Слово на утрене, в пяток недели 1-й Великого поста
После дней пощения и молений, настал и день покаяния; время уже явиться на суд духовный для исповедания своих грехов. В суды мирские являются, чтобы оправдывать себя; в судилище духовное приходят с тем, чтобы обвинить себя. Там наибольшей свободой пользуется тот, кто наиболее успел доказать свою невинность; здесь наибольшее помилование тому, кто наиболее признает свою греховность. Что значит сие? Или на небе любят менее правду, нежели на земле? Нет, на суде небесном не может устоять самый Ангел пред очами Господа; по выражению пророка, нечисто само солнце. Если убо мы, слабые и долупреклонные, можем стоять на сем суде и не падать; если мы, оскверненные и нечистые, можем являться перед сей взор и не исчезать: то потому, что с нами поступают не по строгости правды и закона, а по одному чистому милосердию. Почему не поступают по строгости правды? Потому, что по сей правде уже поступлено; потому, что закон уже удовлетворен за нас во всей его силе; потому, что все долги наши уже оплачены сполна; потому, наконец, что самая казнь, коей все мы подлежали за возмущение против Царя небесного, уже перенесена за нас. Вы знаете, братие, кто оказал нам сию многообразную, бесценную и беспримерную услугу? — Спаситель и Господь наш, Иисус Христос. Вам известно и то, как преложен Им для нас гнев небесный на милость? Это сделано Его страданиями и Крестной смертью за нас. После сего, братие, приступая к судилищу исповеди, вы первее всего поспешите облечь себя живой верой в заслуги нашего Искупителя. Без сего таинство исповеди будет не в отпущение, а в обличение грехов. Как осмелиться исповедать грехи в слух небесного Судии, если око веры не будет зреть о страну Его Ходатая и Споручника? Как и служитель алтаря дерзнет изречь вам мир, если не будет на вас знака мира — всепримиряющей Крови Агнца? Нерастворенные верой слова исповеди, и с вашей и с его стороны, не взойдут на небо, а рассеются в воздухе и падут на землю. Без веры ни вас не услышит Господь, ни вы не услышите Господа.
Одушевившись таким образом верой, вы постараетесь, братие, освободиться, посредством исповеди, от всей тяжести грехов как можно полнее, совершеннее и невозвратнее. Зачем скрывать бедность духовную? Тут кто более откроет свою нищету, тот более и приимет. К чему таить язвы совести? Здесь кто полнее обнаружит их, тот вернейшее получит врачевство. И от кого таиться? Судия и Спаситель наш всеведущ; Он давно знает не только все дела, но и все помышления наши; не только все прошедшее, но и все наше будущее. Посему для Него вовсе не нужна и исповедь наша. Но она необходима для нас, для того, чтобы мы имели побуждение глубже вникнуть в свое состояние, тверже узнать самих себя, свою жизнь и свои недуги; чтобы имели случай сильнее возненавидеть грех, видя, как тяжело открывать его; чтобы путем устного исповедания как бы извергли всю скверну беззаконий из внутренности души и сердца. Нежелание открыть грех есть уже сильный признак, что ты не разлюбил грех и не хочешь расстаться с ним. Когда бы ты увидел у себя за пазухой землю, то стал ли бы прятать ее? Не тотчас ли бы употребил все силы, чтобы бросить ее от себя как можно далее, хотя бы это было пред лицом целого света? В случае невозможности сделать это самому, не стал ли бы кричать и звать всех на помощь? Но грех для души то же, что змея для тела. Посему, кто дознал ядовитость его, тот готов исповедать его пред лицом неба и земли, только бы скорее освободиться от него. Так и поступали древние исповедники: они каялись не пред одним духовником, а пред целой Церковью; исповедовались не один раз, а в продолжение целых месяцев и даже годов.
И кто мы, служители алтаря, чтобы стыдиться нас? Не подобные ли вам грешники? Стыдитесь Ангелов Хранителей ваших, а не нас. Мы сами готовы исповедать пред вами свои грехи; и молим вас молиться не за себя только, но и за нас, да возможем непостыдно предстоять и предстательствовать за вас у престола благодати.
Принесши исповедание в грехах своих, вы приимите, братие, прощение во имя Господа Иисуса. Это совершается, по-видимому, так просто, так легко, так скоро, что плотской человек наш даже от избытка сей милости может взять повод к безстрастию и ненаказанности, может возомнить, что грех есть нечто неважное, когда в нем стоит только признаться, чтобы получить прощение. Для прогнания от себя сей опасной мысли, вы вспомните, что для произведения сей простоты исповеди нужно было самой Премудрости Божией измыслить план спасения людей, величайший по объему, нескончаемый по продолжению, непостижимый по началу и основанию; что для произведения сей легкости в примирении грешника с Богом нужно было подвигнуться самому всемогуществу Божию, и вместе с собой подвигнуть небо и землю, время и вечность; что для произведения сей скорости прощения, нужно было сосредоточить все мучения ада над очистительной Жертвой, принесенной за грехи мира на Голгофе. После сего повод к соблазну и ненаказанности греховной уничтожится сам собой. Как бы ни был прост и безукрашен святой налой, пред коим будет совершена исповедь, вы станете пред ним, как Израиль стоял пред Синаем; как бы ни было мало Евангелие и Крест, от коих изречено будет вам помилование, вы отойдете от них, как апостолы отходили с Голгофы.
Да, братие, если вы намерены принести покаяние истинное (а не истинное для чего и приносить?), то покаяние, которое совершается в краткое время, но действует на всю вечность; если, говорю, намерены примириться с Богом не на одних словах, а на самом деле, то вы отойдете из судилища покаяния не с рассеянной мыслью о том, кто и как вас исповедовал, не с одним холодным признанием, что вами исполнен долг Церкви и совести, не с одной поверхностной решимостью быть с сих пор лучше и избегать грубых пороков. Нет, вы возвратитесь из дома Божия, как возвратились бы из дома царева тяжкие государственные преступники, кои, явившись туда для услышания приговора на смерть, вдруг услышали помилование и забвение их преступлений; возвратитесь с глубочайшим чувством благодарности к Спасителю душ наших, с твердой решимостью посвятить Ему и Его закону всю остальную жизнь, с вечным, нераскаянным отвращением от всех прежних грехов, со скорым, неудержимым стремлением вознаградить и изгладить все, что возможно.
Да сбудутся сии советы и благожелания над всеми вами! Да даст вам Сам Господь дух умиления и сокрушения о грехах ваших! О сем молим и не престанем молить Его всемогущую благодать за вас. Аминь.
Слово на часах, в пяток недели 1-й Великого поста, о причащении
В притче о блудном сыне, так трогательно изображающей силу истинного покаяния, видим, что любвеобильный отец, по возвращении к нему заблудшего сына, — в знак совершенного примирения с ним и возвращения ему всей любви отеческой, — немедленно устрояет вечерю столь светлую, что старший сын не мог снести сего торжества без ропота и неудовольствий (Лк. 15). Что же бы, братие, сказал сей взыскательный сын, если бы посмотрел на ту Божественную вечерю, которую Отец Небесный устрояет для нас, по случаю нашего возвращения к Нему с распутий мира?.. Давно ли многие из нас блуждали вне дома отеческого, иждивая, по произволу страстей, дары природы и благодати? — Еще нет седмицы, как мы обратили лицо свое прямо к дому отеческому; едва только произнесли исповедание во грехах своих; не совершили еще, в знак раскаяния, ни единого благого дела; и вот, нам возвращена уже одежда невинности, объявлено торжественно прощение и милость; — а заутра устроится для нас и трапеза в дому Отчем. И какая трапеза? Не из тельца упитанна (Лк. 15; 27), а из Агнца закланного прежде сложения мира (1 Пет. 1; 20), из Тела и Крови Сына Божия! Как мы не полагали меры грехам нашим, так Господь еще более не полагает меры милосердию Своему. Ибо что перед сим чудом любви прочие чудеса всемогущества и Премудрости Божией? Что манна с неба? Что вода из камня? Таинство причащения есть, можно сказать, некое продолжение самой тайны воплощения! Ибо, если… велия… благочестия тайна: Бог явися во плоти (1 Тим. 3; 16), то кол икая тайна, когда Он, посредством причащения нас Телом и Кровью Своею, является во плоти нашей!..
Обозревать ли сию тайну во всех ее глубинах? Но для сего надлежало бы мне иметь очи и язык, а вам — слух Ангельский. Для назидания всех нас достаточно будет, если мы, во-первых, рассмотрим, как приуготовлялась сия Божественная трапеза, как в свое время учредилась, и как, учрежденная, хранилась до наших времен. Во-вторых, обратим внимание на то, что нам преподается на сей трапезе, и как нам должно приступать к ней?
Поелику Божественный Агнец, Коего мы причащаемся в Евхаристии, заклан, по замечанию апостола, еще прежде сложения мира, то есть, заклан в предопределении Бога Отца и Его собственном; то от самого сложения мира начали являться и знамения не только сего заклания, но и будущего вкушения закланного. Что было древо жизни в раю с плодами его, как не первый прообраз нашей Божественной трапезы? Могло ли древо само по себе доставлять бессмертие человеку, если бы не было символом истинного древа животного (Откр. 2; 7), Сына Божия, в Коем едином, по свидетельству святого Иоанна, живот бе, и живот бе свет человеком (Ин. 1; 4)? Посему-то еще блаженный Августин называл райское древо жизни таинством, а мы можем назвать его таинством причащения.
