Симеон Метафраст - Сочинения

Это — то, сладчайшій Іисусе, что образно представили тогда волхвы, пришедшіе изъ Персіи въ Вифлеемъ, принесли свои дары: не только золото, какъ Царю, и ливанъ — какъ Богу, но и смирну — какъ смертному, родившемуся тогда Тебе (Матф. 2, 11) [1]. Это — то оружіе, которое имело пронзить Мое сердце, какъ предсказалъ Симеонъ (Лук. 2, 35). Это — тотъ огонь, который Ты пришелъ низвести на землю, какъ это Ты Самъ предсказалъ (Лук. 12, 49). Потому что более жгуче, чемъ огонь, для любящаго сердца Матери смерть единороднаго Сына Ея. Въ маломъ, чтобы не оказаться противоположными, даже Мне представляются слова Благовещенія Гавріила (Лук. 1, 28–55). Потому что не только сейчасъ Господа нетъ со Мною, какъ Онъ Мне возвестилъ (Лук. 1, 28), но Ты, будучи бездыханнымъ и среди мертвыхъ, озаряеши внутреннія сокровищницы ада, а Я, между темъ, вдыхаю воздухъ и пребываю среди живущихъ. И, однако, Я не понимаю: за какую вину Ты былъ убіенъ? Потому что добродетель Твоя, какъ говоритъ Аввакумъ, покрыла небеса (Авв. 3, 3); а ныне Ты лежишь не имея образа, Ты — Который прекраснее, паче (всехъ) сыновъ человеческихъ (Пс. 44, 3), и не имея славы, будешь преданъ земле, Ты — славу Котораго возвещаютъ небеса (Пс. 18, 2). И гробница, вырубленная въ камне принимаетъ Тебя, которую, какъ отсеченную безъ участія человеческихъ рукъ гору виделъ Даніилъ (Дан. 2, 34–35). Безстрастнымъ явилось здесь Рождество Твое, какъ и въ Купине Божественное Твое соединеніе съ людьми (Исх. 3, 2–4), и на Іосифе (Прекрасномъ) былъ какъ образъ представленъ злой умыселъ Іудеевъ въ отношеніи Тебя (Быт. 37, 11–28), какъ и подобіе смерти — въ Исааке (Быт. 22, 1–18). Итакъ, остается (неисполненной еще) тайна Твоего Воскресенія, предъявленная въ Іоне (Матф. 12, 39–40; Лук. 11, 29–30).

Увы, въ камень Ты полагаешься какъ мертвый, Воздвизающій чада Аврааму изъ камней (Матф. 3, 9; Лук. 3, 8). Потому что если бы этого не было, то тогда когда, по причине Твоей спасительной Страсти, камни разсеклись 27, 51), многіе не уверовали бы имени Твоему. Ты въ жизни не имелъ где главу приклонить, какъ Ты Самъ сказалъ Іудеямъ, которыхъ прикровенно ты уподобилъ лисицамъ (Матф. 8, 20; Лук. 9, 58), по причине ихъ хитростныхъ замысловъ, — но склонилъ ее, умерши на кресте, какъ постланный одръ обретши благоразумную веру разбойника. Солнце обидело Меня — пусть скажетъ начинатель ей (Песн. 1, 5); зайде бо солнце еще среди полудне — пусть возвеститъ Іеремія (Іер. 16, 9). Да, чувственное (матеріальное) солнце облеклось во мракъ, когда духовное Солнце Правды затмилось. И камни раскололись, вместе съ которыми, мне представляется, и Мое сердце имеетъ разорваться. О, святая Плоть, которая чудеснымъ образомъ изъ Моихъ кровей составилась, потому что и древній долгъ имелъ быть возмещенъ. По этой причине Мне Ты склонилъ небеса, Владыко, и какъ дождь сошелъ на руно (Суд. 6, 37–40; Пс. 71, 6), чтобы пойти на смерть, телеса усопшихъ святыхъ воскрешающую (Матф. 27, 52–53), а Меня, родившую Тебя, умерщвляющую. Что же это такое, о, возлюбленнейшее Мое Чадо? He нанося другъ другу ущерба, взаимно смешенными оказались элементы, искони не могущіе быть смешенными, и невещественный огнь Божества не опалилъ Мою утробу; а ныне иной огонь снедаетъ всю Меня внутри и тяжко опаляетъ самое Мое сердце. Чрезъ Ангела Я приняла залоги радости, и отъяла всякую слезу съ лица земли (Откр. 21, 4); и, вотъ, теперь въ Моихъ слезахъ они получаютъ приращеніе. Я знаю, что Ты снисходишь въ адъ, имея освободить заключенныя тамъ души (1 Петр. 3, 19), но и Мою душу возьми туда съ Собою, на Своемъ пути проходя мимо Меня, заживо умершей, о, обнаженный и бездыханный Мертвецъ, и живаго Бога Слово, добровольно осужденный быть возвышеннымъ на крестъ, чтобы всехъ привлечь къ Себе (Іоан. 12, 32)! Какой изъ членовъ Твоего тела не потерпелъ страданія? Божественная для Меня Глава Твоя получила терніи (Матф. 27, 29), и они вонзились въ Мое сердце. О, прекрасная и священная Глава, которую некогда Ты не имелъ где приклонить и отдохнуть, ныне только для гроба склонилась для того, чтобы почить и, какъ сказалъ Іаковъ, какъ левъ уснуть (Быт. 49, 9)! О, желанная и любимая Моя Глава, пріявшая удары тростниковой палкой (Матф. 27, 30; Марк. 15, 19), дабы исправить того, кто подобно гнилому тростнику былъ сломанъ со стороны лукаваго и ставшій далекимъ отъ рая! О, Ланиты, пріявшія заушенія (Матф. 26, 67–68; Лук. 22, 64–65; Іоан. 18, 22; 19, 3)! О, Уста, иныя медоточивыя соты, хотя вы и вкусили горчайшую желчь и были напоены острейшимъ уксусомъ (Матф. 27, 34)! О, Уста, въ которыхъ не обретеся ложь (Исх. 53, 9), хотя и лживое лобзаніе предало Тебя на смерть (Матф. 26, 49)! О, Руки, которыя человека создали, а ныне были пригвождены ко кресту, и въ аду простирающіяся и касающіяся рукъ, некогда коснувшихся запретнаго древа (Быт. 3, 1–6), и возставляющія отъ паденія всего Адама; о, Ребро, пронзенное копіемъ вследствіе созданной изъ ребра (Адама) Праматери! О, Стопы, ступавшія по водамъ, и жидкую природу явно освятившія!

Увы Мне, Сынъ Мой, и старшій Меня! Какое надгробное сетованіе и какія погребальныя песни воспою Тебе? Я больше не являюсь маннопріемной Стамной, потому что душепитательная Манна въ гробъ изливается. Я уже больше не являюсь Неопалимой Купиной (Исх. 3, 2 сл.), потому что невещественнымъ огнемъ Твоего гроба Я всецело спалена. Я уже больше — не златой Светильникъ, потому что Светъ Мой поставленъ подъ спудъ (Матф. 5, 15). О, какъ много величій явилъ Мне Сильный (Лук. 1, 49)! Изъ всехъ родовъ Ты избралъ Меня. Пророческими языками предвозвестилъ Меня. Имея придти съ небесъ, путемъ известнымъ Тебе Самому, Ты откладывалъ Свое пришествіе въ міръ, не имея достойнаго Сосуда, могущаго принять Божество. Себе единому Ты обручилъ Меня, даже и прежде Моего зачатія. Я была приведена на светъ жизни, и на кратчайшее время пребыла съ Моими родителями. И вместе съ темъ, какъ я попрощалась съ материнскимъ молокомъ, я разсталась съ Моими родителями, и вся была принесена Тебе въ даръ, и была помещена въ храме, чтобы стать чистейшимъ Храмомъ для Тебя. Отецъ Мой и мать Моя оставили Меня, Ты же пріялъ Меня (Пс. 26, 10), и кормилъ чрезъ Ангела, и, какъ говоритъ Давидъ: Хлебъ ангельскій яде человекъ (Пс. 77, 25). Я видела Ангела Первостоятеля, который говорилъ со Мной, какъ съ Владычицей, котораго, когда Захарія увиделъ раньше, пришелъ въ разслабленіе чувствъ и онемелъ (Лук. 1, 5–23). И возрадовался младенецъ во чреве (Елисаветы) и своимъ взыграніемъ обменялся целованіемъ (приветствіемъ), покланяясь Тебе, бывшему тогда въ Моемъ чреве (Лук. 1, 39–45). Ты разрешилъ въ отношеніи Меня законы природы. Ты зачался безъ семени, какъ зналъ, и после рожденія соблюлъ Меня Девой. Ты сделалъ Меня матерью, о чаде веселящейся, по выраженію пророка Давида (Пс. 112, 9), ставшаго, посредствомъ Меня, богоотцемъ; и высшей всехъ дщерей, которыхъ Соломонъ сокровеннымъ образомъ представилъ (Песн. 6, 7–8). Мне, хотя и весьма бедной въ отношеніи матеріальныхъ благъ, цари принесли рабское поклоненіе [2]. Ты явилъ Меня шире небесъ, отъ Которой Ты, Солнце славы, возсіялъ. И минуя все прочее чудесное, совершенное въ отношеніи Меня, (Я скажу, что Ты сделалъ Меня блаженнейшей во всемъ человечестве, и чрезъ Меня Ты сделалъ то, что и небесный міръ сталъ исполненнымъ. А теперь, не знаю почему, все это смешалось и затмилось, и медъ смешался для Меня съ полынью. И ныне Я побуждаюсь умереть вместе съ Тобою и быть похороненной вместе съ Тобою, и сойти вместе съ Тобою даже до ада. Светлымъ Облакомъ, предвидя, пророкъ наименовалъ Меня (Ис. 19, 1), вместо облаковъ, проливающей слезы. He обо Мне ли и это было предсказано: Оставится дщерь Сіона, яко куща (шатеръ) въ винограде» (Ис. 1, 8)? Потому что, вотъ, какъ сорванный виноградный гроздъ предо Мною лежитъ чистый Гроздъ жизни, источающій живоносную Кровь, какъ вино, веселящее сердца верныхъ (Пс. 103, 15). Увы, леденящій сей камень, какъ бы біемый железомъ Твоею мощною Рукою, духовными шипами ранитъ Мое сердце. О, почему у Меня не разорвется грудь, и тогда въ более таинственномъ смысле я, вместо этого, высеку, какъ бы въ камне, гробъ для Тебя; какъ бы снова пріиму Тебя въ Моихъ внутренностяхъ, и въ Моемъ сердце упокою Тебя? Я — Камень неразрывный отъ Камня, несущаго Мою Жемчужину, Который, на основаніи богосіяннаго озаренія, усвоился Мне.

О, что же вместо этого Я вижу? Звезда, видимая въ теченіе дня, когда Ты родился (Матф. 2, 1–2. 9), была новосотворенная Твоимъ величіемъ, и Тебя, въ тайне рожденнаго, небо возвестило; а сегодня и само чувственное солнце Ты скрылъ, и навелъ ночь среди дня, устыжающую нечестивцевъ (Матф. 27, 35). Тамъ звезда послала персіянъ, преклонившихъ колена предъ Тобою; а здесь страхъ передъ богоубійцами знаемыхъ и друзей Твоихъ далеко удаляетъ отъ Тебя. Тамъ — приношеніе даровъ и поклоненіе; а здесь — разделеніе ризъ и издевательство и венецъ глумленій (Матф. 27, 35. 39–44). Іудеи, которые раньше требовали знаменіе съ неба (Матф. 12, 38; 16, 1), пусть увидятъ теперь солнце померкшее и скрывающее светъ отъ достойныхъ мрака. Ныне и этотъ храмъ, по іудейскому обычаю, оплакиваетъ Тебя. Потому что какъ Іудеи, если слышали что кто богохульствуетъ, въ возмущеніи разрывали свои одежды; такъ и этотъ храмъ, какъ одежду, разрываетъ свою завесу (Матф. 27, 51), видя Тебя терпящимъ зло отъ богоборцевъ. Страдаетъ и земля, волнуясь землетрясеніемъ, выразительно выражая скорбь о Твоемъ страданіи (Матф. 27, 51). Но где же множество пяти тысячь мужей, которыхъ, совершивъ чудо, Ты насытилъ (Матф. 14, 18–21)? Да, только Іосифъ смело дерзнулъ обратиться къ Пилату и просить отъ него Твое тело, дабы оно не осталось непогребеннымъ (Марк. 15, 43–46). Где сонмы немощныхъ, которыхъ Ты исцелялъ отъ различныхъ болезней? Или где те, которыхъ Ты воскресилъ изъ ада? Только Никодимъ вынулъ гвозди изъ Твоихъ рукъ и изъ ногъ Твоихъ, и всего Тебя снявъ съ древа, горестно вложилъ въ Мои объятія, которыя Тебя и раньше, когда Ты былъ Дитя, съ радостью носили. И эти Мои руки, которыя служили Тебе, когда Ты былъ Ребенкомъ, и ныне служатъ Твоему погребенію. О, какое горестное погребеніе! Ты, Который даровалъ жизнь умершимъ, передъ Моими очами лежишь мертвый. Некогда послуживъ Тебе младенческими пеленами, Я ныне забочусь о Твоихъ погребальныхъ пеленахъ. Некогда Я умывала Тебя теплой водой, а ныне обмываю еще более теплыми слезами. Материнскими руками Я Тебя поддерживаю, но бездыханнаго и лежащаго по образу мертвыхъ. Ты тогда покрывалъ Мое лицо Своими сладчайшими поцелуями. Тогда Я могла считать Себя счастливой темъ, что чудеснымъ образомъ Я явилась Родительницей Моего Создателя. А теперь, въ свою очередь, Я могу считать Себя несчастнейшей оттого, что хороню Сына Моего. Тогда въ рожденіи Тебя Я избежала болезней, а ныне въ Твоемъ погребеніи Меня объяли болезни. Тогда по–младенчески Ты часто бывало засыпалъ на Моей груди, а ныне, какъ умершій, покоишься сномъ на той же груди. Я ублажаю Симеона, пріявшаго Тебя въ храме изъ Моихъ рукъ въ свои (Лук. 2, 25–28 и сл.). И въ то время, какъ пророки пророчествовали о вещахъ приносящихъ радость и говорящихъ о Моей славе, онъ единственный предсказалъ Мне сумрачныя вещи, связанныя съ печалью (Лук. 2, 34–35). О, какъ Ты подвергъ Себя оплеваніямъ, Ты, Который Своимъ плюновеніемъ отверзалъ очи слепыхъ (Марк. 8, 23; Іоан. 9, 1–7)? Какъ Ты стерпелъ заушенія? Ты, Который бичемъ ударялъ торгашей священныхъ предметовъ и изгналъ ихъ изъ пределовъ храма (Іоан. 2, 14–16)? Какъ Ты подъялъ поносную смерть, о, безгрешный Сыне? Твои руки и Твои Ноги были пронзены, но гвозди Я чувствовала простирающими боль въ самую Мою душу. Ты былъ пронзенъ въ ребра (Іоан. 19, 34), но и Мое сердце было тогда пронзено вместе съ Тобою; вместе съ погребеніемъ Твоимъ отдаю Себя гробу. О, что Мне жизнь, когда Тебя нетъ со Мною, о, Творецъ Мой и возлюбленнейшій Сынъ!