Принеся в святилище обет, он, возможно, год, два или более провел на Иордане у кого-нибудь из благочестивых анахоретов, иначе, один в пустыне, он вряд ли выжил бы при своей неприспособленности. Позже, по истечении срока обета, прельщенный общинной библиотекой и возможностью занятий, и еще замешкался у сектантов. Однако весьма сомневаюсь, выдержал ли он весь двухгодичный срок: тяжелый физический труд, обязательный у назореев, суровая дисциплина иерархического послушания едва ли пришлись ему по нраву.
29. Подобные догадки - особо оговариваю, все сие одни только догадки навели меня на мысль, может, там-то Иисус и познакомился с Иоанном или случайно услышал о новом пророке, который, по всей видимости, в начале своей пророческой карьеры отличался либеральной снисходительностью, снискал, особенно среди простого люда, немалую славу, иначе отколе бы взялись толпы заступников его. Тяжко, однако, питаясь кореньями и акридами, изнемогая от зноя и коченея холодными ночами, долго поддерживать спокойствие духа, буде к тому же спокойствия нету в характере. Оттого, верно, Иоанн, ума язвительного и негибкого, не терпел среди своих близких никакой оппозиции. У меня имелись основания полагать, что тут-то и сидела заноза разногласий между ним и Иисусом.
Вспоминая порой о сем коршуне пустыни, Иисус скупился на добрые слова, чаще отмалчивался, а если что и говорил, то весьма саркастически. Воспротивился он и крещению учеников своих, принятому и ессеями и Иоанном, хотя приверженцы Иоанновы, приведенные к нам Андреем, усиленно домогались оного.
30. В родное местечко вернулся Иисус после десятилетнего отсутствия. Приняли его поначалу доброжелательно, как мужа в некоем смысле святого, пока не начал он пророчествовать и проповедовать, будто по меньшей мере взысканный самим Илией. За работу он снова не взялся, а время убивал, по разумению людей деловых, на пустые тары-бары и снова оказался в разладе с Иудой. К тому же хазан и старейшины синагоги завели интриги и попросту ославили Иисуса маньяком. Об этом люди говорили со мной неохотно, намеками, будто о чем постыдном, посему не стану приводить доводов ни за, ни против: одно важно - Иисус быстро покинул родное селение и вконец разошелся с земляками.
31. Ты верно, мой друг, заметил - до сих пор не коснулся я ни царской, ни божественной генеалогии Иисуса, о чем трактуется подробно в сочинениях, почитаемых Иисусовой сектой, дабы утвердить повсеместно его культ; однако в ту пору, о коей речь, ни мне, ни кому другому и на ум не всходило, что через два-три десятка лет доведется читать подобные бредни.
Ты любопытствуешь узнать сколь можно более - я привожу единственно мои тогдашние мотивы розысков и их плоды. Я четко отделил весьма основательные домыслы от собранных фактов; говоря языком юристов, их можно поставить под сомнение как улики косвенные, но, с другой стороны, улики эти отнюдь не высосаны из пальца.
В моей библиотеке собрано почти все, что до сей поры понаписали об Иисусе. Это не литература в полном смысле слова, по моему заключению, списки служат лишь на потребу разным общинам Иисусовой секты, а иные из них просто тайные писания, со тщанием укрываемые от непосвященных; однако все идет к тому, что вскорости какой-нибудь историк нового культа вслед за Плутархом из Херонеи, одарившим нас в "Сравнительных жизнеописаниях" мифической историей достославных мужей, попытает свои силы в столь же фантастичной биографии учителя. Я вознамерился разделаться со всем этим вздором и анекдотами в свое время, да, может, и к лучшему именно сейчас просветить тебя насчет темных писаний, собранных в библиотеке и у тебя и у меня.
32. Начать, пожалуй, следует с того, что вся сия так называемая литература буйно расцвела в спорах между правоверными иудеями и отщепенцами на тему, был ли Иисус истинным мессией.
В те далекие времена мессия нес повинность всемерно споспешествовать возрождению славы Израиля. И любого к сему причастного признали бы мессией, хоть ошибись все древние пророки, вместе взятые. Ведь девяносто pro centum пророчеств - энигматические головоломки, в них так ли, иначе ли нашли отзвук устремления подневольного народа, и понять несусветную мешанину разных чаяний разве только в ту пору и удалось бы, ныне же потому и спорят все вкривь и вкось. К вопросу вернусь в надлежащее время.
Когда сектанты все смелее оглашали Иисуса тем самым предреченным мессией (кстати, их доводы - плод весьма буйного воображения), все соферим, прежде мимо ушей пускавшие мессианские идеи, а после трагедии Иудейской войны и вовсе отложившие все надежды ad calendas graecas {До греческих календ (лат.) - то есть на неопределенный срок.}, понуждаемые на этот раз нелепостью писаний и распространением Иисусова культа, обрушили великий гнев сразу на два фронта. Сперва тщательно собрали они все истинные и мнимые пророчества касательно мессии; из оных два наиболее существенных - о родословной из колена Давидова и возрождении Израиля (многое, и весьма важное, за недостатком места оставляю в стороне). Далее, соферим взялись осмеивать Иисуса, происходившего из амхаарцев, то есть из простонародья; галилеяне а priori простолюдины, и потому Иисус не принимался серьезным кандидатом в мессии, напротив, заслуживал всяческой хулы.
В подобных спорах не сыщешь сильнейшего оружия, нежели высмеять либо очернить противника. Уже двадцать лет я наблюдаю этот поединок, и ведется он с яростию, равной наивности, если не глупости, обеих сторон. Справедливо судят: nomina stultorum scribuntur ubique locorum {Имена глупцов написаны повсюду (лат.).}.
У соферим не нашлось почитателей Иисуса, его культ взрастал среди бедняков и нищих, имевших весьма туманное представление об эсхатологии ессеев. И только после Иудейской войны, когда перебили ессейских старейшин и разрушили убежище сынов света на Мертвом море, рассеянные по всем землям приверженцы обеих сект, уразумев идейную близость, обрели наконец общий язык, а пастыри под давлением раввинских школ заинтересовались пророчествами. Но ни они, ни противники их не ведали и самой малости о жизни Иисуса - о его служении и бунтарстве. Величайшее злодеяние - Иудейская война предала огню и мечу цветущий край, обратила в прах грады и веси, а людей свободных - в рабов, все живое разметала по свету. Малочисленные очевидцы жизни и учения Иисуса, уцелевшие в военных потрясениях, все, что ведали, подчинили своеволию культа, ежели были сторонниками, противники же служили его врагам худым словом, пагубными толками, злоречием, поношением.
33. Подробности поусердствую сообщить тебе в самом конце, коль успею, пока же размыслим, когда могла явиться легенда о рождении и юности учителя.
Так вот, после смерти Иисуса, еще до войны, его учение робко принялось в местечках и селеньицах на Генисаретском озере, в общинах, им основанных наподобие ессейских. Пока Иисуса помнили, особой надобности в историографии не замечалось - и так повсеместно веровали и посейчас верят в скорое его пришествие.
Ученики и последователи весьма прилежали заветам учителя, а по существу - собранию благородных речений стародавнего Закона. Из Иисусовых сентенций охотнее вспоминали нравоучения и единственное гласимое им пророчество: о грядущем дне господнем, о близости царствия божия...
Царствие божие естественно мыслилось этакой универсальной монархией под эгидой Израиля (Imperium Judaicum), раскинувшейся по всему orbis terrarum {Круг земли (лат.) - то есть весь земной мир.}, где кесарем явится сам Яхве. Иисус в таковом миропорядке, вне всяких сомнений, себя не видел, положил себе скромную роль мессии и ни о чем ином не помышлял.
Сорок лет спустя после военной катастрофы, когда свидетелей и участников событий все менее и менее оставалось в живых, пробился первый неуверенный миф о мессии. Изустно передаваемые вести утеряли понемногу всякое правдоподобие, ибо наперед всего касались более важных дел неземных.
Тогда-то и явились первые записи Иисусова учения, о главной же тайне в них покамест и намекать не отваживались.
В моих собраниях такие записи испещрены чудовищными ошибками, так что с первого взгляда легко угадать их создателей или переписчиков. Ни в одном свитке ничего не сыщешь о жизни Иисуса, отринуто все, кроме нравоучений, добрую половину из них я вовсе не слыхивал, хотя возможно, Иисус и сказывал нечто подобное.
Когда тайна разнеслась далеко окрест (невозможно удержать в узком кругу столь захватывающую весть), тот же час ей воспротивились соферим - тогда-то и сподобился Иисус биографии. Наивные историотворцы, имевшие в своем распоряжении не слишком-то обильные сведения, прибегли к гениально простому приему: ничтоже сумняшеся приладили факты к пророчествам либо стихам из Писания.
Один из этих дилетантов подчистил для наипервейших нужд - и без всяких скрупулов - предания о древних народных героях, а понеже недостало ему знания ни истории, ни Писания, нагромоздил таких нелепостей, что даже его последователи и доброжелатели Иисусовы не рискнули повторить сии благоглупости, предпочитая свои собственные измышления, едва ли более достоверные.
