Православие и современность. Электронная библиотека
Об авторе
Предисловие
Александр Мень: потерявшийся миссионер
Церковная награда - проповедникам оккультизма
Еще раз об орденах и оккультистах
Как меня критикуют - 1
Если церковные ордена даются оккультистам, то что остается на долю православных?
Отдел религиозного образования и катехизации предлагает заняться магией
Как меня критикуют - 2
Вероотступничество как частное дело христианина
Как меня критикуют - 3
"Экологическое мышление" новое слово для старого язычества
Церковное не-отношение к валеологии
Виктор Аксючиц под тенью оккультизма
Второе пришествие апокрифов: проповедь о "порче" вместо проповеди о Христе
Второе пришествие апокрифов 2
Второе пришествие апокрифов 3
Второе пришествие апокрифов 4
Второе пришествие апокрифов 5
Второе пришествие апокрифов 6
Второе пришествие апокрифов 7
Второе пришествие апокрифов 8
Конец света в 1997 году: предсказание "православных" рериховцев
Как меня критикуют - 4
В ожидании меры пресечения...
В защиту богословия
Приложение: темная мистика православного игумена
Диакон Андрей Кураев родился 15 февраля 1963 года в Москве, выпускник философского факультета МГУ, кандидат богословия, профессор Московского Свято-Тихоновского богословского института, миссионер, проповедник, публицист, автор многих книг и брошюр по православной апологетике в защиту чистоты христианского вероучения от экспансии тоталитарных сект и религиозного модернизма. Наиболее известные работы "Традиция, догмат, обряд", "Сатанизм для интеллигенции (О Рерихах и Православии)", "Вызов экуменизма", "Протестантам о Православии", "Наследие Христа (Что не вошло в Евангелия?)" и другие.
"Оккультизм в Православии" очередная работа о. Андрея Кураева, вызванная к жизни современными внутрицерковными проблемами. Книга эта о проникновении псевдохристианских, оккультных и неоязыческих воззрений в Русскую Православную Церковь, о их несовместимости с христианством.
Под предлогом просвещения мы зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние явно разумели.
Преподобный Серафим Саровский
Все ли было клеветой в атеистической критике церковной жизни? Да, в этих нападках были односторонность, преувеличенность, окарикатуренность. Но с другой стороны, ведь и вправду - будь все наши формально церковные предки подлинными христианами, не произошла бы катастрофа 1917 года... И среди тех антицерковных выпадов, в которых была доля реализма, находился упрек Русской Церкви по поводу того, что она, мол, так и не справилась с "двоеверием". Не атеисты открыли это печальное для Церкви обстоятельство. Собранные еще до революции этнографические материалы неоспоримо свидетельствовали о том, что народное сознание оставалось в известной степени полуязыческим[1].
За годы гонений влияние христианства на религиозную жизнь народа стало еще меньше. Но было бы наивным полагать, что место, высвобожденное христианством, заняли осознанные атеистические убеждения. Просто языческие инстинкты, раскрепощенные отсутствием христианского воспитания, принялись за работу и даже атеизм превратили в религию. По верному замечанию российского востоковеда, "внутри идеологической системы советского общества шло хотя, скорее всего, и не завершилось, - формирование своеобразных религиозных представлений, в структуре которых воспроизводились многие черты классических нетеистических религий. Этот процесс шел, разумеется, неосознанно и без какого-либо серьезного влияния со стороны эмпирического Востока... Сходство социально-экономических систем Древнего Востока и "социальной архитектуры" тоталитаризма XX века не осталось без существенных последствий и в духовной области... О. Э. Мандельштам, говоривший о "буддийской Москве", о "могучем некрещеном позвоночнике" и о "пращурах, растворенных у нас в крови", написал в 1932 г. стихотворение, в котором грандиозность катастрофы, вселенский масштаб "провала в архаику" подчеркивает биологическая аналогия: "Роговую мантию одену, От горячей крови откажусь, обрасту присосками и в пену Океана завитком вопьюсь. Мы прошли разряды насекомых С наливными рюмочками глаз... Он сказал: довольно полнозвучья, - Ты напрасно Моцарта любил, Наступает глухота паучья, Здесь провал сильнее наших сил""[2].
Нетрудно было предвидеть, что, после того как в стране начнется религиозное пробуждение, эти "буддийские москвичи" и советские язычники придут в Церковь с желанием и ее перекроить на свой "некрещеный" лад. И естественно было бы предположить, что в этой ситуации церковная иерархия и остатки разгромленных богословских сил постараются не допустить архаизации уже собственно церковной жизни. Если в былые столетия Церковь видела опасность "двоеверия" и пусть не всегда успешно, но боролась с ним, то теперь, наученная горьким опытом, она тем более должна была бы действовать осторожно-предусмотрительно и заранее установить - по крайней мере в своих школах и в своих изданиях - мощные "фильтры", которые отсеивали бы языческие "фоновые шумы" в сознании и в творениях людей, желающих публично делиться своим духовным опытом.
К сожалению, этого не произошло. Заведомо языческие представления проникли и на страницы церковных изданий. Более того: оккультные симпатии обнаружились у самого духовенства, причем не у рядового, а у элитарного - того самого, которое призвано заниматься религиозным образованием и миссионерством.
Для меня самого оказалась неожиданной тема, которой посвящена эта книга. Грань между христианством и оккультизмом казалась настолько ясной и очевидной, что ни о каком оккультизме внутри Православия не могло быть и речи. Да, можно говорить о народном "двоеверии", о пережитках язычества и магии в народном понимании церковной обрядности, о замене церковных традиций полуязыческими или прямо языческими привычками... Но нельзя было и предположить, что фольклорно-магическая составляющая низового сознания вдруг явит себя в книгах, издаваемых от имени Церкви и с ее официального благословения. И потому о начинающейся книге я вынужден сказать: это книга, которую мне менее всего хотелось бы написать.
В ней пойдет речь о том, что для многих людей может оказаться чем-то соблазнительным, противоречащим тем представлениям о Церкви и ее служителях, которые сложились в их сознании. В этой книге речь пойдет о внутрицерковных проблемах. И сама эта книга - дискуссия с другими православными людьми. Обычно внутрицерковные разногласия, расхождения во мнениях между священнослужителями не принято выносить из-за алтарной преграды. Но в данном случае речь пойдет не о частных разногласиях и не о тех или иных личных человеческих слабостях. Речь пойдет о самой что ни на есть публичной сфере церковной жизни: о проповедниках, миссионерах, просветителях. И о том, какие неожиданные вещи могут с ними происходить.
Лишь со стороны кажется, что Церковь - монолит. В ней, мол, сплошное единомыслие и единообразие. Все вопросы уже решены, и остается лишь повторять цитаты из "Катехизиса". Но это не так. И внутри Церкви есть немало таких пространств, о которых можно сказать словами В. Розанова: "В мире неясного и нерешенного". Кроме того, даже те ответы, что уже накоплены в церковном предании, могут быть понимаемы по-разному разными людьми (а кому-то они могут оказаться просто незнакомы в силу недостатка богословского образования, а бывает, что некоторые грани церковного предания у иных современных церковных писателей вызывают несогласие и даже аллергию).
В общем, и внутри Церкви есть поводы для дискуссий, для разногласий, для ясных размежеваний. В конце концов если мы спорим, значит, мы живем. Если есть споры и дискуссии, значит, есть поводы для мысли, значит, есть поиск; если есть сомнения, значит, будут аргументы. Внутрицерковные споры не посрамляют Церковь, а, скорее, удостоверяют ее жизненность. Мы - разные, с разным жизненным опытом, с разными призваниями, с разными знаниями (как ума, так и сердца). Что ж: "Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" (1 Кор. II, 19). В Церкви есть болезни, и очень серьезные[3]. Но болезни могут быть только у живого существа. Труп не болеет. А Церковь болеет, и, - значит, она жива. Более того - за всю историю Церкви не было времени, когда в ней не было бы серьезнейших проблем. Но эти "актуально-насущные" проблемы оставались каждая в своем времени. А Церковь переходила в следующий век.
