3. Если принимать «сослужение» в современном смысле, то его можно принять с очень большими оговорками по отношению к епископу и пресвитерам его церкви, но совершенно недопустимо принимать «сослужение» по отношению к пресвитерам, сослужашим друг другу. В древней церкви пресвитеры образовывали пресвитериум при епископе. Они восседали на своих местах при совершении епископом Евхаристии, как бы окружая его. Позднее они приблизились к жертвеннику, оставаясь при своих прежних функциях. Какое бы положение ни занимал пресвитер, при нем не могло быть и не может быть пресвитеруима, который мог бы окружить жертвенник при совершении Евхаристии одним из них. Последний совершает ее по поручению епископа. Идея «сослужения» пресвитеров была механически перенесена с епископов на пресвитеров. При одном пресвитере собственно нет места другим пресвитерам, поэтому так трудно определить в чем и как должно выражаться «сослужение» пресвитеров.
Если современное церковное устройство допускает наличие в одном приходе нескольких пресвитеров, то только один из них совершает Евхаристию, а остальные в ней участвуют и сослужат в настоящем смысле этого слова. Поэтому они должны принимать дары из рук служащего пресвитера. Если положение приходского пресвитера в нашем церковном устройстве может быть, как я указывал, предметом дискуссии, то никакой дискуссии не может быть в вопросе о том, как совершается причащение священнослужителей. Все без исключения получают евхаристические дары из рук служащего, т. к. во время совершения Евхаристии нет никого в церковном собрании, кто в этот момент был бы выше его. Мы не должны ради человеческих отличий нарушать порядок, установленный Господом на Его Тайной вечери. Епископ совершает Евхаристию (несмотря на все изменения он остается единственным ее совершителем в своей церкви), окруженный теми пресвитерами, которые имеются при нем. Они сослужат ему, как сослужит ему весь народ, врученный ему Богом. Они безмолвствуют, когда безмолвствует народ, т. к. «устами Церкви» является епископ. Это не стирает, как я говорил выше, иерархического различия между ними и остальными членами церкви. Иерархическое различие между ними остается, т. к. пресвитер может совершить с согласия епископа Евхаристию, чего не может совершить никто другой из народа. Если епископ предоставляет по каким–либо причинам пресвитеру совершать Евхаристию в своем присутствии, то он ему уступает свое место в Евхаристическом собрании, место, которое занимал Господь на Тайной вечери. Уступая ему свое место, он вместе с тем предоставляет ему совершать Евхаристию не частично, а полностью, и получает из его рук евхаристические дары. Это включено в само поручение епископа, предоставляющего совершать Евхаристию пресвитеру. Когда пресвитер совершает благодарение над хлебом и преломляет его, когда он благословляет чашу, то он и раздает их всем участникам собрания. Я вновь повторяю, что никто не может взять евхаристические дары с престола кроме того, кто совершил благодарение. Менять это означает вводить человеческие различия туда, где им не должно быть места. Различие служений установлено Богом. Различие служения епископа от служения пресвитера заключается в том, что он, а не пресвитер, возглавляет Евхаристическое собрание, когда он участвует в нем. Сохранение различия между епископом и пресвитером, когда пресвитер совершает Евхаристию в присутствии епископа, не проистекает из различия служения. Предоставляя пресвитеру «совершать благодарение, епископ предоставляет ему самое главное и самое высокое, а потому не может сохранить за собою ничего, что включает в себе «благодарение». Неслужащий епископ, как неслужащий пресвитер получают дары из рук служащего пресвитера. Если этот евхаристический порядок покажется кому–либо неблагочестивым, то я могу вновь сказать, что так было в апостольское время. Если этот порядок неблагочестив, то не неблагочестива ли сама Евхаристия, из природы которой этот порядок вытекает? Можно ли избежать этого мнимого «неблагочестия» тем, что допустить непричащение неслужащего епископа или пресвитера, участвующих в Евхаристическом собрании. Но может ли быть участие в Евхаристии без причащения? Это последний вопрос, который подлежит рассмотрению в моги настоящей работе.
I. Кинония тела и крови Христовой.
1. В современной литургической практике причащение до некоторой степени выделилось в отдельный акт. Оно, конечно, в огромном большинстве случаев совершается на Евхаристическом собрании, но совершение Евхаристии необязательно связано с причащением верных. Евхаристия может совершаться и фактически совершается без причащения верных. Не показательно ли, что в некоторых приходах литургия разделяется на божественную литургию и на божественную литургию с причащением говеющих? В русскую практику вошел термин «говение». Он с одной стороны указывает, что причащение требует особой подготовки в виде поста и усиленного посещения церковных служб, а с другой стороны он свидетельствует, что говение есть необычайный акт в церковной жизни верующих. Парадокс заключается в том, что благочестивый обычай, а это, несомненно, благочестивый обычай, находится в противоречии с природой Евхаристии. Если где либо начала и концы литургической жизни разошлись, то больше всего именно в этой точке. Фактически у нас имеется Евхаристия без причащения верных, Евхаристия, на которой одна часть верных причащается, а другая нет, и почти не имеется Евхаристии, когда верующие все вместе причащаются.
Мы, конечно, не можем считать, что у нас имеется не одна, а три рода Евхаристии. Евхаристия — одна, о чем свидетельствует ее единственный чин, но, несомненно, мы имеем двоякое состояние верных на Евхаристическом собрании: одно, когда верующие причащаются, а другое, когда они не причащаются. В древней церкви причащение было завершительным моментом всего Евхаристического собрания, который не мог быть оторван или выделен в самостоятельный акт. Причащались те, кто участвовал с самого начала в Евхаристическом собрании, а участвовал в Евхаристическом собрании только тот, кто причащался. В нашей литургической практике выпал момент собрания: у нас собственно нет Евхаристического собрания. Евхаристия включена в особое богослужение, которое получило наименование литургии. Как всякое богослужение, оно предполагает участие народа, но совершение его не обуславливается этим участием. Оно имеет вполне самостоятельное значение, совершенно независимо от участия народа. Евхаристия, совершаемая на литургии, обратилась в одно из таинств в Церкви наряду с другими таинствами. В свете нашего современного школьного богословия Евхаристия, как таинство в Церкви, является сакраментальным актом, совершаемым полномочным лицом над отдельными верующими. Оно, как и остальные таинства, совсем не требует собрания верующих, как его необходимый элемент. В отличие от таинств крещения, миропомазания и священства, Евхаристия принадлежит к числу повторяющихся таинств, совершаемых над теми, кто к ним подготовился или в них чувствует потребность. Поэтому одни во время литургии причащаются, а другие нет. Как показывает самый термин «причащение», они через причащение становятся причастниками тела и крови Господней. Остальные верные только лишь присутствуют при причащении. Не причащаясь, они не принимают участия в таинстве Евхаристии, т. к. «Евхаристия есть такое таинство, по словам М. Макария, в котором христианин, под видом хлеба и вина, причащается истинного тела и крови своего Спасителя» [65]. Основное положение древней церковной жизни атомизировалось: «всегда все и всегда вместе» обратилось в противоположное «и не все и не вместе», но каждый за себя и каждый в отдельности.
2. В Евхаристическом каноне нет молитв, которые могли бы возносить не причащающиеся. Каким образом можно участвовать в Евхаристических молитвах, которые все направлены к причащению, как своей высшей точке, с твердым намерением не причащаться? Мы большей частью об этом не задумываемся. Следуя установившейся практике, мы не чувствуем всего ее евхаристического трагизма. Обратив Евхаристию в таинство в Церкви, догматическая мысль не в состоянии была изменить применительно к своему учению чинопоследование Евхаристии. В своем чинопоследовании ока остается трапезой Господней, на которой непричащающиеся только присутствуют. Этот трагизм еще увеличивается тем, что в глубинах литургического сознания остается учение о совершении таинств всей Церковью. В каждом таинстве Церковь молится о совершении таинства, нo в Евхаристии Церковь молится о себе самой, т. е. о всем народе Божьем,
собранном со своим предстоятелем для участия в трапезе Господней. Нельзя считать выходом из этого евхаристического трагизма учение о «духовном причащении». Оно неясно и расплывчато, а кроме того, его не содержит Церковь. Что означает «духовное причащение»? Евхаристия есть «духовная жертва» (I Пе. II, 5) Евхаристическое собрание есть место, где Дух находится в действии в нашем зоне. Все на Евхаристическом собрании совершается Духом. В Духе и через Духа оно является продолжающейся Тайной вечерей, в Духе и через Духа совершается пришествие на нее Господа, и в Духе и через Духа мы становимся участниками тела Христова. В Духе и через Духа хлеб и вино претворяются в тело и кровь Христа. Что означает тогда «духовное причащение»? Оно несомненно отличается от реального причащения, т. к. верующие, духовно причащающиеся, не приступают к евхаристическим дарам. Есть ли оно особое действие Духа? Если это так, то тогда духовное причащение выше, чем реальное причащение. Вводя понятие «духовного причащения», не вводим ли мы некий тайный гнозис в Церковь? Не показательно ли, что идея «духовного причащения» была, повидимому, введена Оригеном, хотя и в несколько ином понимании, чем она проводится в настоящее время.
