Беркли своим отрицанием материи лишает души развития с помощью сопротивляющегося мира. Поэтому его понимание воли – фикция. Он переносит сотворение вовне, называет творца Богом, который все предусмотрел и которому всё сущее безусловно подчиняется, избавляясь, тем самым, от хлопот по определению понятия свободы.
Кант Э.
Кант считает, что человеку присуща свобода воли, состоящая в преодолении внешних и внутренних препятствий: «Ты должен, значит, ты можешь». Свою свободу человек, по мнению Канта, должен согласовывать с общей свободой. Люди с развитием культуры видят только одно средство против собственного эгоизма – подчинять свою волю воле общей, то есть законам, данным ими самими. Свобода развивается из первоначальных задатков, содержащихся в человеческой природе. Эти задатки являются разумом. Поэтому с развитием разума свобода человека становится больше. Для чувственного мира свобода сводится к необходимости. Свобода сама по себе существует только в сверхчувственном мире. Люди подчиняются особой детерминации через свободу сверхчувственному, внеземному миру. Кант признает существование души и Бога. Определения свободы он не дает. [19]
Из этого подхода Канта к свободе видно, что ничего нового тут он не открыл.
Таким образом, мыслители ХYII, ХYIII не приблизились к пониманию свободы больше, чем это сделали античные мыслители. Напротив, кроме Лейбница, они только затемнили его.
Фихте И.
Фихте пишет о свободе так: «В свободе – путь к обновлению человечества, к созданию новой земли и новых небес; нет нравственности без свободы, а свобода допустима лишь с идеалистической точки зрения».
«Я» и «не Я» – субъект и объект – не безграничны, но взаимно ограничивают свою деятельность и сочетают в своем взаимоотношении свои противоположные свойства. «Я» играет активную роль и все объекты познания принадлежат нашему «Я». Творческий дух порождает «не Я», проектирует его перед нами, является причиной кажущейся независимости от сознания – объективности, а его деятельность создает то устойчивое в изменчивых атрибутах «не Я», что представляет субстанциональность вещей.
Мне предстоит внешний мир как нечто, не зависящее от моей воли и от моего сознания не потому, чтобы он имел реальность как вещь в себе, но потому, что процесс его объективации творческим «Я» был бессознательный процесс и я неожиданно встречаю в моем сознании то, что вырастает из подсознательных глубин моего духа. Проекция мира во вне совершается в моем «Я» бессознательным механизмом творческого воображения. Продуктом этой творческой деятельности является, прежде всего, тот материал, из которого сотканы восприятия, а именно ощущения: ведь восприятия и суть ощущения, объективированные бессознательной деятельностью моего «Я».
С теоретической точки зрения, «Я» полагает себя ограниченным через «не Я». С практической точки зрения взаимоотношение субъекта и объекта меняется. «Я» полагает «не Я» определенным посредством «Я». Центром нашего «Я» является активность духа – умственное усилие и в то же время импульс воли. «Я» неудержимо стремится одухотворить, интеллектуализировать противостоящее ему «не Я» – поднять его на высшую ступень сознания, подчинить его закону разума. Но попытка «Я» воплотить свои практические стремления, утолить ненасытную жажду деятельности, наталкиваются на ограничение со стороны «не Я». Отсюда неудовлетворенность, чувство принуждения, оно создает стремление к самоопределению. Самоопределение должно заключаться в свободе, в гармонии между влечением и его реализацией. Такая гармония достижима лишь непрестанной деятельностью ради деятельности, в чем выражается «абсолютное влечение» нашего «Я» (нравственный долг).
Ярмо закона причинности налагается в процессе объективации на чувственный мир именно абсолютной свободной деятельностью этого сверхиндивидуального «Я».
Всякое действие наше, всякая смена ощущений предопределена эмпирическими условиями, но в нашем сознании есть элемент абсолютно свободный. Это – деятельность произвольного внимания; мы обладаем абсолютной свободой рефлексии и абстракции в отношении к теории и возможностью сообразно своему долгу направлять внимание на известный объект или отвлекать его от другого объекта, возможностью, без которой никакая мораль невозможна: активность внимания независима ни от физиологических условий, ни от психического механизма представлений, над которыми оно оперирует. Мы свободны той стороной нашего «Я», которая обращена к абсолютному, сверхиндивидуальному.
Свободное воздействие на объект возможно лишь при том условии, если он не будет вынуждать, принудительно вызывать во мне известные действия, как всякий чувственный предмет, а лишь побуждать к действиям. Таким побудителем к действию может быть лишь такой объект, который сам по себе есть субъект, то есть свободно самоопределяющееся существо. А таким субъектом может быть лишь вне меня находящееся, чужое, но подобное мне по своей психической организации «Я». Множественность сознаний свободных и побуждающих друг друга к коллективному преодолению косного противодействия «не Я» – вот единственно возможное условие для реализации свободы в мире. В этом смысле мир есть система многих воль.
Условием для совместного существования является добровольное взаимное ограничение свободы. Оно заключается, прежде всего, в предоставлении возможности каждому человеческому телу достигать полного и нормального развития. Тело есть орудие, воплощение воли в мире, а не препятствие для ее деятельности. Отсюда вытекает право собственности для человека как обладание известными вещами, так как в противном случае оно могло бы подвергать их желаемым изменениям, встречая противодействие со стороны других лиц. [20]
Надо сказать, что по сравнению с Кантом, который совершенно справедливо не рискнул полностью отрицать существование материального мира, Фихте, в общем, безосновательно признал существование только идеального, бесплотного духа, но, тем не менее, всесильного, производящего все непонятно для чего, о чем сам Фихте выразился так: «…гармония достижима лишь непрестанной деятельностью ради деятельности…». Кроме того, это бесплотное и произвести ничего не может, поскольку и самого бесплотного быть не может. Даже кажущаяся бесплотной информация, слово, требуют для себя носителя. Информация просто не может существовать и передаваться без носителя.
Если иметь в виду только «деятельность ради деятельности» духа, то предназначение самого духа и всего производного от него, в том числе и сознания человека и свободы, остается непонятным, точнее, бессмысленным.
Поэтому ряд тонких замечаний Фихте во многих случаях приобретают обратный смысл.
Отсутствие материального мира в полном смысле этого слова означает отсутствие опоры для духа, если допустить его существование, производящего самого себя в разных ипостасях, что больше похоже на бессмысленную игру. Зачем нужно обновление человечества, нужна свобода, создание «новой земли и новых небес», если все это проекция духа, у которого уже все имеется и который, возможно, чтобы не скучать, ведет деятельность ради деятельности.
Сознание человека отнюдь не стремится, как полагает Фихте, одухотворить, интеллектуализировать противостоящее ему «не Я» – поднять его на высшую ступень сознания, подчинить его закону разума. Сознание как внешнее выражение вполне материальной души в человеке действительно стремится изменить мир через человека, но не в сторону одухотворения мира, а, напротив, использовать наличное для собственного развития. На мир, кроме человека, сознание не распространено, то есть одухотворен только на время его жизни человек, который используется лишь как средство для продвижения бессмертной души в суровых, противоречивых условиях наличного бытия, ограничивающих, противодействующих стремлениям сознания. Конечность человеческой жизни и бессмертность души это подтверждают. Неудовлетворенность сознания – не чувство принуждения со стороны «не Я», то есть природы, бытия, как утверждает Фихте, наоборот, неудовлетворенность сознания, точнее, души есть основа ее свободы. Эта неудовлетворенность является осознанием первоначальной душой, проходящей в начале своего пути наш «грубый» мир, собственного несовершенства, которое надо преодолеть. «Не Я», или окружающая среда выступают тут как необходимое звено в цепи развития души в разных мирах. Не будь низших для души миров, не было бы у нее пространства для проявления и постижения себя, не возникали бы цели и стремления к ним, не появлялось бы новое, не было бы развития души. Никто и ничто не может принудить душу к чему-либо. Она всегда свободна именно потому, что всегда не удовлетворена собой и стремится стать лучше, разнообразнее, полнокровнее, живее, поскольку она – неотделимая часть Высшего разума, находящегося всегда в состоянии развития, в состоянии жизни, а не созерцания, именно посредством своих частиц-душ, которые познавая все измерения и живя в них, не дают ни Высшему разуму, ни себе впасть в застой.
