Прежде всего это правило указывает на астрономический момент для определения дня, в который христиане должны праздновать Христово Воскресение, принимая за мерило весеннее равноденствие, и затем предписывает, чтобы празднование Воскресения никогда не совпадало со временем празднования иудеями их пасхи. То же самое предписывается и Апостольскими постановлениями (V, 17). Поводом к изданию этого правила послужила, по всей вероятности, иудеохристианская секта евионитов, утверждавшая между прочим, что воспоминание Христова Воскресения должно праздноваться в 14 день еврейского месяца нисана, когда празднуется и иудейская пасха, так как ни одним законом, по учению этой секты, не было отменено для христиан постановление о дне празднования пасхи ветхозаветной церкви [139]. Но иудеи употребляли для исчисления времени не солнечный год, а лунный, и месяц нисан начинали новолунием, ближайшим к весеннему равноденствию. Так как лунный год на несколько дней короче солнечного, то при таком исчислении большею частью случалось, что иудеи праздновали свою пасху раньше весеннего равноденствия. Для указания на различие между пасхой ветхозаветной и новозаветной, не имеющих между собою ничего общего, и для устранения всякой общности в священных обрядах между христианами и иудеями, к тому же, чтобы осудить обычай, проникший от евионитов и к некоторым православным священным лицам, — правило предписывает всем наблюдать весеннее равноденствие и только после него праздновать воспоминание Христова Воскресения, а отнюдь не вместе с иудеями. Духовное лицо, нарушившее это, подвергается по правилу извержению из священного сана [140].
Аще епископ, или пресвитер, или диакон, или кто-либо из священнаго списка, при совершении приношения, не причастится: да представит причину, и аще есть благословна, да будет извинен. Аще же не представит: да будет отлучен от общения церковного, яко соделавшийся виною вреда народу, и на совершавшего приношение наведший подозрение, аки бы неправильно совершал.
(Анкир. 1, 2; Петра Алекс. 10).
В первые времена церкви существовал общий обычай причащаться всем, когда только совершалась литургия, тем более этому обычаю, в пример другим, должны были следовать духовные лица [141]. Обычай этот стал несколько ослабевать, особенно после начавшихся против христиан гонений от язычников, причем из-за страха многие стали уклоняться от св. причащения, чтобы хоть на короткое время избегнуть гонений. При этом многие духовные лица, которые должны бы были подавать пример другим, начали уклоняться от св. причащения по той же самой причине, а также и потому, что сами священнослужители стали подозревать друг друга в том, что тот или другой из них, вследствие гонений, изменил вере. Гонения начались главным образом против духовных лиц, так как предполагалось, что будет легче искоренить христианство, ослабив предварительно духовенство. При тех искушениях, каким подвергалось духовенство во время того или иного гонения, легко могло случиться, как и бывало в действительности, что некоторые священнослужители в минуты страха приносили жертву идолам, совершали пред ними каждение, или выдавали гонителям священные книги и сосуды; возможно, что некоторые только подозревались в таком отступничестве. По отношению к таким духовным лицам у истинно верных сынов церкви возникало такое непреодолимое подозрение, что они избегали их, как зачумленных. Вследствие этих причин целые церковные общины становились в совершенно обособленное положение по отношению к тем епископам, которые, по их мнению, были нетверды в вере в часы искушений, и тотчас же указывали на неправильность в литургии, как у таких епископов, так и у подчиненных им священников. Достаточно было отдаленного слуха или просто подозрения, как уже одно духовное лицо не хотело принимать причастия, освященного другим подозреваемым духовным лицом. Именно против этого и говорит правило. Правило допускает, что то или иное духовное лицо может не причащаться во время литургии в том случае, если укажет на причину, по которой не хочет или не может причащаться; и если эта причина уважительна, то правило предписывает принять ее во внимание и тогда духовное лицо не виновно; но если причина не будет им указана, — правило предписывает отлучить такое лицо от церковного общения, так как этим оно причиняет вред народу, который всегда должен видеть в священнике пример для себя, и так как этим оно возбуждает подозрение против того, кто совершает божественную литургию.
В этом смысле объясняют это правило Зонара, Аристин, Властарь и другие [142]. Вальсамон при объяснении этого правила старается доказать, что отлучению подвергается лишь то духовное лицо, которое, служа вместе с другим, не хочет причащаться [143]. В этом же смысле Вальсамон отвечает и на вопрос Марка, патриарха Александрийского: может ли диакон, служа с архиереем или иереем, не причащаться, не объяснив причины? Отвечая ему, Вальсамон приводит текст этого правила [144]. Что такое толкование Вальсамона ничем не обосновано, ясно видно из самых слов этого правила.
Всех верных, входящих в церковь, и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, яко бесчиние в церкви производящих, отлучати подобает от общения церковного.
(Трул. 66, 80; Антиох. 2; Сердик. 11).
Общение христиан в первые времена церкви выражалось главным образом в общем участии всех верных в трапезе Господней (1 Кор. 10:16, 17) и в единодушном пребывании всех в храме (Деян. Ап. 2:46; 20:7). Это общение, выражавшееся таким образом, положено, между прочим, в основание и при составлении чина литургии, так что оглашенные, могущие оставаться в церкви с верными лишь до определенных молитв, как только начинался самый чин евхаристии, приглашались диаконом удалиться из церкви, так что оставались в храме одни верные, и были участниками трапезы Господней. Этим выражалась общая мысль церкви о духовном единении между верными, а также и то, что, ради этого духовного единения, каждый верный может и имеет право участвовать в церкви при всех молитвах и при святой евхаристии и в совокупной молитве, после св. причащения, благодарить Господа за Его Великий дар. Так было при начале церкви Христовой, и все верные приходили всегда в церковь, и не только слушали в церкви чтение Св. Писания, но оставались там до тех пор, пока священник, окончив божественную литургию, не давал им благословения для выхода из церкви. Такая ревность стала однако у некоторых охладевать, и многие, прослушав только чтение Св. Писания, выходили из церкви. Ради этого, без сомнения, и был внесен, как читаем в Апостольских постановлениях (VIII, 9), в чин литургии, после напоминания оглашенным выйти из церкви, диаконский возглас о том, что ни один из имеющих право оставаться до конца службы, не должен ее оставлять. По всей вероятности, это не помогало, многие и после диаконского возгласа все же выходили из церкви до окончания службы, оскорбляя этим благоговейное чувство истинно верных и производя беспорядок в самой церкви. Вследствие этого издано было настоящее строгое правило, требующее отлучения от церкви каждого, приходящего в церковь и не остающегося в ней до окончания службы [145].
Некоторые канонисты понимают это правило так, что верные не только должны были оставаться в церкви до окончания божественной литургии, но и обязаны были все причащаться св. тайн [146]. Возможно, что такое толкование правильно, так как подтверждением этого могут служить места из Св. Писания, приведенные выше при изъяснении этого правила. Однако, не может быть, чтобы все верные принуждались причащаться каждый раз при посещении церкви, так как легко могло быть, что не все бывали всегда подготовлены к причащению или по внушению голоса собственной совести, или в силу каких-либо других причин из личной или общественной жизни. Для того, чтобы и такие были удостоены хоть некоторого участия в святыне с одной стороны, и для избежания тяжести наказания, налагаемого этим правилом с другой, а также для того, чтобы обязать и тех, которые не могут причаститься, все же оставаться до окончания божественной литургии, заведена была раздача антидора, который каждый должен был принять из рук священника для своего собственного освящения [147].
Аще кто с отлученным от общения церковного помолится, хотя бы то было в доме: таковый да будет отлучен.
(Ап. 11, 12, 32, 45, 48, 65; I Всел. 5; Антиох. 2; Карф. 9).
Отлучение, о котором мы говорили в нашем толковании 5-го Ап. правила, как наказание, лишающее общения с известным обществом, происходит само собою, если только в данном обществе господствует одно определенное высшее начало, которое должно свято охраняться определенными средствами для поддержания самого общества. Так бывает вообще и во всяком обществе с возвышенной целью, а особенно так бывает и должно быть в обществе религиозном. То же встречаем мы как у язычников, так и у иудеев, которые лишали недостойных членов своей религиозной общины молитвенного общения с остальной верной братией, т. е. отлучали их от своего религиозного общества [148]. В христианской церкви это соблюдалось еще гораздо строже. Сам Иисус Христос положил начало отлучению от Своей церкви, сказав: «если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:17), т. е. другими словами, пусть будет отлучен от церкви. Впоследствии Апостолы подробно разъясняли это в своих посланиях, а также применяли и на деле (1 Кор. 5:5; 1 Тим. 1:20; 2 Тим. 3:5; Тит. 3:10; 2 Сол. 3:6; 2 Иоан. 10 и 11). Таким образом, правило строго выражает мысль Св. Писания, воспрещая молиться с отлученным от церковного общения не только в церкви, когда бывает общая для всех верных молитва, но даже и дома наедине с отлученным от церкви. Ту же мысль Св. Писания выражает правило, предписывая отлучение от церкви каждого, который будет иметь молитвенное общение с тем, кого церковная власть отлучила от своего общения. Такое учение церкви об отлучениях мы находим в творениях св. отцов и учителей церкви древнейших времен [149].
