евреях, вовсе не может подразумеваться в дружелюбном смысле; однако не это есть то, что меня преисполняет, но то, что Вы при тесной связи к нам и нашим друзьям переживания, которые Вас побуждают так писать, могли сделать только у нас".

Глава семьи заблуждался; ибо я судил полностью из духовно исторического обзорного рассмотрения; ничто личное не было влито в мое суждение. Он не мог это так видеть. Он сделал на мои объяснения замечание: "Нет, человек, который воспитывает моих детей, по этой статье, не является никаким 'еврейским другом'". От этого его нельзя было переубедить. Он не думал никакое мгновение о том, чтобы в моем отношении к семье нечто должно было бы измениться. Это он видел как некую необходимость. Я еще меньше мог принять дело как повод к изменению. Ибо я рассматривал воспитание его сына как задачу, которая мне выпала судьбой. Однако мы не могли иначе как думать, что в это отношение примешался печальный оттенок.

Ко всему этому добавилось то, что многие мои приятели из тогдашних национальных битв приняли в свое понимание иудаизма антисемитский нюанс, оттенок. Они рассматривали мое положение в еврейском доме не с симпатией; а глава семьи этого дома находил в моем дружественном общении с такими личностями только подтверждение впечатлений, которые он воспринял из моей статьи.

Роберт Хамерлинг: "Хомункулус"

Современный эпос в 10 песнях

Гамбург и Лейпциг, 1888

GA 32 (стр. 144-155)

Своеобразие Хамерлинга (Hamerling) располагается в удачном взаимодействии богатой фантазии с идущим к сути вещей глубокомыслием (Tiefsinn). Через это он является повидимому наиболее компетентным поэтическим автором, изображающим те исторические эпохи, на которые выпадают поворотные пункты развития человечества. Его глубокомыслие позволяет ему везде обнаружить побуждающие силы, найти основные пункты в истории, а его великолепная фантазия воплощает их в изобилии обликов, форм, в которых отражается все содержание ее времени и которые являются при этом, однако, полными индивидуальной жизни. Хамерлинг описывает главным образом времена, в которые некая высокая культурная ступень наследуется на нисходящее, падшее поколение, которому более не по плечу задачи, которые были поставлены ему на достигнутой предками культурной высоте. В такие времена человек не является в состоянии понять, охватить полноту Духа, которому он противостоит, и она становится поэтому в нем искаженным образом, карикатурой: достигшая высшей точки культура обращается в свою противоположность и изводит себя сама. Это показывает поэт для римской культуры в "Агасфер (Ahasver)", для греческой культуры в "Аспазия (Aspasia)"; его основная идея является одинаковой в "Царь Сиона (Kцnig von Sion)" и в "Дантон и Робеспьер (Danton и Robespierre)". Той же самой идеей поддерживается теперь также его новейший эпос "Хомункулус (Homunkulus)". Он изображает ту карикатуру, которой станет наша современная культура, если представить себе, что она на проторенных ею путях дойдет вплоть до последних последствий.

Хомункулус есть представитель современного человека. Ничто другое не является именно для такового таким описательным, характерным как полное отсутствие того, что называют индивидуальностью. Тот источник всегда свежей жизни, который всегда позволяет нам зачерпнуть новое из нашей внутренней глубины (Inneren), так что наш нрав, характер и наш Дух проявляется оснащенным с некой определенной, в самой себе основанной глубиной, которая никогда себя полностью не расходует, совсем пропадает у современного человека. Исключительная индивидуальность не есть нечто обозримое, потому что если мы даже узнали так много ее жизненных проявлений, то это не является нам возможным, составить из этого вместе такой ее образ, что мы могли бы предвидеть совокупность ее дальнейшей деятельности. Каждое следующее деяние получает именно всегда новый импульс из глубины существа, который показывает нам ее новые стороны. Это отличает индивидуальность от механизма, который представляет только результат совместного взаимодействия своих составных частей. Знаем мы таковые, то также нам ясны и границы, в которые заключена его деятельность. Жизнь современного человека становится теперь все более машинообразной. Воспитание, общественные формы, трудовая жизнь, все воздействует в том направлении, чтобы изгнать из человека то, что хотелось бы назвать индивидуальной жизнью, Душой. Он все больше становится продуктом обстоятельств, которые на него воздействуют. Такой бездушный, не-индивидуальный человек возведенный вплоть до карикатуры, есть Хомункулус Хамерлинга. Произведенному химическим способом, в реторте, ему недостает любая возможность дальнейшего развития за границы, которые ему мастер науки определил через смешение добавленных веществ.

Такой человеческий механизм проходит через все стадии современной жизни. При нем проявляются все неправильности, извращенности такового, доведенные до высшей точки и через это в их внутренней опустошенности, пустоте. Он предпринимает все возможное. Его стремление, однако, никогда не направлено на то, чтобы создать действительно позитивное, но только чтобы использовать изделия природного и человеческого Духа для своих полностью никчемных предпринимательств, для того, чтобы прийти к почитанию и уважению и к господству. Сначала пробует он это через основание большой газеты современного стиля. Посредством того, как он здесь все эксцессы современной журналистики повышает вплоть до крайности, кажется ему лучше всего удается достичь своей цели. Однако ему не достаточно более профессии, когда он видит наступление новый эры "народнохозяйственного высокого подъема". Он становится основателем и через это биллионером (Billionдr). С выдающимся юмором преподносит здесь поэт для воззрения то, как весь мир простирается в пыли перед низким денежным величием и преклоняется ему. Большой кризис бросает Мункеля (Munkel) с достигнутой высоты вниз, и он вынужден искать новый авантюристический жизненный путь. Ему удается достать сокровище Нибелунга (Nibelungenschatzes), что возможно только не имеющему отечества (vaterlosen) человеку, и связь с Лурляй (Lurlei), нимфой (Nixe), которая как бездушная женщина, как некий тип действительной, современной женской не-натуры (Unnatur), присоединяется к бездушному человеку. Они основывают государство не-натуры, Элдорадо (Eldorado). Здесь ставятся все понятия натурального (Natьrlichen) с ног на голову. Великолепное описание партийной жизни в этом государственном уроде (StaatsmiЯgeburt) каждый прочитает с наслаждением.

После того как также это "учреждение" не удалось, бросается Мункель в то, чтобы тех обезьян, которые при человеческом становлении этого поколения остались стоять еще на ступени обезьяны и которые по его мнению, должны быть значительно непорочнее чем их дегенерированные отпрыски, также еще воспитывать до человека и создавать с ними новое государство. Также и это государство нездоровит от ошибки, как и все другие предпринимательства Хомункулуса. Хотя обезьяна и становится внешне человеком, она живет даже в формах государства, однако ей недостает опять Души. Обезьяны есть механизмы, их государство также. Все должно показать себя поэтому окончательно в своей невозможности. Вскоре тоскует Мункель по новому удовлетворению своей жажды деятельности. Он ищет его в том, что он проповедует евреям эмиграцию в Палестину (Palдstina) и учреждение нового еврейского царства (Judenreiches). Он ставится во главе процессии и становится в Иерусалиме царем евреев. Однако евреям нужна Европа и Европе нужны евреи. И так возвращаются они, после того, как они показали себя совершенно неспособными к руководству собственного государства, назад в Европу. Хомункулуса, их царя, распинают они прежде на кресте. В этой песне стоит Хамерлинг со своей обдуманной объективностью мудреца напротив как евреев так и антисемитов. Здесь скорее всего имеется конечно возможность, эту объективность недооценивать, не осознавать. Наибольшая близорукость состоит однако в том, когда, как уже так многократно случалось, сверх-чувствительными, щепетильными евреями непредвзятое суждение обстоятельств уже рассматривается как ошибка. Однако не имеют никакого права того, кто не подчеркивает ясно свою солидарность с евреями, немедленно обвинять в установке против них.