В чём-то противоположны проповедникам ориентаторы другого рода – те, кого принято называть подвижниками. Они дают нам примеры особо выразительной практики религиозного ориентирования. Иногда их личный пример доведён до такой степени, что мы считаем себя не в силах следовать ему, но при этом он всё-таки может служить для нас ориентиром. Может быть, даже ориентиром особенно значительным – как высшая степень осуществления себя навстречу Высшему. Всё дело в том, как откликнется на пример подвижничества наше чувство веры и вся наша душа.
Священник опирается на таинство. Проповедник – на слово. Подвижник своей собственной судьбой помогает нам что-то понять.
Многое может дать нам и представление о святом. О человеке, известном особыми проявлениями своей связи с Высшим, подтверждающими и усиливающими его значение как ориентатора. Главное здесь в том, что смерть святого не выводит его из числа ориентаторов. Напротив, его роль со временем может усилиться, если в круг религиозных представлений входит переживание мистической связи с теми, кто закончил свою земную жизнь. Какие бы внешние чудеса ни были связаны со святым в прошлом или в настоящем, им всегда сопутствует внутреннее чудо укрепления веры.
Теологические рассуждения о святости ничего не стоили бы, если бы не опыт общения со святыми – непосредственного или мистического.
Центральным религиозным представлением для многих верующих людей является образ особого Ориентатора, имеющего божественную природу. Об этом персонифицированном восприятии Высшего можно говорить как о Сверхориентаторе, отделяя это понятие от представления о любом ориентаторе-человеке.
Импульсы, воспринятые человеком непосредственно от Сверхориентатора, играют решающую роль в его судьбе. Однако для людей в собирательном смысле слова их воздействие обычно проявляется опосредованно, через ориентаторов разных уровней. Некоторые из ориентаторов прямо ссылаются на то, что ими получены такие импульсы и что им поручено передавать их остальным. Но даже если они об этом не говорят, верующему естественно воспринимать любого ориентатора именно как человека, старающегося передать нам голос Высшего, который не всякому удаётся расслышать. Другое дело, насколько у кого успешны эти старания.
И совсем другое дело – возможность спекуляции на доверии тех, к кому обращаешься.
К религиозным ориентаторам можно отнести и многих мыслителей в широком смысле слова (это могут быть писатели, философы, или просто глубоко мыслящие люди – те из них, кто придаёт важное значение религиозному опыту). Не всегда они берут на себя роль проповедников: их исповедь служит для ориентирования не хуже, чем проповедь. Они свидетельствуют не только о положительных ориентирах, но и о тех, что помогают избегать опасных мест. Они дают нам возможность увидеть различные пути движения человеческой души по лабиринтам судеб, пережить, примерить к себе те или иные житейские и духовные развороты. Разнообразие осмысливаемых ими внутренних и внешних ситуаций помогает понять не только взаимоотношения людей, но и взаимоотношения чувств. Это понимание необходимо и для выбора путей, и для уверенного движения по ним.
Многие мыслители помогают нам воспринимать Высшее, но далеко не все. Некоторых Высшее не интересует, некоторые в него не верят, некоторых раздражает само проявление интереса к нему. Но все они участвуют в создании поля нашего выбора. Так что спасибо всем, кто искренне мыслит во всеуслышание.
Очерчивать типы ориентаторов можно по-разному. И всё равно останется множество самобытных особенностей. Все их, во всём их разнообразии, трудно даже перечислить. Нашему чувству веры может помочь и монах-отшельник, и миссионер, и юродивый, и старушка возле храма, и писатель, и даже случайный встречный…
Есть ли вообще что-то, что сближает разных религиозных ориентаторов друг с другом?
Наверное, самое главное в каждом из них – это навык взгляда сверху на любую из житейских ситуаций. Не с мнимой высоты собственного роста, но с высоты соизмерения с Высшим: через чувство веры. Это не простой навык, и приводит он далеко не к простому результату. Поэтому мы и нуждаемся в ориентаторах разного рода, среди которых ищем тех, кто поможет именно нам, с нашим особым чувством веры, в нашей конкретной судьбе.
Отдельно скажем о религиозных ориентаторах скорее социального, чем индивидуального масштаба. Они влияют не просто на отдельного человека, но на множество людей, иногда на целые народы. Они более, чем кто-либо, настаивают на непосредственном получении своей харизмы от Высшего, на своём праве говорить от его имени.
Прежде всего – это тот, кого называют пророком.
Сам по себе пророк – не столько организатор, сколько катализатор религиозного сознания. Но слово его, когда оно находит отклик, может привести к мощным переменам судьбы того учения, в среде которого он появился. Усилия пророка могут привести к преображению и чувства веры многих людей, и самой религиозной среды. Пророк нередко становится центральной фигурой новой или обновлённой религиозной конфессии. Фигура эта, как правило, завораживает, закручивает вокруг себя людей и толпы.
Пророк – это явление загадочное. Голос Высшего смешивается в нём с человеческим голосом. Дело нашего чувства веры состоит в том, чтобы разобраться, какой голос говорит с нами.
От пророков отличаются реформаторы – люди более рациональные, черпающие силу в собственном чувстве веры и стремящиеся помочь в этом другим. Главное направление их усилий состоит в развитии и осуществлении идей устройства и переустройства церкви. Реформаторы по-своему способствуют эволюции общего религиозного сознания. Иногда это приводит к развитию церкви, иногда к размежеванию нового подхода с прежним.
Религиозный реформатор – это не столько общественный деятель, сколько человек, обобщающий потребности чувства веры многих людей. Но для ориентирования мне важнее помощь такого человека в моём самоосознании, чем внешний результат его деятельности.
Прямо противоположны пророкам – лжепророки, которые тоже могут стать для многих людей по-своему эффективными и потому очень опасными ориентаторами.
Люди, которых можно отнести к лжепророкам, обычно используют идеи и образы какой-либо известной религии, но располагают их вокруг собственной личности. Иногда они делают это сами, иногда с помощью своего окружения, заинтересованного в их успехе. Движет ли ими стремление к личному процветанию, внутренняя иллюзия или душевная патология, но лжепророк всегда опирается не на духовный опыт, а на чисто психические свойства человека. Лжепророк выдаёт психическую реальность за духовную или смешивает их в нужной ему пропорции. Его занятие – не помощь в ориентации по отношению к высшей реальности, а целенаправленная психологическая обработка, позволяющая вовлечь людей в сферу своего влияния и удерживать их там как можно дольше.
Именно здесь и заключена определённая возможность распознать лжепророка по плодам его деятельности. Он опирается не на духовную личность, а на психическую индивидуальность. Он добивается не внутренней свободы духа, а формирования определённых привязанностей. Он создаёт систему "ориентации на ориентатора".
Разумеется, отыскать набор формальных признаков, по которым можно было бы безошибочно отличить лжепророка от истинного пророка, являющегося реальным ориентатором по отношению к Высшему, вряд ли возможно. Но человек, опирающийся на живое чувство веры, на собственный духовный опыт, на знакомство с различными системами ориентирования, вполне может избежать раскинутых лжепророком сетей.
Любопытно, что обычно больше говорится о лжепророках, чем о пророках истинных. Но это всё-таки естественно. Пророк сам заявит о себе. И потому предостережение от лжепророков более насущно.
Много на свете удивительного, но уж настолько привычного, что и удивляться странно.
Вот и придорожники – жили себе на своих просторных землях и ничуть не удивлялись. А удивляться было чему. Испокон веков они называли себя придорожниками, а как раз дорог-то у них и не было. Луга широкие были, реки да озёра глубокие были, леса дремучие были, а дорог не было.
Да и для чего им дороги? Не было никогда у придорожников ни лошадей, ни машин. Всюду ходили пешком. Тропинку протопчут, им и достаточно.
Жили в этой стране два друга, Аксель и Ментель. И вот им ужасно захотелось узнать, почему же весь их народ – придорожники. Только кого ни спросят, все плечами пожимают.
