– А вы верите в привидений? То есть шире надо вопрос поставить. Все то, что называют сверхъестественным, – это реально или только выдумка?
– Ну, в привидений я не верю, конечно, хотя знают ли об этом привидения – большой вопрос. Тут, Лука, мне кажется, есть две стороны медали. Во-первых, что такое: веришь или не веришь? По-моему, тут такая постановка не подходит. Давай спросим себя: ощущаем ли мы привидение, к примеру, как факт? Если ощущаем, то да, оно для нас существует, если не ощущаем, то в нашем мире привидений нет, а есть, например, случайные стечения событий, которые кому-то кажутся доказательством существования привидений. А что до сверхъестественного, то тут все еще интереснее. Вот смотри. Если бы человеку, жившему пятьсот лет назад, показали бы вот эту зажигалку, он на всю жизнь остался бы в полной уверенности, что видел колдовской предмет. Еще сто лет назад были люди, уверенные, что внутри каждого паровоза сидит черт и толкает его. Есть огромное количество вещей и сейчас, которые с таким же успехом можно назвать сверхъестественными. Ну, скажем, путешествия во времени. Все знают, что это фантастика. А между тем физики не исключают принципиальной возможности таких путешествий. То есть, понимаешь, это не противоречит законам физики, вот что они говорят, а не то, что они знают, как построить машину времени. Не знают. Но не исключено, что когда-нибудь узнают. Масса таких вещей. Те же НЛО. Ни один серьезный физик не будет отрицать того, что внеземные цивилизации теоретически могут существовать. Но вот действительно ли они облепили нашу бедную Землю, как пчелы матку, – это сомнительно. Теперь духи, привидения. Если есть какой-то параллельный нашему мир (а исключать этого человек не вправе), то вполне возможно, что мы можем видеть, скажем, существ оттуда, если они умеют, в отличие от людей, между мирами перемещаться. Или последствия каких-то событий, которые там происходят, могут до доходить до Земли… Только я не думаю, что если это происходит, то происходит так примитивно – знаешь, женщины в белых одеждах разгуливают по замку и устрашающе воют. Это должно быть как-то и проще, и сложнее. Проще – то есть не так бросаться в глаза, быть на первый взгляд чем-то обычным. Сложнее – потому что если внимательно приглядишься, то не так просто будет найти объяснение.
– Я, кажется, понял, что вы имеете в виду, – тихо сказал Лука. – Вот смотрите, бывало у вас такое? Я сейчас расскажу, что со мной было. Сутра, например, выходишь из дома и видишь мертвого воробья. Потом проходишь мимо книжного магазина и видишь в витрине обложку книги с убитым воробьем. А потом вечером включаешь телевизор, а там показывают подстреленного воробья. Я тогда так перепугался.
– Вот видишь, по-моему, если есть сверхъестественное, то вот оно так примерно выглядит, как у тебя. Один скажет – просто совпадение. Но что-то уж какое-то слишком странное совпадение. А что, если это в параллельном мире произошло событие, как-то касающееся тебя и этого воробья? И это – просто отблеск этого события? Мы же не знаем, какой он может быть, этот параллельный мир.
– А как хотелось бы! – мечтательно проговорил Лука.
– Как знать. Может быть, лучше и не знать. Ну давай последний вопрос – и спать.
– Какой?
– Вот какой. Как ты думаешь, человек – существо в основе своей рациональное? Или нет?
– То есть разумное?
– Не совсем. То, что человек – теоретически каждый – способен мыслить и в этом смысле разумен, сомнений нет. Дело в другом. В своих поступках и мыслях человек ориентируется на разумные доводы или поступает совершенно нелогично?
Лука налил себе еще немного чаю и, отхлебывая его, ответил:
– Напрашивается ответ, что все зависит от момента. Бывает, что человек поступает рационально, а бывает, что нет. Но, с другой стороны, ведь всегда тот ответ, что напрашивается сам собой, должен вызывать подозрение. Скорее всего, он неправильный.
Лука ненадолго замолчал, а я вдруг подумал, что вот так, невзначай, отвечая совсем на другой вопрос, Лука высказал очень неожиданную и точную мысль. Действительно, большинство людей доверяют тем ответам, которые сами собой лезут в голову. И успокаиваются на этом. Но ведь чаще всего при внимательном рассмотрении оказывается, что этот ответ – это просто тот ответ, который за человека подготовила культура, общество – в общем, другие люди. И чаще всего в таком псевдоответе содержится не что иное, как уход от вопроса. Однако Лука оторвал меня от дальнейшего рассуждения.
– Человек, – твердо сказал он, – в основе своей существо нерациональное.
Я аж присвистнул:
– Смело сказано!
– Но это правда! И очень просто доказать. Чтобы человеку поступать неразумно, ему не нужно специально стараться для этого. И наоборот, если человек хочет сделать что-то по уму, то ему сначала нужно долго-долго подумать, взвесить варианты и так далее. Потом принять решение, применить волю. И еще не отказаться от своего решения, когда сделано только полдела. Поэтому в основе – мы неразумно поступаем. Но все-таки имеем возможность поступать разумно.
– Как знать, – ответил я. – Может быть, когда существо поступает разумно, это просто его иррациональная природа из неведомых соображений позволила ему поступить в соответствии с разумом.
– Ну знаете! – возмутился Лука. – Это просто игра слов. Позволила, не позволила. Если разум победил слепой импульс, то победил. А нет – так нет. Ведь Бог абсолютно разумен? – вдруг с хитрецой спросил он.
– Конечно! И абсолютно неразумен в то же время. Бог просто абсолютный – во всех точках бесконечного количества осей. Если на осях всякие свойства.
– А мы – это как бы искаженные Его лучи, правильно? – И снова я кивнул. – Значит, мы в человеческой основе то разумны, то неразумны, как получится, а в божественной – разумны и неразумны абсолютно.
– Ну все, ты меня разбил! – полушутя признал я.
Была уже глубокая ночь, когда мы забрались в палатку и заснули. Перед тем как заснуть, я успел еще подумать о том, с какой легкостью Лука соединял в своей голове любые темы. И соединял не произвольно, а строго! Ведь мир действительно представляет собой довольно-таки сложный механизм, в котором абсолютно все взаимосвязано и подобно. Нужно только уметь увидеть эти связи. Можно потерять нить логики, но терять ощущение связи никак нельзя. Конечно, если человек задает вопросы… А для этого нужна смелость. Смелость мысли. Не бояться думать о том, о чем ты раньше никогда не думал так, как никогда не думал, и так далее. Все это очень редкие человеческие качества, и чем человек взрослее, тем сложнее ему мыслить смело. Потому что другие люди уже научили, что правильно, а что нет. О чем имеет смысл думать, а о чем не стоит. А ведь те люди, которые тебя этому научили, точно так же получили этот страх в наследство от своих учителей… Страх! Был ли он задуман в самом начале мира? И для чего?
Есть знаменитый опыт про обезьян, которых запускают в клетку, под крышей которой подвешены бананы. Очень скоро одна из обезьян начинает лезть вверх за бананами. А снаружи сидит оператор, который тут же включает холодный душ. Рано или поздно обезьяны привыкают к тому, что за теми бананами, которые наверху, лезть нельзя – будет душ. И вот тогда одну из этих обезьян убирают, а вместо нее сажают другую, новую. Она еще не знает, что наверх лезть нельзя. Но когда она пытается, другие обезьяны начинают ее бить. Она понимает, что лезть наверх нельзя, и больше не пытается. Потом заменяют следующую. Она тоже лезет вверх, ее бьют. Потом другая, еще одна и еще одна. Рано или поздно в клетке не остается ни одной старой обезьяны, ни одной обезьяны, которая точно знала бы, что будет, если полезть наверх. Тем не менее они продолжают друг друга останавливать, если кто-то лезет вверх. Оператор может спокойно уйти – бананы никто не тронет.
Люди часто похожи на этих обезьян. Только место битья у нас занимают смех и презрение. Если ты вдруг начинаешь задумываться о чем-то, о чем задумываться не принято, на тебя тут же вешают ярлычок: «О, это поэт. Философ! Лучше б делом занялся, а он ворон считает!» И люди постепенно привыкают к тому, что об очень многом думать не надо, и своих детей учат тому же. Только непонятно, кто был оператор.
– Как готовиться к смерти?
– Можно спросить и по-другому: знает ли Бог, который вечен и бесконечен, что-нибудь о смерти? Может ли Он быть нашим союзником, наставником, нашим законом, если Ему самому смерть не грозит и никогда не грозила? И так ли уж всемогущ этот принцип под названием Бог, если Он ничего не знает о смерти? Есть у этого вопроса и другая сторона: если Бог бессмертен, то создал ли Он что-либо такое же бессмертное? Если Он вечно живущий, то, может быть, смерти нет. Может быть, то, что мы назвали смертью, есть нечто другое? Тогда всемогущество и всезнание Бога не разрушаются.
– Почему человек должен быть благодарен за жизнь, которую он не выбирал?
