Прихожане поддерживали о.Всеволода, жаловались уполномоченному в Совет по делам религий. Все это стало известно на Западе, где об этом писалось в газетах. Помощник Куроедова Макарцев, недовольный поднятым на Западе шумом, решил найти компромиссный выход из положения; сговорившись с митрополитом Никодимом, он "послал" Нину Георгиевну старостой к о.Всеволоду, несмотря на противодействие секретаря местного Райкома, который хотел провести своего кандидата ( явного безбожника). Конечно все это было фарсом и в результате оформлено двадцаткой с властями заодно- выбрали Нину Георгиевну старостой у о. Всеволода в приходе.
Сам о. Всеволод, хотя и знал о репутации Нины Георгиевны и считал ее обоснованной, принял новую старостиху и деятельностью как бы "административной" был доволен. Конфликты прекратились, Нина Георгиевна держалась корректно, лояльно сотрудничала с ним, шла навстречу его пожеланиям, более того содействовала возвращению в храм о Александра, удаленного и переведенного в деревню при прежнем старосте. Нина Гергиевна держала себя как настоящая верующая, подходила под благословение, архиереям делала глубокий поклон, касаясь рукой земли, правильно соблюдала тонкости службы. Была ли она настоящей верующей - это был вопрос даже для самого о.Всеволода, не говоря уже обо мне. Но о.Всеволод ей не доверял, избегал при ней говорить о церковных делах и нас предупреждал всегда об этом. Можно было предполагать, что у нее была миссия следить за о.Всеволодом, но видимо она получила "указания" ни в чем не препятствовать в его работе и в отношениях с людьми. Кто его знает, а может быть она сама не хотела вредить Церкви, но была жертвой страшной советской системы, которая перемалывала души.
Как бы то ни было, после цветов Нины Георгиевны я почувствовал себя плохо; я не мог освободиться от мысли, что она меня отравила, хотя и сознавал всю невероятность и даже чудовищность такого подозрения.
У брата я провел весь день до вечера, меня старались лечить как могли, начиная с простого угля и более радикальными средствами. Мы не хотели обращаться к врачам, потому что это могло послужить предлогом поместить меня в больницу, а следовательно полностью изолировать. Может быть к этому все и было придумано. К вечеру мне стало лучше и к брату приехала повидаться со мной К.П. Трубецкая. Мы много говорили с ней о предстоящем Соборе. Видя мое состояние она страшно была взволнована и все повторяла "Все мы знаем, как Вы мужественно стоите за Церковь. Мы Вас очень благодарим. Ах, как необходимо, чтобы решился вопрос о постановлениях 1961года, все на это надеются". Во время нашей беседы она чуть не плакала.
28 мая
На следующий день, в пятницу 28 мая, - в день Архиерейского совещания; все архиереи были уже в сборе. Большой "банкетный" зал во время утреннего завтрака почти переполнен. Тут и владыка Петр из Парижа, и архиепископ Алексий из Дюссельдорфа. Мы совершенно неожиданно узнаем о внезапной кончине архиепископа Виленского Антония. Ему было 80 лет.
В десять часов ко мне в номер приходит о. Всеволод Шпиллер. Он сообщает мне неприятную новость - архиепископ Новосибирский Павел не сможет приехать на Собор. С ним произошел странный случай: не то он сам, не то ему обварили кипятком руку. Версии расходятся. Что подумать об этом, нарочно ли это или случайно, не берусь судить ни тогда, ни сейчас. Я очень этим огорчен, так как на его поддержку у меня и моих единомышленников из числа архиереев, живущих в России была большая надежда. Именно он собирался выступить на совещании против открытого голосования и особенно против постановлений 1961 года. Далее о. Всеволод вновь говорит, что "у Куроедова паника". Он ручался правительству, что Собор пройдет гладко, а сейчас видит, что многие архиереи против. Если это так, то значит Куроедов следит и очень внимательно "слушает" о предстоящих недовольствах.
После ухода о.Всеволода ко мне в номер зашел мой сопровождающий о. Владимир Есипенко. Сообщает, чтобы я был готов спуститься в начале четвертого к западному выходу гостиницы. Оттуда архиереи группами поедут на машинах в Новодевичий монастырь на Совещание. Мы разговорились с о. В. Есипенко и оказалось, что одно время он был у архиепископа Павла в Новосибирске келейником и хорошо о нем отзывался. Сейчас, конечно, он уверен, что Патриархом будет Пимен, одобряет это, но сочувствие его на стороне Никодима.
-" Если бы Вы только знали, - говорит о.Есипенко, - какой он замечательный человек. Я никогда в жизни не встречал никого ему подобного. Какой глубокий всеобъемлющий ум, какая энергия и работоспособность. Как он себя не жалеет, а всецело жертвует собою ради Церкви. Конечно он строг со своими подчиненными и много от них требует, но зато и забоится о них". Почему то мне показалось, что о.Есипенко, говорил так восторженно о митр. Никодиме, потому что был убежден, что он не будет Патриархом, но говорил на мой взгляд, абсолютно искренне.
К четырем часам дня архиереи- участники Совещания стали прибывать в Новодевичий монастырь и собираться в его Успенском трапезном храме. В нем, в его продолговатом обширном помещении, были расположены столы в виде буквы "П", причем верхнюю короткую ее часть заняли те гости, кого можно назвать "президиумом"( постоянные члены Св.Синода). Боковые места, значительно более длинные начали занимать остальные архиереи. В отличие от Собора, где каждый архиерей и другие члены делегации имели строго определенное место, здесь епископы свободно занимали свои места, каждый где хотел, хотя в общем более старшие садились ближе к президенту. Митрополит Никодим, видя, что я растерялся и знаю куда сесть, предложил мне занять очень хорошее и почетное место рядом с митрополитом Антонием, нашим Экзархом, на самом верху правого от президиума длинного стола. Я был этому безмерно рад( из соображений "выгоды"), так как по опыту знал, что чем ближе сидишь к президиуму, тем легче получить слово.
Совещание началось ровно в четыре часа. После молебна председательствующий митрополит Пимен сказал, что нужно предварительно решить "два процедурных вопроса": так как он должен через час ехать встречать в Москве Патриарха Александрийского и потому не сможет остаться до конца Совещания, то просит избрать своим заместителем, в качестве председателя, митрополита Никодима, а во главе секретариата поставить митрополита Таллиннского Алексия. Предложение было принято. И действительно, через некоторое время митрополит Пимен удалился, что было даже лучше, потому что в его отсутствии было свободнее обсуждать его кандидатуру. Перед тем, как уйти, митрополит Пимен произнес вступительное слово, а вслед за ним митрополит Никодим выступил с речью.
Речь митрополита Никодима касалась в общем тех же вопросов, что и слово митрополита Пимена, но он более сосредоточился на теме открытого голосования и личности кандидата в Патриархи, о чем говорить самому митрополиту Пимену было, конечно, неудобно.
-" Я убежден, - сказал митрополит Никодим,
- что Высокопреосвященнейший митрополит Пимен будет на Московской кафедре достойным преемником Патриархов Всероссийских. Они прославились своею непоколебимою преданностью Святому Православию и глубоким патриотизмом". Митрополит Никодим говорил долго, воодушевленно и всячески восхвалял митр. Пимена. Выразив надежду, что Архиерейское совещание одобрит решения 1961 года о приходах и рекомендации Предсоборной комиссии и что члены Собора единодушно назовут имя митрополита Пимена "как нашего избранника на Первосвятительскую кафедру", митрополит Никодим закончил свою речь новым призывом к единомыслию и единству действий. Не успел митр. Никодим закончить свою речь, как в зал вошел митрополит Пимен и занял место за председательским столом.
Я попросил слово. Как и все другие выступления участников, я передаю сказанное мною в сокращении и на основании записей и памяти. (Некоторые выступления я не считаю нужным приводить здесь, так как они не имели решающих или исторических последствий)
Итак: " Должен сказать, что когда мы получили информацию Патриархии о единой кандидатуре и об открытом голосовании , это известие вызвало у нас всеобщее возмущение. Оно было воспринято многими как какой-то вызов, провокация. Точно нам оплеуху дали. Я был рад услышать сейчас, что "единая кандидатура" основана на недоразумении, что дело идет о неудачном выражении информационного бюллетеня и что на Соборе каждый будет свободен голосовать за кого хочет. Жалею, что такое неудачное выражение вызвало такое смущение среди верующих. Но вопрос остается нерешенным! Каким будет голосованиетайное или открытое? Выборы Патриарха носят персональный характер, а в персональных вопросах тайное голосование обязательно для обеспечения свободы волеизъявления. Если Патриарх будет выбран открытым голосованием, это даст всем врагам нашей Церкви повод оспаривать свободу выборов. Это подорвет авторитет будущего Патриарха, затруднит дело воссоединения отпавших. Зачем давать врагам нашей Церкви повод нападать на нее? Я говорю это не потому, что я против кандидатуры митрополита Пимена. Я много ломал голову над календарем с портретами наших иерархов и никого, кроме владыки Пимена, подходящего не нашел. Один слишком молод, другой слишком стар, а третий недостаточно известен или авторитетен, я сам считаю, что кандидатура митрополита Пимена достойная и, что он может быть для Русской Церкви прекрасным Патриархом. Более того, я хочу сказать, что будет ли тайное или явное голосование, я буду голосовать за него. ( Когда я сказал это, митрополит Пимен привстал со своего места за председательским столом, слегка поклонился и сказал вполголоса:"Благодарю Вас!" Мне этот жест показался преувеличенным, он должен был выявить полное равнодушие, как будто бы мои слова к нему не относятся. Такова по крайней мере монашеская традиция) Но повторяю, я считаю, что для полного и ясного выбора, необходимо тайное голосование, и я к этому всех призываю".
