Далее следовал рисунок:
— Надо пойти на южный отрог и посмотреть, что это за строения, хотя я не очень понимаю, чем они могут быть нам полезны, — высказался я.
— А вы подумайте, коллега, — Мессинг, как водится, видел больше меня и, пользуясь этим, предлагал решать загадки, к чему я совсем не был расположен. Кажется, и Петрович уже понял, что он нарисовал. Самой же доброй оказалась Алексия. Она просто повернула листок на сто восемьдесят градусов, чтобы я мог прочитать:
°Т Т°
— Отто! — воскликнул я.
Тут в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Петрович.
Перед нами предстал виновато улыбающийся фиолетовый бирманец У Э. Немного помедлив, он проговорил:
— Доброе утро!
— Кому доброе, а кому не очень, — не сдержался Петрович. — Давай, объясняй, что это было вчера с бутылкой, а то мои друзья подумали, что яд подмешал ты.
— Прошу прощения, господа, — начал У Э, — но вчера был нетрезв, а потому ничего не мог внятно объяснить. Позвольте мне сделать это сегодня, если, разумеется, вы располагаете временем.
Какой вежливый этот У Э. Ну, пусть теперь объясняет, как ему самому удалось редуцировать действие отравленного вина. Мишель решил представить бирманцу присутствующих:
— Меня зовут Мишель Мессинг. Это Рушель Блаво. Моя дочь Алексия. Петровича вы уже знаете.
— У Э, — кивнул тот. — Впрочем, я уже имел честь представляться вчера, хотя за такое представление прошу извинений у господ туристов еще раз.
— Извинения приняты, — сказал я. — Но раз вы тоже подверглись действию яда, то соблаговолите объяснить, каким образом нынче утром вам удалось протрезветь.
— Этот яд, господа, мне знаком, — спокойно ответил У Э. — Уже больше десяти лет живу здесь и изучил, кажется, все причуды здешних монахов. То, что мы с Петровичем вчера выпили в «Седьмом павлине», было соком бамбука с добавлением отвара из крылышек диких пчел и еще одной местной травы под названием… Впрочем, не буду раскрывать всех секретов наших краев. Эффект этого яда — очень длительное опьянение. Двадцати граммов чистого напитка в пропорции один к десяти на любого рода алкоголь крепостью свыше тридцати пяти градусов хватает примерно на сутки. То есть после двухсот граммов водки с добавлением этого монашеского коктейля человек целые сутки остается пьяным.
— А что, наши люди, небось, дорого бы дали за такой рецепт, — заметил Петрович. — И чем же ты спасался от него?
— У нас считают, что этому коктейлю монахи научились у натов. Наты же и противоядие придумали: теперь его даже в монастырской лавке продают.
Натское зелье от похмелья
С этими словами У Э гордо достал из кармана упаковку ампул. «Amidopirini», — прочитали мы на этикетке.
— Неплохо, неплохо, — смеясь, сказал Мессинг. Алексия показала бирманцу такую же упаковку, только надпись была кириллической: «Амидопирин».
— Это что же, в России тоже натские штучки делают? — удивился У Э.
— Что вы, мой друг, — развеял недоумение инструктора Мишель, — самое обычное лекарство. Хотя не исключаю, что его действительно придумали наты. Ничего сверхъестественного в мире нет. Но объясните нам, что вчера произошло? Кому понадобилось травить вас и Петровича таким своеобразным способом?
— Простите, Мишель, — отвечал У Э, — но я сам теряюсь в догадках. Мог ли возникнуть интерес к вашей группе у кого-то из местных? Однако здешний монастырь существует за счет туристов, посему среди местных вряд ли найдется человек, готовый убить курицу, несущую золотые яйца. Кто-то приезжий? Я внимательно смотрел вокруг, пока мы сидели в «Седьмом павлине», и никого подозрительного не видел. Давайте сходим в этот кабак, спросим у официанта. Только возьмите с собой десять евро — без этой бумажки здешний обслуживающий персонал на деликатные темы разговаривать не будет.
«Откуда есть пошла» отрава в бутылке
Мы впятером спустились на первый этаж отеля, вышли на улицу и через три минуты уже были в темном зале «Седьмого павлина». И занесло же наших друзей… Даже в этот утренний час кабак был наполнен довольно странными личностями: у окна сидел здоровенный детина в камуфляжной форме и пил пиво из огромной кружки; чуть поодаль — помятого вида старик с грязной бородой и в сломанных очках; напротив старика за тем же столиком девица, обритая наголо, но совсем не похожая на монашку; наконец, трое арабов в форме моряков, только вот форма эта была в ходу лет сорок тому назад, да и пошита она была, по всей видимости, тогда же. Стоило нам войти, как все перечисленные господа и дама притихли и посмотрели в нашу сторону. От стойки в самом конце зала отделился официант — господин средних лет в нелепо болтающемся пиджаке малинового цвета. «Не из новых ли русских?» — подумалось мне. Нет, официант не говорил по-русски, поэтому все переговоры взял на себя У Э. На наших глаза бумажка в десять евро перекочевала из ладони инструктора в карман малинового пиджака. В ответ на этот жест доброй воли малиновый пиджак улыбнулся и рассказал нам, если верить переводу У Э, вот что:
— А я и не знал, что добавил вам вчера в вино. Думал, что, как всегда, какая-нибудь специальная добавка. У нас их целый шкаф…
Официант показал на прозрачный кухонный шкаф во всю стену, сверху донизу заполненный склянками разных размеров и конфигураций, и продолжил:
— Обычно директор «Седьмого павлина» наблюдает за посетителями из своего кабинета и распоряжается, кому из них какие добавки предложить. Вернее, не предложить, а просто дать. Директор обычно не ошибается, поэтому всем у нас так хорошо!
Официант окинул взглядом зал и, кажется, понял, что сказал глупость, — несколько смутился, по крайней мере.
— И вчера о добавке распорядился директор? — вопрос Мессинга перевел официанту У Э.
— Да, и вчера тоже. Только сейчас директора нет. Хотите — ждите вечера. А лучше сходите в монастырь — он сейчас там развлекается у карусели-жертвенника.
Мы преследуем подлого отравителя
Хотелось верить официанту, а потому дальше нас вела Алексия, которая еще вчера освоила дорогу до местного Чижика-Пыжика. Ковчег действительно был сделан как карусель. Блестящий диск из какого-то легкого металла довольно быстро крутился, то отворяя, то замыкая круглые ячейки, в которые надлежало попадать монетами. Несмотря на ранний час, возле жертвенника толпился народ.
— Это японские туристы, — пояснил У Э. — У них практикуются быстрые экскурсии по всему миру. Уже вечером они будут в Дели, а послезавтра на Мадагаскаре.
Среди одинаково одетых японцев шефа «Седьмого павлина» было не сложно узнать по малиновому балахону. Видимо, малиновый цвет является фирменным для кабака. Справедливости ради скажу только, что если бы не этот малиновый балахон, то вряд ли мы бы смогли отличить хозяина «Седьмого павлина» от японцев. Неужели он японец?
Мессинг предложил малиновому балахону отойти в сторонку. Никогда не перестану удивляться тому, как мой интеллигентный друг в нужные минуты может становиться совсем другим. Сейчас Мишель напоминал постперестроечного «братана» на разборке между бандитскими группировками: глубокий взгляд, рука в кармане и вежливо-холодный тон, заметный даже в английском языке, на котором объяснялся Мессинг.
— Простите, уважаемый, — спокойно сказал Мишель, — не вы ли тот человек, что вчера подсыпал яд в водку этих двух господ?
Мессинг показал на Петровича и У Э. Малиновый японец улыбнулся и вполне в стиле избранного дискурса ответил:
— Вы о чем, молодой человек? Этих господ, на которых вы показали, я не имею чести знать.
— Видите ли, — интонация Мессинга сделалась чуть более агрессивной, — отпираться не просто бессмысленно, а опасно для жизни, для вашей жизни, господин… Простите, как ваше имя?
— Зовите меня Сасаки-сан. Еще раз подчеркиваю, что этих господ вижу впервые.
— А между тем, — тон Мессинга становился уже угрожающим, — в данный момент эти господа, во-первых, вооружены, во-вторых, сердиты на вас, Сасаки-сан. Не лучше ли во всем признаться и объяснить мне, для чего вчера в принадлежащем вам «Седьмом павлине» вы приказали подсыпать бамбуково-пчелиный яд моим коллегам в вино?
После этого вопроса Сасаки-сан вдруг легко толкнул Мессинга и бросился бежать к выходу из монастыря. Петрович попытался на ходу блокировать японца, но тот так ловко вывернулся, что Петрович остался ни с чем. Мы ринулись в погоню. Уже на дороге, почти возле нашего отеля Мессингу удалось настичь беглеца и в буквальном смысле слова прижать его к стенке.
— Так будем колоться или нет? — Мишель олицетворял собой разгневанного следователя по особо важным делам.