Когда мы вышли на свет, меня охватило любопытство, и я спросила:
— Кто ты такой?
— Я — Ангел Божий, забирающий души умерших.
— Тогда ты должен знать, куда попала душа Николетты, одной моей знакомой.
— Не могу сказать ничего утешительного, она никогда не творила милостыню.
— А душа Хариклии, другой моей знакомой, её душа куда попала?
— Она с лёгкостью воспарила ко Господу.
Затем я расспросила и о других своих знакомых и близких людях.
— А меня ты куда отведёшь?
— Пока ты вернёшься назад, так как тебя ждут, и мне нельзя тебя больше задерживать.
Тотчас я потеряла его из виду и вернулась сюда».
Многие Афине не поверили, стали над ней посмеиваться и говорить, что это был всего лишь сон. Но она продолжала настаивать на своём: «Нет, это не сон. Я всё это пережила». Прошло семьдесят лет, и она всё помнила в мельчайших подробностях. Её рассказ об этом происшествии занимал более часа. Она говорила с большой простотой, никогда не стремясь убедить собеседника, хотя её вера в вечную жизнь была непоколебимой. Её милосердие, полное пренебрежение к материальным благам, желание говорить о Христе, Богородице и Святых, твёрдая вера в воскресение из мертвых, постоянная молитва за весь мир — всё это свидетельствует о том, насколько глубоко она пережила это событие.
Конечно, и у неё были свои недостатки. Но деятельная любовь к Богу и людям покрывала всё.
Она не могла есть, если знала, что рядом кто — то голодает, и спать, если у кого — то не было места, где преклонить голову. Всё, что удавалось заработать, Афина раздавала, несмотря на возмущение и нытьё домашних. Но в то же время благодаря ей близкие не испытывали лишений даже в самые голодные годы оккупации.
В своём доме она всегда с готовностью принимала всех бездомных и нуждающихся. В непростые военные и послевоенные годы ночлег и еду у Афины находили сербы, итальянцы, евреи, беженцы из Малой Азии, нищие, коробейники, бродяги, торговцы, монахи, священники, цыгане…
Она никому не посмела отказать в приюте. Каждый человек был для неё образом Божиим. Афина творила милостыню, не ожидая воздаяния. Она никогда не побоялась и даже не подумала о том, что от тех, кого она приютила, может исходить опасность. Она имела совершенное доверие Промыслу Божию.
Когда Афина жила в Ливади (селении, находившемся в двух часах пути от её деревни), её дом становился единственным пристанищем для всех застигнутых в этих местах непогодой. Это была пустынная местность. Чем она могла накормить своих гостей? Пирог из кукурузной муки и рис с сыром — вот всё, что она могла им предложить. Но когда её сердце жаждало угостить их чем — нибудь ещё, происходило следующее удивительное событие. Её кошки приносили из полей добычу — перепёлок и зайцев. И получалось отменное угощение.
В Ливади Афина удостоилась удивительного видения. Однажды вечером, стоя на пороге своего дома, она увидела, как всё небо озарилось ярким светом. Ей показалось, что собирается дождь. Но свет всё нарастал и нарастал, так что казалось, что наступил день. Свет исходил от чего — то похожего на сияющую колесницу в форме паникадила. Афина была поражена её красотой и великолепием. Она следила за колесницей, пока та не скрылась за одним из холмов. (Во всей округе никто больше не видел колесницы, кроме одной восьмилетней девочки, которая в это время пасла овец.) Афина перекрестилась, не в силах объяснить увиденное. Но потом она поняла, что это была херувимская колесница, направлявшаяся в заброшенную церковь Святого Георгия, где вот уже много лет не было службы.
Афина жила в большой простоте и чистоте. Она всегда чувствовала присутствие Божие. Стойко переносила испытания и искушения, которых в её жизни было немало. Пришлось много претерпеть от мужа, который постоянно богохульствовал, причиняя ей этим невыразимую боль. В молодости после одного несчастного случая он лишился зрения, так что Афине приходилось не только о нём заботиться, но и терпеть все его странности. Однажды он упал, сильно травмировался, и его парализовало. Её дочь родилась инвалидом. Она была очень своенравной и непослушной, кроме того, ей очень не повезло с замужеством. Сын Афины в молодости был очень болезненным. Три раза он был на грани гибели. Милосердие Божие и молитвы матери сохранили его. Он женился и стал многодетным отцом.
У самой Афины всю жизнь были большие проблемы со здоровьем. Но никогда никто не услышал от неё ни слова ропота. Каждый вечер она много часов молилась за весь мир.
В последние годы у неё стало меньше возможностей творить милостыню. Нищих почти не осталось, а нуждающихся было значительно меньше, чем в былые времена. Как теперь она могла утолить свою жажду милосердия? Господь заботился о ней и посылал ей просителей. Когда она выходила из дома, на пороге её встречало множество животных. Собаки, кошки, птицы — все они чувствовали её любовь, следовали за ней, и она никому не отказывала. Из её рук ели даже дикие птицы, больше не подлетавшие ни к кому. Она смотрела под ноги, нет ли там Муравьёв, и с радостью кормила их хлебными крошками.
Её кончина была мирной и христианской, но не безболезненной. Однажды утром после долгой болезни она поднялась, чтобы покормить птиц, оступилась и сильно ударилась. Боль долго, до самой кончины преследовала её.
Афина попросила батюшку прийти и прочитать над ней молитву, так как верила, что подобным образом исцелится. Но священник не сразу отозвался на её просьбу. Когда он всё — таки пришёл, она сказала: «Отче, теперь уже поздно, сегодня я ухожу».
Это было 11 февраля 1976 года, в день празднования памяти святых Феодоры и Власия. Несмотря на невыносимые боли на лице Афины сияла улыбка. С утра она уже стала распоряжаться относительно своих похорон: какую одежду на неё надеть, каких батюшек пригласить на отпевание.
Потом позвала своих соседок и невестку. С каждым, кто к ней приходил, Афина прощалась и просила прощения. К вечеру её беспокойство усилилось. Она просила близких помолиться, чтобы Господь забрал её сейчас, а не оставил на ночь. Но родственники не верили, что она умирает. Она почила незадолго до двух часов ночи. Последними её словами были: «Красиво — красиво…»
Восемь часов, пока её тело лежало в гробу, оно оставалось тёплым. Её лицо было радостным, румяным, улыбающимся, без морщин, как лицо девушки, а не девяностосемилетней старушки.
Да упокоит Господь душу Афины, как она упокоила Его Самого в лице каждого страдающего человека! Аминь.
XII. Отец Василий Тромбукис
Он родился в 1902 году в селении Сфикиа Имафийского района[44] в потомственной семье священника. Иереями были его отец, дедушка, прадед, брат Афанасий и его племянник. Василий имел большое желание не прерывать эту традицию.
Он обвенчался со смиренной девушкой, односельчанкой Яннулой. У них родилось девять детей, один из которых умер в двухлетнем возрасте. Из поучений святого Космы Этолийского[45], которого он очень любил и почитал, Василий узнал, что в священники должно рукополагаться в зрелом возрасте: по достижении по крайней мере тридцати лет. Он закончил семинарию, многому научился и от своего отца — священника Иоанна. Он был рукоположен в иереи и стал служить на приходе в родном селении.
В день своей хиротонии он навсегда бросил курить. Кроме того, совместно со своей супругой они решили жить целомудренно, как брат и сестра. Они исполнили своё обещание.
За годы иерейского служения никто никогда не видел отца Василия без подрясника, даже его супруга. «Священник без рясы — не священник», — говорил батюшка. Даже камилавку он не снимал нигде, кроме своей комнаты.
Он был очень осторожным и благоговейным. После Божественной литургии никогда не ходил в гости. Отец Василий возвращался домой, где в специально отведённом месте мыл чашку, из которой пил после Святого Причастия. Впоследствии, когда он состарился, эта обязанность вменилась его родным. Он не разрешал им мыть сосуды, которыми пользовался после принятия Святых Тайн, в раковине вместе с другой посудой. Сам в эти дни он никогда не мылся, не мыл и свою бороду.
У него было специальное полотенце, которым он вытирал лицо, и затем его сжигали. Каждый понедельник, среду, пятницу и в дни многодневных постов он не вкушал даже масла. Его пища в эти дни обычно состояла из чая с сухарями и печённых на углях картошки и лука.
Отец Василий имел страх Божий и очень любил молитву. Его обычный типикон был следующим: он просыпался в четыре утра. Если была зима, затапливал печку. Надевал епитрахиль и молился до половины седьмого. Затем брал облачение и шёл служить в церковь. Вечером совершал вечернее богослужение. В храме он служил каждый день в любую непогоду.
Во время богослужений о. Василий был очень внимателен, не торопился и весь отдавался молитве. Батюшка был серьёзен и благоговеен, стараясь настроить так же и помогавших ему в алтаре мальчиков. Когда певчий забывал пропеть какие — то тропари, батюшка расстраивался, но, не желая его обидеть, не делал замечаний, а выходил на аналой и прочитывал эти тропари сам.
