— Меня уже и Юрий Михайлович Кублановский наставлял в вере, а я вот — никак! — признался Боря. — Не верю, и все!
— «Яви тя стаду твоему яже вещей истина», — продолжала я.
— Он уж стыдил меня! Говорит: иди и смотри! Сюда, с вами, послал к отцу Сергию.
— «Сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая», — произнесла я.
— Вот я иду и смотрю. Иду и смотрю, — как‑то обреченно проговорил Боря.
— «Отче священноначальниче Николае, моли Христа Бога спастися душам нашим», — наконец закончила я.
— Так и сказал мне Юрий Михайлович: иди и смотри…
И тут из‑за пригорка показалась машина. Я встала на дороге и перегородила ей путь. Это был старенький газик с брезентовым верхом. Шофер недовольно открыл дверцу:
— Куда?
— Всему будем рады, — ответила я.
Так мы добрались до села, откуда нам предстоял долгий путь через лес. Однако мы уже так окоченели, что сразу пускаться в дорогу было полнейшим безумием — мы не прошли бы и ста метров, замерзли бы, как ямщик в степи глухой. Поэтому мы постучались в первый же дом:
— Пустите путников погреться, — еле — еле проговорила я.
Тогда еще пускали. И мы расположились у натопленной печки. Час сидели так, два… Но надо было идти, чтобы до темноты добраться к отцу Сергию…
И снова — взвалили на себя пакеты, несколько облегченные тем, что пару килограммов гречки и пшенки мы отгрузили в дар хозяевам за их гостеприимство, и побрели дальше, паломники.
По счастью, все же какая‑то дорога в лесу была. Конечно, легковой машине тут было не проехать,
но, может, трактор какой тут проходил. Гусеничная колея… По ней мы и пошли.
Меж тем Мороз — воевода разыгрался уже не на шутку — все было уже приготовлено им к празднованию Крещения: везде были развешаны светящиеся снеговые гирлянды, сверкающие опушки елок… Так зримо было его присутствие здесь! Да и сам он, казалось, вот — вот появится из лесной чащи: «Тепло ль тебе, девица? Тепло ль тебе, милая?» А я ему отвечу: «Тепло, дедушка! Тепло, сладенький!», сяду под куст на пакет, сожмусь калачиком да так и усну.
— Боря, а чего ты в Израиль собрался, раз Юрий Михайлович тебя в православной вере наставляет? — вдруг спросила я.
Он еле ковылял вслед за мной.
— У меня жена русская. Это она в Израиле жить хочет. А сам‑то я не хочу…
— Боря, а ты обратись к Богу, чтобы Он тебе открылся. И попроси Его, чтобы Он указал тебе путь твой.
— Нет, — еле слышно пролепетал он. — Не подействует. Я — неверующий. Агностик. Юрий Михайлович Кублановский сказал мне: иди и смотри. А обращаться, просить — этого он мне не говорил. Я иду и смотрю.
Но если он кое‑как еще шел, то уж то, что не смотрел, — это точно. Он просто автоматически открывал невидящие глаза, беспомощно моргал ими. Казалось, сама Снежная Королева уже вставила в его зрачки слепые ледяные линзы.
— В этом лесу, я слышал, до сих пор волки не перевелись, — наконец сказал он, — Голодные…
— Давай я тебе тропарь Рождества прочитаю. Тебе хоть рассказывал Кублановский о Рождестве? — неожиданно для себя самой съязвила я.
— Сам читал, — еле слышно откликнулся Боря.
Меж тем начало смеркаться, поднялся ветер, взвихрилась поземка, и, казалось, все вокруг стало выть — то ли вьюга, то ли и вправду — волк. Я уже не чувствовала своего тела — настолько оно промерзло, заиндевело, остекленело, и ноги казались ломкими и хрупкими: упадешь — и вся сломаешься.
Я вспомнила историю, как один московский человек всего — навсего повез на машине жену в аэропорт. Дело было зимним вечером, и он поехал в легких ботинках, потому что в машине хорошо работала печка. И вот проводил он жену и отправился в обратный путь. И вдруг на дороге у него закипел мотор. Он вылез из машины, взял из багажника бутыль для воды и отправился «на огоньки» — ему казалось, это был населенный пункт. А тем временем мороз, что называется, крепчал, а огоньки подманивали своей кажущейся близостью… В общем, пока ходил, пока стучал в двери, пока объяснял, пока возвращался и заливал воду, отморозил ногу. Да так, что необходима была ампутация. Эту историю рассказывал мне доктор Кротовский, который и консультировал беднягу. Она являла собой пример, как порой из маленького облачка возникает смертоносная буря. Как из невинного эпизода вырастает трагедия. А у меня, между прочим, бывало, что от малейшего сквознячка бронхит начинался, воспаление легких… Мне стало страшно. Я начала было молиться…
Но, читая про себя тропарь Рожества, я сразу же запнулась на словах «свет разума», повторяя их несколько раз. И он, этот свет, стал как будто излучать тепло.
— Все! — сказал Боря. И сел на пакет, — Не могу больше.
— Давай разведем костер? — предложила я, — Может, нас тут кто‑то заметит и подберет. Ну, эти — с трактором.
И я уселась на пакет рядом с ним.
— Долго еще идти? — спросила я.
Боря мотнул головой:
— А я знаю?
— Так ты что — никогда здесь не бывал?
— Нет.
— И мы все это время шли наугад?
— Мне сказали — от села через шоссе в лес.
Волки завыли громче. Стало совсем темно. Сейчас мы замерзнем, и Боря окажется у теплого моря, на Святой Земле. А я отправлюсь домой…
И тут, сквозь деревья, мне вдруг померещился словно бы какой‑то огонек. Я закрыла глаза, открыла: он не пропадал, все горел и горел…
— Свет! — воскликнула я. — Там люди!
— Мираж, — безнадежно пролепетал мой спутник. Ему уже никуда не хотелось идти…
Тем не менее мы поволоклись туда.
Деревья расступились, и перед нами возник огромный храм. Сбоку от него жались друг к другу маленькие домики, в одном из которых горел огонь. Нам открыл дверь отец Сергий.
…Ну, во — первых, он был не один, а с доброй матушкой Александрой. Во — вторых, он вовсе не голодал и не погибал от холода, потому что Господь его напитал уже и без нас: все эти пшенки — гречки-макароны и растительные масла у него имелись с запасом, равно как и рисы с солью и спичками. В — третьих, у них с матушкой было тепло и празднично: шумела горящая печка, горела наряженная елка, пахло свежими пирогами. В — четвертых, мы с Борей доставили им немало хлопот. Нас тут же отправили на раскаленную печь отогреваться, потом стали отпаивать чаем с малиной, кормить пирогами, потчевать и лелеять. В — пятых, отец Сергий долго не мог понять, кто такой Боря, кем он мне приходится и чего это он вдруг к нему приехал. Он все рассказывал ему, какое он назавтра устроит в своем храме ночное богослужение в честь праздника Богоявления, и выражал готовность доверить Боре быть у него пономарем.
На следующее утро отец Сергий, укутав меня в какую‑то тужурку, повел нас показывать окрестности — речку, из которой он собственноручно доставал ведрами воду, дерево, на котором много лет назад была найдена чудотворная икона Божией Матери, и сам храм — двухэтажный, зимний и летний, с двумя алтарями. Летний был совершенно разрушен и испоганен безбожниками, а нижний отец Сергий мало — помалу осваивал. При всей его неухоженности чувствовалось, что там веет Дух Святой, там совершается Божественная литургия.
Потом мы с матушкой почитали молитвы к причастию, каноны, а уже ближе к ночи отец Сергий отправился готовиться к службе, разочарованный, что и в этот великий праздник останется без пономаря, поскольку Боря уже признался ему, что он пока что только «идет и смотрит», по совету Юрия Михайловича Кублановского.
Мне, помимо тужурки, отец Сергий благословил взять в храм еще и парочку одеял, поскольку морозец сделался весьма жгучий, настоящий наш крещенский мороз, и храм был весьма просторный, а железная печурка, которая что‑то вокруг себя слабо обогревала, оказывалась весьма тесной. Так мы с матушкой и встали у этой печурки посреди храма в своих одеялах. Богослужение началось. И тут выяснилось, что мы с матушкой и за чтецов, и за певчих, а она еще и за алтарницу. К концу всенощной мы с ней изрядно осипли, а я так вовсю дрожала, как осиновый лист, несмотря на тужурку, печурку и одеяла. Отец Сергий, который вышел меня поисповедовать, заметил это и накинул на меня еще и свою зимнюю рясу.
— Ну а уж литургию, — сказал он, — пусть Ангелы нам пропоют.
И он просто включил в алтаре магнитофон с пением церковного хора.
Но Ангелы там тоже пели…
Когда отец Сергий меня причащал, у меня язык прилип от мороза к лжице…
Потом было освящение воды… Призывание Святого Духа. «Дух в виде голубине». «Приидите, приимите вси Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явльшегося Христа».
Освятив воды, отец Сергий вынес нам с матушкой крест и велел идти в дом и лезть на печь, пока он будет убирать в алтаре.
Дома нас встретил пышущий теплом и заспанный Боря.
— Все проспал! — сказала я ему.
