Ознакомительная версия.
(«Дигха-никая» III, 56–57)
И вот в то время группа из шести бхикку имела обыкновение вставать ночью, до рассвета; затем, надев деревянные башмаки, они обычно расхаживали взад и вперед на открытом воздухе, разговаривая громкими, пронзительными голосами, сморкаясь и отплевываясь; они занимались всевозможной праздной болтовней: разговаривали о царях и государственных министрах, о войсках, о грабителях, о страхе; рассказывали повести о битвах; говорили о пище, питье, одежде, кроватях, помещениях; о гирляндах цветов, о благовониях, о своих соплеменниках, о колесницах; о деревнях, пригородах, городах, о провинциях; о женщинах и воинах; пересказывали уличные сплетни и передавали слышанное у колодцев, рассказывали о привидениях, повторяли всевозможные истории о мире и об океане, о вещах существующих и несуществующих. Болтая таким образом, они затаптывали до смерти разных насекомых и, сверх того, отвлекали других бхикку от их практики медитации[30].
«Говорящие гневно, полные злобы и гордости
При встречах привязываются к ошибкам друг друга;
Они наслаждаются, порицая и отыскивая ошибки,
Им приятна неудача соперника. Но благородные
Никогда не пойдут по такому пути.
Если встречается такой человек с правильной речью,
Он знает надлежащее время, и его речь
Касается праведности; он практикует правильную речь.
Так говорит мудрец, безгневный, хорошо воспитанный,
Сдержанный, смиренного ума; он не говорит авторитетным тоном,
Не любопытствует, но разумно произносит приятные слова;
Он приветствует мир добрых, отвергает злых,
Не делает упреков, не выискивает ошибки,
Не возражает сопернику, не стремится опровергнуть его
Или делать выводы. Поистине, слова
Благородного человека столь же приятны, сколь и полезны!
Так говорит благородный, такова благородная речь;
Зная это, мудрые должны быть смиренными в речи».
(«Ангуттара-никая» I, 199)
(Аджтасатту, раджа Магадхи, ночью приглашен детским врачом Дживакой посетить учителя.)
«Тогда Дживака приготовил пятьсот слоних и царственного слона для великого царя и передал ему следующее: "Слоны уже оседланы. Да соблаговолит Его величество сделать то, что считает разумным!"
Тогда Аджатасатту, раджа Магадхи, сын царевны Видеха, повелел, чтобы пятьсот его женщин сели на слоних, каждая женщина на слонихе; а сам он воссел на царственном слоне – и при свете факелов выехал со всей своей царской пышностью к манговой роще Дживаки, где пребывал Возвышенный.
И вот когда великий царь Аджатасатту приблизился к манговой роще, охватил его страх и трепет, так что каждый волос на его теле встал дыбом; и он воскликнул, обращаясь к Дживаке: "Поистине, мастер Дживака, ты обманываешь меня! Поистине, мастер Дживака, ты шутишь со мной! Не замыслил ли ты отдать меня в руки врагов моих, Дживака?"
(Успокоенный Дживакой, он продолжал:)
"Как же это так, что мы не слышим, чтобы кто-нибудь чихнул или откашлялся, не слышим ни единого звука во всей этой общине нищенствующих, насчитывающей, как ты сказал, тысячу двести пятьдесят человек?
Пусть не опасается махараджа! Пусть не страшится великий царь! Я не обманываю великого царя, не шучу с ним; и не собираюсь я передать махараджу в руки его врагов. Да шествует вперед великий царь! Прямо вперед, великий царь! Видит ли великий царь, как горят светильники там, под крышей?"
Тогда махараджа поехал верхом вперед, пока позволяла дорога; затем он подошел к укрытию пешком. Затем он спросил у Дживаки: "Где же находится Возвышенный, о мастер Дживака?"
"Вон Возвышенный, о махараджа! Посмотрите, махараджа, вон сидит Возвышенный у самого среднего столба, обратившись лицом к востоку, окруженный нищенствующими!"
Тогда царь Магадхи Аджатасатту подошел ближе к Возвышенному и стал в стороне. Стоя так, он смотрел во все глаза на общину, сидевшую в совершенном молчании, спокойную, как пруд с прозрачной, чистой водой.
Затем воскликнул он: "О да будет мой сын, царевич Удайи, Счастливый Юноша, благословен тем же миром и спокойствием, каким ныне благословенна эта община нищенствующих!"»[31]
Однажды Возвышенный пребывал в Саватхи, в восточном парке, в высоком доме матери Мигары. И вот в этот раз Возвышенный сидел, окруженный сангхой; был последний день недели. Тогда Возвышенный, осмотрев сангху и всех бхикку, сидевших в совершенном безмолвии, так обратился к ним:
«О бхикку, эта наша община утверждена в реальности, в наивысшей чистоте; и в ней отброшена всякая праздная болтовня. Такой сангхе, как наша, такой общине, как наша, о бхикку, трудно удержаться во всем этом мире.
Такая сангха, такая община, как эта, достойна почестей, достойна почитания, достойна даров, достойна воздетых вверх рук, как знака поклонения; это – поле непревзойденной заслуги во всем мире.
Даже небольшой дар такой сангхе, такой общине, будет велик, а большой дар – еще более велик.
Чтобы увидеть такую сангху, такую общину, как эта, о бхикку, вполне можно было бы пуститься в путь за много йоджан с кожаным заплечным мешком, в котором носят пищу.
Такова, о бхикку, эта сангха нищенствующих».
(Далее Учитель продолжает разговор о том, как эта община заключает в себе все степени великих людей, некоторые из которых достигли мира дэвов, некоторые – мира Брахмы, некоторые – состояния невозмутимости, а некоторые – совершенства ниббаны.)
5. Благородное молчание III
Так я слышал. В одном случае Возвышенный находился вблизи Саватхи, в роще Джета, в парке, подаренном Анатхапиндикой.
Тогда досточтимый Могальяяна Великий обратился к бхикку:
«Друзья и братья!»
«Да, друг!» – ответили эти бхикку Могальяяне Великому.
Затем сказал досточтимый Могальяяна Великий: «Вот, друзья, когда я был отшельником и жил в полном уединении, пришла мне случайно на ум такая мысль: "Благородное молчание!.. Говорят о благородном молчании... А что же означает это благородное молчание?"
Тогда, друзья, подумал я так: вот при нем некий бхикку, благодаря подавлению случайных мыслей и исследованию, вступил во вторую джхану и пребывает в ней, в состоянии внутреннего спокойствия сердца, сосредоточенности на объекте, свободный от случайных мыслей и исследований, в состоянии энтузиазма и легкости, достигаемом душевным равновесием. Это и называется благородным молчанием.
И вот я, друзья, подавив случайные мысли и исследования, вступил во вторую джхану и пребывал в ней... в состоянии энтузиазма и легкости; и когда я пребывал в этом состоянии, о друзья, мне на ум приходили образы, создания ума, сопровождаемые случайными мыслями.
Тогда, о друзья, Возвышенный своей чудесной силой пришел ко мне и сказал: "Могальяяна, Могальяяна, не покидай благородного молчания! Укрепи твой ум в благородном молчании! В благородном молчании сделай свой ум единственным судьей! В благородном молчании уравновесь свой ум!"»
(«Самъютта-никая» II, 273)
6. Благородное молчание IV
Как-то раз многие бхикку собрались в обители брахмана Раммаки и были заняты благочестивой беседой.
Тогда Возвышенный стал в портике за дверью, ожидая, когда беседа подойдет к концу. Затем, увидев что она закончилась, Возвышенный кашлянул и стукнул щеколдой. Эти бхикку отворили дверь Возвышенному.
Тогда Возвышенный вошел в обитель брахмана Раммаки и сел на приготовленном для него месте. Усевшись, он так обратился к бхикку:
– Что это было, о бхикку, о чем вы говорили, собравшись здесь, каков был предмет только что прерванной беседы?
– Это о Возвышенном беседовали мы, господин, и как раз прекратили разговор, когда пришел Возвышенный.
– Хорошо сказано, бхикку! Подходящее для вас занятие, бхикку, как членов высших каст, ушедших из дома в силу веры, чтобы жить бездомной жизнью, вот так собираться и заниматься благочестивой беседой. Встречаясь, о бхикку, вы должны делать одно из двух: или вести благочестивую беседу, или хранить благородное молчание.
(«Маджджхима-никая» I, 161
ср. «Удана», стр. 11)
И вот досточтимый Тисса, племянник отца Возвышенного, явился перед Возвышенным, приветствовал его и сел около него, печальный, мрачный, проливающий потоки слез.
Тогда Возвышенный так обратился к досточтимому Тиссе: «Что случилось, Тисса? Почему ты сидишь здесь, печальный и мрачный, проливая потоки слез?»
– Господин, это потому, что бхикку единодушно смеются надо мною и дразнят меня.
– Тогда, Тисса, это потому, что ты сам не способен сдерживать свой язык и злословишь остальных. И вот, Тисса, не подобает тебе, человеку высшей касты, оставившему дом и ушедшему для бездомной жизни, иметь острый язык и не выносить языка других. Кто подобно тебе имеет острый язык, должен также терпеть язык других людей.
Ознакомительная версия.
