Ознакомительная версия.
1-го сентября он опубликовал послание ко всему православному народу и духовенству: «Знаю, что вы имеете предубеждение против меня, будто я с некоторыми владыками ввожу какие-то новые обычаи в нашу кафолическую восточную церковь, вопреки уставам и правилам свв. апостолов и свв. отцов. Уведомляю вас настоящим моим посланием: я не думал и думать не хочу, чтобы отдать свои права и веру на поругание, быть отступником своего исповедания и ни во что вменить рукоположение святейшего патриарха. Не помышляйте же так обо мне. Но, пребывая твердо и неподвижно в страхе Божием, в нашей вере христианской и в св. Божией церкви восточной, не позволяйте колебать себя на подобие трости бурным ветрам. A я обещаюсь защищать все это вместе с вашими милостями до пожертвования моей жизнью». По букве это открытое письмо недвусмысленно. Оно отражает минуту православной искренности малодушного митр. Михаила. Оно не могло не напугать других участников униатского заговора, и они, может быть, испугавшись возможной измены им митрополита, решили повести открытую политику. Внезапной открытостью они, может быть, желали изобличить трусливого своего возглавителя и тем вновь связать его. Осведомленные о бомбе, заготовленной им митр. Михаилом, они спешно съехались в Луцке и 27-го августа составили и подписали такое заявление: «Мы приняли унию с любовью и не только исповедали ее сердцем и устами вместе с митрополитом нашим Михаилом Рогозою, но и подтвердили нашими подписями. Ныне утверждая ее снова, мы добровольно постановили, что не отступим от нее до смерти. A если кто из нас захочет разорвать унию или препятствовать ей, того мы отвергаем. И будем просить, чтобы он был лишен всех прав. Постановляем также, чтобы в наших епархиях, Луцкой, Перемышльской, Львовской и Холмской, никто из мирян не вступался в наши духовные дела и не смел противиться этому нашему постановлению под анафемой. A каждый противящийся будет отлучен от св. Христовых Таин и не будет допускаться в храм Божий». Подпись Гедеона Болобана под этим заявлением подложна в том смысле, что оно сделано на бланке, заранее подписанном участниками Сокальского акта. Тут нет даже и имени Потея, который не был в Сокале. Но в эту минуту он уже действовал в первом ряду творцов унии.
Предстоял еще ряд временных задержек, но униатская воля вождей русского епископата сложилась уже бесповоротно. Железо было раскалено, и молот его уже ковал. Заготовлено и печатное предрешение и мотивировка унии. B Вильне напечатана книжка под прямым титулом «Уния». Безымянный автор книги посвящает ее Новогрудскому воеводе Ф. Скумину, именуя себя по отношению к последнему «издавна знаемым слугою, а теперь и уставичным богомольцем» воеводы. Эта само рекомендация единственно прилична Ипатию Потею. В предисловии к читателю автор жалуется на ненависть и угрозы зачинателям унии от своего собственного народа. Автор убеждает свой народ «возвратиться к прежнему давнему соединению с римской церковью», в каком якобы состояли его предки. В этой книжке даны разъяснения по следующим вопросам: 1) об исхождении Св. Духа; 2) о чистилище; 3) о верховной власти папы; 4) о новом календаре, и 5) об антихристе, именно о том, что папа — не антихрист. Экземпляры этой книжки были щедро распространены по всей Литве.
Политический союз православных с протестантами
Итак, православный русский народ в Литве был поставлен «его панами-владыками» пред совершившимся фактом — сдачи его родной церкви во власть Рима. Брошенные своими пастырями и лишенные правительственного покровительства, православные попытались найти опору в своих же соотечественниках, боровшихся конституционно за свободу веры — в протестантах. У кн. Острожского дочь была замужем за Виленским воеводой, главой литовских протестантов, кн. Христофором Радзивиллом. К этому X. Радзивиллу и обратились в первую же минуту и граждане виленцы и братства. Кн. Христофор списался с другим протестантом, минским воеводой Яном Абрамовичем, женатым на православной русской — Анне Дорофеевне Волович. За ее обрядовое благочестие муж шутливо называл свою жену: «моя русская просфорница — prоskurniсa mоja ruska». Радзивилл спрашивал Абрамовича: как им быть с замешательством, происходящим у «панов русаков»? Ян Абрамович дал совет связать воедино свою очередную протестантскую защиту прав с защитой православных русских на предстоящем Торуньском сейме. Кн. Острожский, раздраженный отказом короля — разрешить православным собор, не мог для дальнейшей борьбы не вступить в деловой союз с протестантским фронтом на сеймах. Он отправил в Торн своего личного делегата, Каспера Лушковского, и дал ему на письме, но секретную инструкцию. Инструкция была написана очень эмоционально, в волнительном тоне. Князь интимно писал своим союзникам: «Ведь не только христианские, но даже и языческие государи обязаны исполнять данную присягу. За клятвопреступление король может поплатиться и престолом. Когда он был наследным королевичем в Швеции, он ничего не мог достичь ни давлением, ни насилием. И корону на него надел не ксендз, а пастор. Он — кн. Острожский, как был прежде благорасположен к протестантам, так остается и теперь. И обиды протестантам принимает за общие обиды и себе. Князь приглашал протестантов формально соединиться с православными для защиты церковной свободы. Князь не останавливался пред перспективой даже гражданской войны. Он сообщал, что к нему примкнет, если не 20, то уже наверное 10 тысяч войска. Жаловался на владык, что они втайне от пасомых перешли «от Христа к антихристу». Это был язык, приятный протестантам. В предвидении своего неизбежного оппозиционного православного собора, кн. К. Острожский заранее просит протестантов прислать на этот собор своих делегатов.
Одновременно кн. Острожский отправил к Литовскому канцлеру Льву Сапеге письмо, чтобы тот ходатайствовал пред королем — не торопиться с унией, но собрать синод или съезд с согласия всех православных панов. Но ответ Сапеги был горьким. Интимная и слишком откровенная инструкция князя, врученная Касперу Лушковскому для протестантов, была польской полицией перехвачена. A между тем, на основании этой инструкции, протестанты со съезда направили королю свое ходатайство с общей ссылкой на жалобы и православной стороны. Лев Сапега ядовито отвечал кн. Острожскому, что после тайной «инструкции» последнего, о соборе не может быть и речи. Для короля ясно, что собором Острожский воспользовался бы во вред унии. Король сказал Сапеге, что он никогда не ожидал такой неблагодарности от кн. Острожского, видевшего от короля Сигизмунда столько милостей к себе, к его семье, к друзьям и к его подчиненным. Об инструкции король сказал, что она написана неразумно, дышит возмущением, недостойна самого последнего мужика, тем более — сенатора. «Niе сhсе tеgо Wiеlka Mоsс сiеrpiес», Сапега от себя прибавляет опасение, как бы князю Острожскому не пришлось пожалеть о таком его поступке. Сапега советовал не угрожать епископу Луцкому и Владимирскому, ибо они взяты под великомощную защиту короля. Сапега советовал не доводить дела до открытого столкновения с королем.
Ликовский (Unija Brzеska) нашел в Ватиканском архиве данные о бывших в ту минуту опасениях в Кракове, что Острожский в самом деле подымет восстание. В половине сентября 1595 г. король созвал совещание министров, нескольких польских и литовских сенаторов с соучастием папского нунция Маласпины. Поставлен вопрос: доводить ли дело унии в том виде, как оно двинуто, теперь же до конца, или еще отложить пока поездку епископов в Рим? И вынесено осторожное решение — временно задержать поездку Ипатия и Кирилла, пока князь Острожский несколько поостынет и свыкнется с неизбежностью унии. Были немедленно написаны в этом смысле и письма к Ипатию и Кириллу. Но не успели письма дойти до них, как они оба явились в Краков. 22-го сентября собралось заново тоже верховное секретное совещание. Мнения на нем разделились. Одни голоса были против спешки и даже пока против самого предприятия унии во имя гражданского мира. Указывали: 1) на возросшее после утверждения патриархом Иеремией влияние Виленского братства; 2) на большое возбуждение народа; 3) на то, что по осведомлению русских патриарх в случае унии, низложит весь епископат и лишит его нужного авторитета в глазах народа; 4) передавали сведения, будто кн. Острожский организовал отряд конницы в 150 человек, который поедет вдогонку за Ипатием и Кириллом, и они будут убиты; 5) что осторожнее провести дело через собор и даже откровенно через совещательный собор из православного духовенства совместно с латинским.
Другая партия призывала к решительному действию. 1) Кн. Острожский не в силах поднять серьезное восстание. Авторитет королевской власти стоит достаточно твердо. 2) Неуместно поднимать шум о насилии совести, потому что сам епископат единогласно ходатайствует об унии. 3) Дожидаться широкого собора с участием всей восточной церкви, т. е. собора формально вселенского, это — чрезвычайно долгая история, которая может быть осуществлена лишь за пределами жизни настоящего короля. A тогда может перемениться и вся обстановка, и цель не будет достигнута.
Ознакомительная версия.
