К ВРАЖДУЮЩИМ ПРОТИВ ТЕХ, КОТОРЫЕ ПРИВЛЕКАЮТ К МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ
Слово 2-е. К неверующему отцу
Но что те, которые родили,[39] воспитали, каждый день молятся о том, чтобы видеть детей счастливее самих себя, и для этого делают и терпят все, — что и они как бы от какого опьянения вдруг переменяются и скорбят, когда дети их обращаются к любомудрию: вот этому более всего я удивляюсь, и это считаю достаточным доказательством всеобщей испорченности. <…>
Посему я… обращусь к тем, которые особенно заботятся о детях или, лучше, должны бы заботиться, но совсем не заботятся, с речью тихою и весьма кроткою, и попрошу их не сердиться и не досадовать, если кто скажет, что он лучше их самих знает, что полезно их детям. Родить сына — мало для того, чтобы родивший уже и научил полезному рожденного им; рождение, конечно, много содействует любви к рожденному; но чтобы точно знать, что полезно ему, для этого недостаточно только родить и любить. <…>
Если о твоем сыне кто-нибудь, пришедши, скажет, что он, презрев отцовское богатство, отринув житейский блеск и став выше мирских надежд, удалился в пустыню и оделся в ветхую и худую одежду, то все тотчас сбегутся и станут удивляться и восхвалять его за величие души. <…>
Тот, кто в отношении к другим столь тих и кроток31, что никому не подает повода к неудовольствию, тем более будет оказывать великое почтение отцу и станет угождать ему гораздо более теперь,[40] чем когда бы достиг мирской власти. <…>
Ибо немалая награда ожидает нас за почтение к родителям; нам заповедано чтить их, как владык (Сир. 3, 7), угождать им и словом, и делом, если это не будет во вред благочестию. <…>
Слово 3-е. К верующему отцу
…Нерадение о детях больше всех грехов и доходит до самого верха нечестия. <…>
Ибо жестокость варваров доводит только до рабства, до опустошения и пленения отечества и вообще до бедствий телесных; а вы порабощаете самую душу и, связав ее, как какую-нибудь пленницу, передаете таким образом лукавым и свирепым демонам и их страстям. Именно это, а не другое что делаете вы, когда и сами не внушаете[41] ничего духовного, и другим делать это не позволяете. <…>
Бог… имеет великое промышление о воспитании детей. Для этого Он и вложил такое влечение в природу родителей, чтобы поставить их как бы в неизбежную необходимость заботиться о детях.
…Бог крепко и тесно связал нас с ними. Он не только детей злых в отношении к родителям наказывает, а к добрым благоволит, но точно так же поступает и с родителями, тяжко наказывая не радящих о детях, а попечительных удостоивая почестей и похвал. …Нет нам извинения, когда дети у нас развратны (1 Тим. 3, 4, 5). И совершенно справедливо! Потому что если бы порочность в людях была от природы, то иной имел бы право прибегать к извинению, но так как мы бываем и худы и хороши по свободной воле, то какое благовидное оправдание может представить допустивший до развращения и порочности,[42] любимого им больше всего? То ли, что не хотел сделать его честным? Но ни один раз отец не скажет этого, потому что сама природа настоятельно и непрерывно побуждает его к тому. Или то, что не мог? Но и этого нельзя сказать, потому что многое — и то, что он взял сына[43] еще в нежном возрасте, и то, что ему первому и одному только вручена власть над ним, и то, что он постоянно имел его при себе, — делает для него воспитание[44] легким и удобным. Таким образом, развращение детей происходит не от чего другого, как от безумной привязанности[45] к житейскому: обращая внимание только на это одно и ничего не желая считать выше этого, они необходимо уже не радеют о детях с их душою. О таких отцах я сказал бы (и никто пусть не приписывает этих слов гневу), что они хуже даже детоубийц. Те отделяют тело от души, а эти то и другую вместе ввергают в огонь геенский. Той смерти подвергнуться неизбежно по естественной необходимости, а этой можно было бы и избежать, если бы не довела до нее беспечность отцов. <…>
…Когда же наградой за все считаются деньги и для соревнования предлагаются люди порочные, тогда какая надежда на спасение?..
…Юноша сам по себе недостаточно силен к подвигам добродетели, а если бы и произвел что-либо доблестное, то оно скоро, прежде нежели возрастет, заглохнет от наводнения слов твоих. <…>
…Вы, как будто нарочито стараясь погубить детей, позволяете им делать все то, делая что, невозможно спастись. …"Горе, — сказано,[46] - смеющимся" (Лук. 6, 25), а вы подаете детям множество поводов к смеху. "Горе богатым" (Лук. 6, 24), а вы предпринимаете все меры, чтобы они разбогатели. …Вы даже укоряете детей, когда они не хотят мстить обидевшим, и стараетесь скорее доставить им возможность сделать это. Христос сказал, что любящие славу, постятся ли, молятся ли, подают ли милостыню, все это делают без пользы (Мат. 6, 1), а вы всячески стараетесь, чтобы ваши дети достигли ее. …И не только то ужасно, что вы внушаете[47] противное заповедям Христовым, но и то еще, что прикрываете порочность благозвучными наименованиями, называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах светскостью32, обладание богатством — свободою, славолюбие — великодушием, дерзость — откровенностью, расточительность — человеколюбием, несправедливость — мужеством. Потом, как будто мало этого обмана, вы и добродетели называете противоположными наименованиями: скромность — неучтивостью, кротость — трусостью, справедливость — слабостью, смирение — раболепством, незлобие — бессилием, как будто опасаясь, чтобы дети, услышав от других истинное название, не удалились от заразы. …Вы… преподаете им недоброе внушение не только словами, но и делами: строите великолепные дома, покупаете дорогие поместья, окружаете их и прочим блеском, и всем этим, как бы каким густым облаком, омрачаете их душу. …Чтобы был у сына слуга, чтобы был конь, чтобы была самая лучшая одежда, вы делаете все, а чтобы он сам был хорош, об этом и подумать никогда не хотите…
Какого же гнева, каких громов не достойно это, когда язык их мы стараемся очистить с помощью внешнего образования, а душу, лежащую в самой мерзости разврата и постоянно растлеваемую, не только оставляем без внимания, но и препятствуем, когда она хочет восстать? <…>
…Когда мы хотим ознакомить детей с науками, то не только устраняем препятствия к учению, но и доставляем им все, содействующее ему, — приставляем к ним воспитателей и учителей, издерживаем деньги, освобождаем их от других занятий и чаще, чем наставники на олимпийских играх, твердим им о бедности от неучения и о богатстве от учения, — делаем и говорим все, и сами и через других, чтобы довести их до окончания предпринятого занятия, и при всем том часто не успеваем. А скромность нравов и строгость доблестной жизни неужели, по вашему мнению, придут сами собою и притом при столь многих к тому препятствиях? Что может быть хуже этого неразумия — на самое легкое обращать столько внимания и забот, как будто бы иначе и нельзя успеть в этом, а о гораздо более трудном думать, что оно, как бы что-нибудь пустое и ничтожное, сбудется и при нашем сне? Но любомудрие души настолько труднее и тяжелее изучения наук, насколько деятельность труднее разглагольствования и насколько дела труднее слов. <…>
…Какая польза посылать[48] к учителям, где они научатся прежде красноречия порокам и, желая приобресть менее важное, потеряют важнейшее — силу души и все доброе настроение. Так что же? Разрушить нам скажут училище? Я не говорю этого, но[49] о том, как бы нам не разрушить здания добродетели и не заглушить живой души. <…>33
…Что будет нам доброго от знания красноречия, когда у нас будет поражено самое существенное? И что худого от незнания, когда у нас исправно самое важное? <…>
…Истинная мудрость и истинное образование есть не что иное как страх Божий. И пусть никто не думает, будто я узаконяю, чтобы дети оставались невеждами, — нет, если кто поручится насчет самого необходимого, я не стану препятствовать, чтобы у них было в избытке и это искусство.[50] <…>
Между монахами из многих не достигли успеха немногие, а в занятиях[51] науками из многих успели немногие. …Здесь и неспособность отрока, и неопытность учителей, и небрежность воспитателей, и недосуг отца, и недостаток средств на издержки и жалованье, и разность нравов, и порочность, и зависть, и ненависть товарищей, и многое другое препятствует дойти до конца. <…>
…Когда родители, испытавшие все житейское и на самом деле узнавшие, как пусты настоящие удовольствия, доходят до такого безумия, что влекут к ним других, так как им самим возраст уже не позволяет,[52] и, когда им следовало бы укорять себя за прежнее, ввергают туда же и других, и притом находясь уже близ смерти, суда и тамошних истязаний, то какое останется для них оправдание, какое прощение, какая милость? Они будут наказаны не только за свои грехи, но и за влияние на детей, успеют ли они довести их до падения или нет. <…>
