Якоже питаемся Божественным Хлебом и Чашею, душу утверждаем и укрепляем, и зрением, имже зрим святая и красоту, и доброту божественных светов, с светом и невещественным и невидимым Божества, освящаемся и просвещаемся свято. И сия дашася в церковь и в честь Оного, Иже дает я, яко вся от Него быша и явишася, да поем имя святое Его, еже есть виновное всякаго блага, в совершенное просвещение и освящение душ и телес наших. Фимиам убо воздух освящает, и обоняние и дыхание наше. Понеже и преподавательное благоухания и обоняния есть от Единаго Вида, Иже дает всем обоняние огнем. Сего ради образует Святаго Духа, зане и всем токмо есть, яко да даст всем богатая дарования, и помощию Святаго Духа вси приемлют от дарований Его. Сего ради архиерей, внегда благословляет кадилницу с фимиамом и дает и Богу, глаголет: «О, Христе Боже, мы раби Твои, приносим пред Тобою фимиам, егоже приим, воздаждь и низпосли к нам благодать Всесвятаго Духа»».
Итак: четыре стихии Земля—хлеб и вино. Вода—«вода» в кандиле Воздух—фимиамовый дым Огонь — огонь.—309.
В Архиве священника Павла Флоренского сохранился листок с записью. «К рец<ензии> на Голованенко.
«Первый Шеллинг (Syst<em> d. transc<endent>. Idealismus, Wsrke, В. Ill, S. 476.— Ср.: Спенсер, Основания психологии, § 336) обратил внимание на то обстоятельство), что время и пространство собственно не две, а одна форма восприятия, только различно прилагаемая к двум мирам различных явлений» <См.: Шеллинг. Система трансцендентального идеализма Ц Шеллинг. Соч.
Т. 1. М., 1987. С. 352: «Пространство можно определить как застывшее время,
время же, напротив, как текущее пространство».> (Несмелое {В. И.) Наука о человеке. <Т.) 1. <3-е изд., Казань, 1906,) стр. 31).
Ср. принцип относительности».—309.
В рукописи Флоренского на этом кончается текст лекции VII. После слова «примерами» поставлено двоеточие и открыты кавычки, что свидетельствует о том, что Флоренский хотел продолжить рукопись. В папке Флоренского «Антроподицея. Наброски и материалы» есть текст под названием «О рассеянии Святых Даров», относительно которого можно предполагать, что он должен был завершить данную главу, так как по содержанию прямо связан с последним абзацем. Помещаем его в конце данной части.—310.
См.: Благодарение о получении прошения и о всяком благодеянии Божии//Последование молебных пений. М., 1905. IT. 45 об.—46.—311.
Флоренский использует ирмос 9-й песни Службы Рождества Христова: «Любити убо нам, яко безбедное страхом удобес молчание, любовию же, Дево, песни ткати спротяженно сложенныя неудобно есть: но и, Мата, силу, елико есть произволение, даждь»//Миниа. Месяц декемврий. Киев, 1910. Л. 291 об.—311.
1 Кор. 6, П.—311.
1 Кор. 14, 40.—311.
Иванов Вяч. Эллинская религия страдающего бога // Новый путь. 1904. № 2. С. 113.—311.
См. примеч. 1 к данному приложению.—312.
См. примеч. 31 к разделу V «Семь таинств».—312.
сущее разума (лат.).—312.
1 Из библиографических выписок Флоренского.
«Сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. 6. М., 1887. Издание Д. Самарина. «Иезуиты и их отношение к России», «первое письмо о. Мартынову», стр. 92—93.
Перечислив многочисленные и тяжкие грехи иезуитского ордена, Ю. Ф. Самарин замечает: «Я готов допустить, что из этих грехов иные могли бы быть прощены и забыты (разумеется, если бы сами иезуиты в них покаялись), но один грех не простится и не забудется; он не может быть ни прощен, ни забыт, потому что в нем заключается вся сущность, весь сок иезуитизма, тайна его успехов в прошедшем и в настоящем, и, вместе, оправдание поразившего его осуждения.
В душе каждого человека таится более или менее сознательное поползновение убаюкать свою совесть, подкупить ее или спрятаться от ее докучливых обличений за каким-нибудь благовидным предлогом. Это поползновение хуже всякого прямого влечения ко злу, потому что ослабляет и стремится подрезать в самом корне всякое живое противодействие злу, начиная с внутреннего смысла для различения добра от зла. Иезуиты угадали, в покушениях человека на чуткость собственной его совести и в уклонениях его от строгих ее требований, присутствие страшной силы, способной сделаться превосходным орудием для порабощения чужой воли. Они изучили эту силу во всех ее проявлениям, овладели ею и на ней, как на незыблемой, всегда присущей психической основе, вывели стройное здание своего учения и своей организации.
Подскоблить раздельную черту между добром и злом, стушевать крайности, заморить в человеке жажду беспримесной правды и приучить его довольствоваться правдоподобием; заменить внутреннюю беседу с совестью и тяжелый процесс самообличения справками в каталогах дел греховных и безгрешных; приискать на все случаи формулы сделок для примирения нравственного закона, отталкивающего своею строгостью, с пороками, возмущающими чуткую совесть; водворить в душе человека не мир и не согласие, а своего рода унию, унию между истиною и ложью, добром и злом, Божьею правдою и человеческою неправдою—такова была задача, в своем роде великая и общечеловеческая, над разрешением которой трудился иезуитский орден. Нельзя не прибавить, что он действительно разрешил ее и что труды его увенчались успехом, в той мере, в какой вообще дается человеку осуществление сознательной лжи. Этою задачею определяется историческое значение ордена и участие его в развитии христианского человечества»».—313.
См.: Паскаль Блез. Письма к провинциалу, или Письма Людовика Монтальта к другу в провинцию и к отцам иезуитам о морали и политике иезуитов (СПб., 1898. Письмо 5, с. 53—56). Здесь Паскаль вкладывает в уста одного из иезуитов следующие слова: «У них настолько хорошее о себе мнение, что они считают полезным и как бы необходимым для блага религии, чтобы их влияние распространилось повсюду, и они могли бы управлять всякою совестью. И так как строгие и евангельские правила пригодны для управления людьми известного рода, то они и пользуются ими в этих случаях, когда они благоприятны для них. Но так как эти же самые правила не согласуются с желаниями большинства людей, то они не применяют их по отношению к таким людям, чтобы было чем удовлетворить всех» (с. 54).—313.
Пьер Лемуан (Lemoyne, 1602—1671)—иезуит, богослов и поэт; с ним полемизировал Паскаль в своих «Письмах к провинциалу». См.: La Devotion aisce (1652) = Pierre Le Moyne. La Devotion aisee (Nouv. ed., Paris, 1842).—313.
Франциск Ассизский (1182—1226)—святой Католической Церкви, учредитель францисканского нищенствующего ордена. См.: Цветочки славного мессира святого Франциска и его братьев /Пер. А. А. Клестова. СПб., 2000.—5/4.
Tереза Авильская (1515—1582)—святая Католической Церкви, испанская монахиня.—314.
Игнатий Лойола (1491—1556)—святой Католической Церкви, основатель ордена иезуитов.—314.
Фома Кемпийский (1379—1471)—автор книги «О подражании Христу» (1441).— 314.
Творения святого Амвросия, епископа Медиоланского, по вопросу о девстве и браке/Пер. с лат.; Под ред. проф. II. Писарева. Казань, 1901. О девстве. Глава 17, § 109. С. 154.—314.
Ср.: «Старцу Исаии иноку, безмолвствовавшему в Никифоровской Пустыни, преуспевшему в умной молитве и сподобившемуся благодатного осенения, был прочитан отрывок из «Подражания». Старец тотчас проник в значение книги. Он засмеялся и воскликнул: «О! Это написано из мнения. Тут ничего нет истинного! Тут все—придуманное! Какими представлялись Фоме духовные состояния и как он мнил о них, не зная их по опыту, так и описал их» (Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова. Т. 1. Аскетические опыты. Изд. 2-е. СПб., 1886.
С. 254—255. См. также: Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Т. 1. М., 2001. С. 238).—314.
Из библиографических выписок Флоренского.
«Петр Рысс,— По Италии (Русск<ая> мысль, 1911, V, VI...>.
Июнь, VI. Отд. II, стр. 1 сл. «Рим». Чрезвычайно яркая характеристика современного римлянина, который на самом деле semper idem <всегда тот же самый (лат.),> все тот же языческий, чувственный, наивно-эгоистический и насквозь недуховный римлянин. Ни цивилизация, ни христианство к нему не пристали. Очень хорошо. Специально в религии стр. 2—3 <:> «Восемнадцать веков пыталось здесь христианство одухотворить красоту, обессмертить ее моральной сущностью—и потерпело поражение: понятие о добре есть только производное от «красоты». И Нерон до сих пор сильнее апостола Петра.
