Ознакомительная версия.
«Впрочем, если Иосиф согласен принять определение Флорентийского собора, и признать и другие вселенские соборы и не разниться ни в чем от католической веры, удерживая только греческую обрядность, дозволенную церковью на вселенских соборах; если он обещает и будет содействовать, чтобы весь русский народ принял Флорентийский собор и отрекся от своих заблуждений, осужденных вселенскими соборами, тогда мы простим Иосифу прежние его согрешения и утвердим его или сами, или через КПльского патриарха Иоанна в митрополичьем достоинстве. Когда он и другие с ним примут все члены — об исхождении Св. Духа и от Сына, о первенстве папы, о чистилище, о наградах и наказаниях по смерти — тогда мы дозволим и не перекрещивать крещенных в третьем лице по обряду греческому, и совершать Евхаристию на квасном хлебе и под обоими видами преподавать ее мирянам, а священникам греческим иметь своих жен. Все это передай Иосифу и обсуди с Виленским епископом, а свои соображения сообщи нам, чтобы мы или прислали нунция или поручили Виленскому епископу совершить полное присоединение Иосифа и других с ним».
Война и последовавшая вскоре смерть митр. Иосифа Болгариновича сорвали эту акцию. Но параллельно с ней протекала и акция давлений для обращения лично великой княгини Елены в унию или полное латинство. В письме 1501 г. к вел. кн. Александру папа пишет: «по словам посла твоего, ты дал клятву своему тестю никогда не принуждать Елену к римской вере, даже и в таком случае, если бы и она сама того захотела. И ты уже 5 лет честно исполняешь обещание, сам не принуждаешь жены. Но другие светские и духовные сколько ни убеждают ее — она остается непреклонной. Мы хотим и обязуем тебя, чтобы ты несмотря на данные обещания и клятвы, от которых тебя освобождаем, снова позаботился побудить свою жену к принятию римской веры. Если же Елена опять не согласится, то мы поручаем Виленскому епископу, чтобы он убеждал ее, а в случае нужды принуждал мерами церковного исправления и другими законными средствами. A если и после этого останется непреклонной, то отлучил бы ее от сожительства с тобой и совершенно удалил от тебя». Так как епископ Войтех венчал Елену, то в этой области его каноническая власть имеет свои основания. В инструкции самому Войтеху и его брату кардиналу Фридриху, архиепископу Краковскому, папа пишет, чтобы в дополнение к отлучению «от стола и ложа», присоединить еще и конфискацию ее имущества. Меры невероятно-крайние, неосуществимые: — и по моменту московских побед и по невозможности для вел. кн. Александра прибегнуть к такой жестокости по отношению к искренно любимой им своей жене. Александр просто остался глух к этим ватиканским советам и должен был думать о мире с Москвой, а не делал ей безумных вызовов. Через несколько месяцев в том же 1501 г. умер митр. Иосиф Болгаринович — живой носитель униатской интриги. Она оказалась несвоевременной по политическим отношениям к Москве и приблизительно на полстолетия замерла. Прямые атаки на православие оказались неудачными. Началась система последовательного государственного давления, принесшая свой плод к концу XVI в. при короле Сигизмунде III. Великая кн. Елена осталась непоколебленной. Пример ее укреплял сознание широких слоев православного населения, был полезен и колеблющемуся русскому епископату. Придворному церемониалу приходилось с этим мириться и переживать неприятные для католиков сложности. Пора было вел. кн. Александру принимать польскую корону. Церемония коронации в Кракове назначена была на 1-е декабря 1501 г. Параллельно с тем как муж короновался в католическом соборе, жена его Елена раздельно молилась в своем дворце, где происходила греческая литургия. Летописец пишет, что Елена лишена была короны за свою ядовитую приверженность к греческой религии: Неlепае vего, uxоris еjus diadеma dеnеgatum еst, ео quоd mоrdiсus graесоrum rеligiоni adhaеrеrit.
Вся эта униатская затея, все давления на вел. кн. Елену ставили перед владетельным русским классом в Литве революционный вопрос: не уйти ли из-под короны латинской под корону православную, московскую? С наибольшей легкостью такое решение вопроса представлялось для князей, имевших свои уделы-земли в непосредственном соседстве с московскими землями. И вот, делая ставку на растущую силу гегемонии Москвы, пограничные князья начинают перебегать к Ивану III. Само собой понятно, что это были вопросы чисто государственные, политические, вопросы выгоды и интересов. Но нельзя считать и положения веры и церкви только одним прикрытием политики. Время было еще почти средневековое, и вопросы религии и свободы совести имели большой вес и переживались остро. Московский летописец повествует, что в начале 1500 г. кн. Семен Иванович Бельский «прислал к великому князю Ивану Васильевичу бить челом, чтобы пожаловать его и принять на службу с его вотчиной и сказывал, что на них в Литве пришла великая нужда о греческом законе. Посылал де вел. кн. Александр к своей вел. кн. Елене οтметника православные веры Иосифа, владыку Смоленского, да бискупа своего Виленского и чернецов Бернардинов, чтобы приступила к римскому закону, да и к князьям русским посылал и к виленским горожанам и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и нудят их приступить к закону римскому». Здесь, под 1500 г. обобщаются события закулисной униатской интриги за целый ряд предшествующих годов, когда действовал в этом направлении почти открыто Иосиф Смоленский, не считаясь с митрополичьей властью еще живого митр. Макария.
Иван Васильевич Московский принял на московскую службу Бельского и немедленно послал извещение Александру Литовскому, мотивируя свой поступок так: «В наших договорных актах записано, чтобы нам состоящих на службе с их вотчинами не принимать на обе стороны. Но когда всем православным в Литве пришла такая нужда о греческом законе, которой раньше при твоем отце и предках не бывало, то мы, ради той нужды, приняли Семена на службу с вотчиной. То бы тебе было ведомо и ты бы в отчину нашего слуги не вступался и людям его обиды и силы не делал». По примеру Бельского тогда же били челом Московскому государю и были им приняты князья Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемяка с богатыми волостями. Первый — с Черниговом, Стародубом, Гомелем, Любичем. Другой — с Рыльском и Новгородом-Северском. Перешли к Москве и князья Трубчевские, Мосальские, Хотетовские и др. — все мотивируя «нуждой о греческом законе».
Князь Литовский послал в Москву посольство с протестом: «Бельский тебе не умел правды поведать. Он лихой человек и наш изменник. Мы его уже три года и в глаза не видали. У нас, по милости Божией, в Литовском великом княжестве много князей и панов греческого закона, получше того изменника. A никого и никогда силой и нуждой ни предки наши, ни отец, ни мы к римскому закону не приводили и не приводим. Так ты бы, брат наш, держал крестное целование, данное нам, а Бельского и других наших изменников нам выдал». Иван III отвечал: «как же он не нудит к римскому закону, когда к нашей дочери, да и к князьям и панам русским и ко всей Руси посылает, чтобы приступили к римскому закону? A ныне учинил еще новое насилие Руси, какого прежде при его отце и предках не бывало: сколько повелел он поставить божниц римского закона в русских городах — Полоцке и других! Да жен от мужей отнимают, детей от родителей и силой окрещивают в римский закон. Так то ли он не нудит Руси к римскому закону?.. Про Бельского же ведомо дополнительно про то дело, что он, не желая быть отступником от греческого закона и потерять свою голову, перешел служить к нам с своей вотчиной. В чем же тут его измена»?
Литва объявила войну. Готовых решающих сил военных у нее под рукой не было. Московская армия 14 июля одержала блестящую победу. Взят был в плен сам главнокомандующий — вел. гетман, русский князь Константин Иванович Острожский. Война тянулась. В следующем году начались переговоры о мире. Cо стороны Ивана IIІ выдвигались претензии за утеснение свободы совести кн. Елены. За 1501-1502 годы наступление Москвы и занятие Литовских городов продолжалось. Литва обратилась к посредничеству папы Александра VI. В марте 1503 г., наконец, мир был достигнут. Назывался он перемирием на срок 6 лет. Послы кн. Литовского привезли на московскую сторону и письма вел. кн. Елены, очутившейся в морально сложном и тяжелом разрыве с Москвой и при семейной привязанности к короне Литовской. Елена умоляла отца прекратить кровопролитие и не преувеличивать тяготы ее личного религиозного положения. Она писала: «везде мне полная свобода служить Господу Богу по обычаю и уставу св. греческой .церкви». «Государь мой король, его мать, братья, паны и вся земля надеялись, что со мной из Москвы пришло в Литву все доброе, вечный мир, кровная дружба, помощь на поганых. A теперь видят все, что со мной все лихо к ним пришло: война, рать, взятие и сожжение городов и волостей, пролитие христианской крови, плен, плач, вопль… Вся вселенная не на кого другого, только на меня вопиет, что кровопролитие сталось от моего в Литву прихода, будто я к тебе пишу, привожу тебя на войну… Сжалься над своею дочерью. Возьми по-старому любовь и дружбу с братом и зятем своим: тогда ты не только мне учинил бы веселие, но и церквам Божиим благосостояние и святителям греческого закона мирное единение и всем людям греческого и латинского закона радость и мне великое в греческой вере утверждение».
Ознакомительная версия.
