Как ни слаба начертанная нами картина вновь появившегося у нас раскола по оставлении Никоном патриаршей кафедры, но и эта картина показывает, что раскол в продолжение каких-нибудь семи или осьми лет наступившего междупатриаршества успел проникнуть во многие места России, везде смущал умы верующих, везде находил не только последователей, но даже проповедников и в лице главных своих вождей успел открыто заявить свою враждебность и ненависть к господствующей Церкви. Нельзя сказать, чтобы власти духовные, особенно блюстители патриаршей кафедры, были невнимательны к делу, начатому Никоном. Они продолжали печатать или перепечатывать новоисправленные книги, и «по благословению преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов и всего освященного Собора меж патриаршеств» изданы были в Москве: Пролог (1659–1661), Псалтирь следованная (1660), Минея общая с праздничною (1660–1663), Минеи месячные (1663), Триодь цветная (1660), Триодь постная (1663), Шестоднев (1660, 1662), Требник (1662), Канонник (1662) и др. В то же время власти принимали меры и против раскола и, например, в 1661 г., как мы видели, сослали в Тобольск попа Лазаря и подьяка Федора; в 1664 г. удалили из Москвы на Мезень протопопа Аввакума; в 1665 г. заключили в монастырь старца Григория Неронова, хотя нельзя не сознаться, что действия властей против раскола вовсе не отличались ревностию и энергиею. Царь Алексей Михайлович, как мы упоминали, еще в конце 1662 г. выразил свою скорбь о несогласии в церковных службах, производившем в народе соблазн, а по местам и расколы, и тогда же положил созвать для рассуждения об этом Собор с участием Восточных патриархов, но Собор не состоялся. В начале 1665 г. посланный царя, приглашая Иерусалимского патриарха Нектария в Москву для суда над Никоном, присовокупил: «Да есть у нас и другие дела, которые без вас устроить нельзя, весь церковный чин в несогласии, в церквах служит всяк по-своему». А к концу того же года, когда Никон просил позволения приехать в Москву, ему отвечали, что в Москве теперь многая мирская молва о разностях в церковной службе и о печатных книгах и что если он приедет, то может произойти смятение. Ввиду этой-то многой мирской молвы, которая могла разразиться самыми худыми последствиями, а с другой стороны – ввиду того, что прибытия Восточных патриархов, на суд которых царь желал передать и вопрос о расколе, нельзя еще было ожидать в скором времени, царь решился в начале 1666 г. созвать для этой цели на Собор своих только русских архиереев с прочим духовенством.
Сказание о деяниях созванного теперь Московского Собора, до нас дошедшее, составлено Симеоном Полоцким, и мы, прежде нежели начнем пользоваться этим сказанием, считаем нужным несколько познакомиться с самим автором, тем более что нам придется еще не раз встречаться с ним в последующей истории. Иеромонах Симеон Петровский-Ситнианович или Ситианович родился в 1629 г., вероятно, в Белоруссии. Кто были его родители и какое имя дано было ему при рождении, неизвестно. Воспитывался в киево-могилянской коллегии, когда в числе наставников ее находился Лазарь Баранович, который потому и называл Симеона своим учеником. А по выходе в 1650 г. из коллегии Ситнианович, может быть, слушал, следуя тогдашнему обычаю, дополнительные лекции в каком-либо из высших иезуитских учебных заведений в Польше или за границею, что и могло послужить поводом к названию у нас Симеона в последующее время учеником иезуитов. В 1656 г. мы видим Симеона уже в Полоцке как инока православного Богоявленского монастыря и в звании дидаскала братской школы. В этом году царь Алексей Михайлович дважды посетил Полоцк, в июле и октябре, и в одно из этих посещений молодой учитель богоявленской школы имел радость поднести царю своего сочинения «Метры на пришествие великого государя» и тем обратить на себя его внимание. Спустя три года, когда чудотворная икона Богоматери, взятая Алексеем Михайловичем из полоцкого Богоявленского монастыря с собою в поход и потом в Москву, принесена была обратно в новой богатой ризе, Симеон приготовил приличные «вирши», или стихи, которые и были торжественно произнесены восемью его учениками при встрече иконы (1 апреля) у больших городских ворот. К концу 1663 или в начале следующего года, после того как Полоцк снова перешел под власть Польши и для православных в нем опять настало тяжелое время, Симеон Ситнианович переселился в Москву, где и сделался известным под именем Симеона Полоцкого. В Москве по указу государя поручено было ему обучать латинскому языку молодых подьячих Тайного приказа, чтобы приготовить из них хороших переводчиков. Обучение открывалось в Заиконоспасском монастыре, и летом 1665 г. здесь построено было как для школы, так и для помещения учителя особое «хоромное строение». Могущественный тогда у государя Паисий Лигарид в состоянии был и сам оценить ум и знания ученого пришельца из Полоцка, но для Симеона на первых порах много мог значить и добрый отзыв о нем Черниговского архипастыря Лазаря Барановича пред Паисием. Посылая к последнему при письме от 14 августа 1664 г. книгу иезуита Боймы об исхождении Святого Духа и главенстве папы и приглашая Лигарида проверить по источникам приводимые в ней свидетельства святых отцов, Баранович присовокупил: «Прошу сообщить книгу и достопочтенному отцу Симеону Ситниановичу-Петровскому, знаменитому брату моему, известному своею ученостию, – пусть испытает на ней силу ума своего и окажет услугу св. Церкви, пользуясь помощию твоей святыни». Паисий и Симеон служили иногда друг другу в качестве переводчиков. Когда к концу 1664 г. патриарх Никон внезапно явился в Успенский собор и царь приказал позвать к себе для совета главнейших бояр и архиереев, позван был также и Симеон, чтобы переводить с латинского языка речи Паисия Лигарида, не говорившего по-русски. А спустя около двух лет, когда прибыли в Москву Восточные патриархи и Симеон, вовсе не знавший по-гречески, произнес пред ними приветственное Слово на латинском языке, это Слово тотчас же переводилось для патриархов на греческий язык Лигаридом, как сам он свидетельствует в своей истории, называя при этом Симеона «ученейшим».
Описать деяния Московского Собора 1666 г. поручено было Симеону не в то время, когда происходил Собор, а уже впоследствии, и Симеон окончил свой труд не прежде сентября 1667 г. Это в строгом смысле не есть описание соборных деяний, как они происходили, а есть только сказание о них, составленное хотя на основании подлинных документов, но по личному усмотрению самого автора. Он представил в своем сказании одиннадцать деяний соборных так, как будто каждое из них совершилось в одном, особом заседании Собора, а между тем при описании большей части заседаний сказал не только о том, что происходило в заседании, но и о том, что случилось после с лицом, которое в заседании было судимо. В этом для большего удобства в обозрении событий последуем за автором и мы. Некоторые же заседания он изобразил слишком кратко, и мы постараемся дополнить недостающее в его сказании при пособии тех же самых документов, которыми, вероятно, пользовался и он. В феврале 1666 г. съехались в Москву по грамотам государя все русские архиереи и в том же феврале имели первое свое соборное заседание, которое по справедливости можно назвать только предварительным. Оно происходило в крестовой патриаршей палате, и на нем присутствовало: пять митрополитов – Питирим Новгородский, Лаврентий Казанский, Иона Ростовский, Павел Сарский и Подонский и Феодосий Сербский и пять архиепископов – Симон Вологодский, Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Иоасаф Тверской и Арсений Псковский. Они при самом открытии заседания постановили: прежде нежели начнем судить других за уклонение от православия в раскол, мы должны соиспытать и совопросить о том же друг друга любовно между собою, чтобы не пришлось кому-либо из нас услышать: Врачу, исцелися сам или: Что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бревна же, еже во оце твоем, не чуеши? Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего (Мф. 7. 3, 5). И потому первее всего каждый из архиереев прочел во всеуслышание Символ православной веры, и когда увидели, что все они в исповедании Символа согласны и единомысленны, то предложили еще друг другу дать ответы на следующие вопросы: а) как признавать святейших патриархов греческих. Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, православны ли они? б) Книги греческие, печатные и древние рукописные, по которым греческие патриархи и священники совершают все богослужения, правильны ли и достоверны? в) Московский Собор 1654 г., бывший в царских палатах при патриархе Никоне, признавать ли за Собор правильный? Новгородский митрополит Питирим первый написал свои ответы, что он признает и исповедует православными и всех греческих патриархов, и употребляемые ими богослужебные книги, и Московский Собор 1654 г., бывший в царских палатах, и собственноручно подписал свое исповедание. Подобные же ответы написали один за другим и все прочие архиереи и подписали своими руками. А в конце свитка, на котором помещены были все эти рукописания архиереев, они начертали Символ веры в том самом виде, как он был произнесен каждым из них на Соборе и напечатан в новоисправленных книгах. Вслед за архиереями подобные же письменные заявления дали и архимандриты монастырей: Троице-Сергиева Иоасаф, Новоспасского Иосиф, Юрьева новгородского Феодосий, Хутыня новгородского Иосиф, Знаменского московского Арсений, Николо-Угрешского Викентий. Легко понять, почему наши святители, собравшиеся для суда над расколом, желая предварительно удостовериться, не причастен ли кто из них самих тому же греху, предложили друг другу эти именно, а не другие вопросы. Сущность появившегося у нас раскольнического учения состояла именно в том, что русские церковные книги, напечатанные до патриарха Никона, во всем исправны, православны и не требовали исправления, что Московский Собор 1654 г., определивший исправление их, есть Собор незаконный, что греческие книги, по которым совершено при Никоне исправление наших книг, испорчены и наполнены ересями и сами греческие патриархи, находясь под игом неверных, уклонились от православия. Потому-то, как увидим, эти же самые вопросы предлагаемы были на Соборе и другим лицам, которые обвинялись в принадлежности к расколу.
