Люди опять вернутся к старому
Без веры мир не может устоять
После себя мы должны оставить доброе Предание
Блаженный Старец Паисий (мирское имя Арсений Эзнепи́дис) родился 25 июля 1924 года (по старому стилю) в селении Фарасы, в Каппадокии (Малая Азия). При Обмене населением[1] грудным ребенком был привезен в Грецию. Его родители поселились в небольшом городке Коница, где будущий Старец вырос и получил начальное образование.
Уже с детских лет Арсений жил как подвижник. Он наслаждался чтением Житий Святых, усердно, с чрезвычайной ревностью и с удивительной бескомпромиссностью стремясь подражать их подвигам. Он отдавался непрестанной молитве и, одновременно с этим, старался развить в себе любовь и смирение. В юношеском возрасте будущий Старец выучился ремеслу плотника, желая и в этом быть похожим на Христа. Когда в Греции началась Гражданская война (1944–1948)[2], Арсений Эзнепи́дис был призван в действующую армию, получил воинскую специальность радиста и три с половиной года служил Родине. В армии он продолжал подвижническую жить, отличался отвагой, самопожертвованием, высокой христианской нравственностью и многообразными дарованиями.
Отдав долг Отечеству, Арсений встал на путь монашеской жизни – той, к которой стремился с самого детства. Еще будучи мирянином, он не раз переживал божественные опыты жизни во Христе. Но когда он стал монахом, особое благоволение к нему Святых, Пресвятой Богородицы и Самого Господа сделалось очевиднейшим. Отец Паисий подвизался на Святой Афонской Горе, в монастыре Стомион в Конице и на Святой Горе Синай. Он проводил свою жизнь в безвестности, всецело вручив себя Богу, Который, в Свою очередь, явил и отдал его людям. Многие и многие приходили к Старцу и находили руководство и утешение, исцеление и покой своим измученным душам. Божественная любовь преизливалась из освященной души Старца, сияние Божественной Благодати исходило от его преподобнического облика. Целыми днями, без устали Старец Паисий Свяпюгорец забирал у людей их боль, расточая вокруг себя божественное утешение.
12 июля 1994 года[3] после поистине мученических страданий, которые, по словам самого Старца, доставили ему пользу большую, чем подвижническое делание всей предыдущей жизни, он почил о Го́споде. Местом его блаженной кончины стал Свято-Иоанно-Богословский монастырь, расположенный близ селения Суроти, неподалеку от Салоник. Там же, слева за алтарем монастырского храма Преподобного Арсения Каппадокийского, Старец Паисий Святогорец был погребен.
Благословение его и молитвы да будут с нами. Аминь.
После своей кончины в июле 1994 года Блаженный Старец Паисий Святогорец оставил миру духовное наследие – свои поучения. Простой монах, получивший лишь элементарное образование в начальной школе, но щедро облагодатствованный мудростью по Богу, он воистину истощил себя ради ближнего. Его учение не было проповедничеством или катехизаторством. Он жил по Евангелию сам, и поучения проистекали из его собственной жизни, отличительным признаком которой являлась любовь. Он "образовал себя" согласно Евангелию и поэтому, в первую очередь, учил нас всем своим обликом, а уже после этого – своей евангельской любовью и богопросвещенным словом. Встречаясь с людьми – такими непохожими друг на друга, – Старец не просто терпеливо выслушивал то, что они ему поверяли. С присущими ему святой простотой и рассуждением он проникал в самую глубину их сердец. Их боль, их тревогу, их трудности Старец делал своими. И тогда, неприметным образом, происходило чудо – изменение человека. "Бог, – говорил Старец, – творит чудо, когда мы сердечно соучаствуем в боли другого человека".
Нам было радостно видеть, с каким интересом читались первые книги, посвященные жизни и учению Старца Паисия. Многие люди с изумлением рассказывали о том, что в этих книгах они находили ответы на мучавшие их вопросы, разрешение проблем и утешение в скорбях. Нам было особенно радостно видеть, как люди, далекие от Церкви, прочитав о Старце, становились по-доброму обеспокоены и изменяли свою жизнь. В связи с этим, нам часто вспоминались слова церковного песнописца, посвященные Святителю Василию Великому: "Живе́т и уме́рый о Го́споде, живе́т и с на́ми, я́коже глаго́ляй и́з кни́г"[4]. В то же время, откликаясь на настойчивые просьбы наших братьев во Христе, мы ощущали необходимость познакомить их со словами Старца – словами, которые мы благоговейно записывали с самых первых шагов жизни нашей обители и которые нам самим оказали немалую пользу.
По промыслу Благаго Бога, наша монашеская обитель обязана своим существованием Старцу Паисию Святогорцу. Именно отец Паисий получил благословение архиерея на основание монастыря, именно он приложил старание к тому, чтобы было найдено место для строительства. В 1966 году, познакомившись с отцом Паисием в больнице, после того как он перенес операцию на легких, мы пришли ему на помощь. С тех пор, будучи нам благодарным всем своим благородным и чутким сердцем, он чувствовал себя нашим старшим братом и говорил, что его долг – "пристроить своих сестер" – имея в виду основание монастыря.
В октябре 1967 года, когда в монастыре поселились первые сестры, Старец Паисий приехал к нам и два месяца пробыл в общине, помогая в налаживании общежительного строя обители. В течение последующих лет, живя на Святой Афонской Горе, Старец обычно навещал нас дважды в год, помогая своими богопросвещенными советами и личным примером духовному становлению как обители в целом, так и отдельно каждой из сестер. Кроме этого, со Святой Афонской Горы, из этой, как он говорил, "духовной Америки", Старец помогал нам своею молитвой и письмами, которые присылал разным сестрам лично или же всем вместе.
Итак, в 1967 году Старец Паисий начал закладывать основы общежительного строя нашего монастыря. Он вникал во все стороны жизни обители – начиная от самых простых, житейских, вплоть до самых серьезных и духовных. Ему было тогда 43 года, но он уже был мужем совершенным "в меру возраста исполнения Христова" (Еф. 4, 13). Уже тогда отец Паисий обладал поистине старческой мудростью. С самых первых дней существования монастыря мы относились к его словам как к "глаголам живота вечного" (Ин. 6, 68) и осознавали, что они являются теми исходными и непреложными истинами, на которых должна строиться наша повседневная жизнь. Поэтому, боясь забыть то, что говорил Старец, мы спешили записывать его слова, с тем, чтобы в будущем использовать их как надежный канон нашей иноческой жизни.
Когда записями заполнились первые тетради, мы очень робко предложили их на суд Старца. Почему робко? Потому, что Старец всегда подчеркивал важность применения поучений на деле, потому, что он не хотел, чтобы мы лишь накапливали "сырье", "боеприпасы", не применяя услышанного на практике. Он требовал от нас духовной работы над услышанным или прочитанным. Старец говорил, что в противном случае множество записей и заметок не принесет нам никакой пользы, подобно тому, как множество оружия и боеприпасов не приносит пользы государству, армия которого не обучена и не умеет пользоваться этим арсеналом. Уступая нашим настойчивым просьбам, отец Паисий согласился просматривать наши записи и в случае необходимости {если что-то из его слов было нами недопонято) вносить своп исправления и дополнения.
Старец духовно окормлял нашу обитель двадцать восемь лет. Все эти годы мы записывали его слова: во время собраний всей монастырской общины, а также во время заседаний духовного Собора монастыря, на которых он присутствовал. Поначалу сестры вели записи от руки, а в последние годы – с помощью магнитофона. Кроме этого, каждая насельница монастыря сразу же после своих личных бесед со Старцем записывала их содержание. Узнав обо всем этом, отец Паисий даже немножко поругал нас: "Да что вы всё это пишете? На черный день, что ли, копите? Задача в том, чтобы вы работали, применяли услышанное на деле. И кто его знает, чего вы там понаписали! А ну-ка, принесите мне посмотреть!" Но когда мы показали ему записи одной из сестер, выражение его лица изменилось, он успокоился и с удовлетворением воскликнул: "Вот так дела, брат ты мой! Да эта сестра – прямо магнитофон какой-то! Точь-в-точь как я сказал, так и записала!.".
Обычно наше общение строилось в форме его ответов на наши вопросы. Главной темой личных бесед с сестрами всегда был личный духовный подвиг. Темы для заседаний Духовного Собора готовились заранее. Мы предлагали на суд отца Паисия вопросы, скапливавшиеся во время его отсутствия – административные и житейские, духовные и общественные, церковные и национальные, а также многое-многое другое. Наконец, во время общих монастырских собраний, кроме вопросов, которые задавали сестры, поводом для того, чтобы Старец начинал говорить на какую-то тему, могло стать что угодно: гул летящего самолета, шум мотора, пение птицы, скрип двери, случайно брошенное кем-то слово, – Старец из всего умел извлекать пользу для души. Любая мелочь и пустяк могли стать поводом для разговора на серьезную тему. Он говорил: "Я все использую для связи с горним, с Небом. Знаете, какую духовную прибыль и духовный опыт приобретает человек, если он духовно работает над всем [что встречается ему на пути]?"
