— Ох, нет, Хорас, только не это! Даже не думай о таких вещах, прошу тебя! — воскликнула Аделаида со слезами на глазах. — Такое нежное, обаятельное создание, как она! Я думаю, что это разорвет ее сердце от одного только позора! В самом деле, ты можешь применить что-нибудь другое, менее унизительное, и, возможно, более эффективное. Я не смогу этого перенести, если ты прибегнешь к розге. Я бы попробовала вначале все остальное.
— Уверяю тебя, Аделаида, это будет ужасно больно для меня самого, но я так хочу подчинить себе Элси и прекратить это ужасное испытание! Я бы прибегнул к самым суровым мерам и ни мгновение бы не колебался, если бы был уверен, что добьюсь своего, но очень сомневаюсь, что ее можно победить таким способом. Я не хочу прибегать к тому, что я не в состоянии буду довести до конца. Я намекнул ей на приют, что, кажется, насторожило ее очень сильно, но не буду этого пробовать, по крайней мере теперь, ведь она мой единственный ребенок. Я слишком сильно люблю ее, чтобы надеяться на нежные милости незнакомцев. Ах! Ты не представляешь, каким сильным было для меня искушение поцеловать ее только что, когда она так умоляла меня сделать это! Но что мне с ней делать, Аделаида? Может быть, ты что посоветуешь?
— В самом деле, я даже и не знаю, что сказать, Хорас; я бы не уступила ей, если бы была на твоем месте. Лучше будет, если ты сможешь сломить ее, и если этого не сделаешь сейчас, то думаю, что не сможешь никогда.
— Да, это так, — подхватил он. Иногда я очень сожалею о том, что начал эту борьбу, но, возможно, это и хорошо, потому что рано или поздно это все равно должно было произойти. Лет через десять я намереваюсь иногда брать ее с собой в театр или оперу, возможно, на спортивные мероприятия, и если я не искореню эти несуразно строгие капризы, которые она вбила себе в голову, она, без сомнения, будет противиться. Но тогда она будет слишком взрослой для наказаний, по крайней мере таких, которые я могу применить сейчас.
— Мне только что пришла мысль, Хорас, — неожиданно сказала Аделаида.
— Какая? — спросил он.
Аделаида смутилась. Она немного сочувствовала Элси и не совсем хотела предлагать меры, которые, она знала, причинят ей новые страдания. Но, наконец, она сказала, с некоторым раскаянием: ^
— Я думаю, Хорас, что тетушка Хлоя поддерживает Элси в ее упорстве, и та думает о себе как о мученице. Ты же знаешь, что у нее те же самые странные причуды, которые обе они усвоили от старой экономки миссис Мюррей, старомодной христианки строжайших правил. И теперь, пока Элси еще молодая, мне кажется, что возможно еще изменить ее мнение, если полностью оградить ее от подобного влияния. Но заметь, Хорас, я не советую тебе этого, потому что прекрасно знаю, что это убьет их обеих.
Некоторое время мистер Динсмор, казалось, погрузился в размышления, а затем сказал:
— Это очень мудрый совет, Аделаида. Благодарю тебя за него, я обязательно приму его к сведению и последую ему. Хотя такие меры мне не хотелось бы применять, потому что тетушка Хлоя очень преданное существо. Я чувствую, что должен быть ей очень благодарен за безупречную заботу об Элси и ее матери до ее... Как ты и сказала, это наверняка причинит им страшную боль. Но если более мягкие наказания не действуют, я вынужден применить это, потому что я даже передать тебе не могу, как сильно я хочу привести Элси и безусловное подчинение себе.
— На вот тебе письмо, Элси, — сказал дедушка, когда на следующее утро они сидели за завтраком. — Возьми, Помп, — обратился он к слуге, — отдай его мисс Элси.
Глаза девочки заискрились от удовольствия, и она живо протянула руку, но вмешался ее отец.
— Нет, Помп, — сказал он, — дай его мне и на будущее запомни, что я буду получать все письма для мисс Элси.
Элси тут же обмякла без единого слова протеста. Сердце ее сжалось, и она не могла проглотить больше ни крошки. Несмотря на все ее старания, слезы навернулись на глаза, когда она увидела, как отец неторопливо распечатал письмо и стал его читать, затем сложил и положил себе в карман. Он посмотрел на нее и, увидев слезы, жестко приказал ей выйти из-за стола.
Элси послушалась, но внутри вдруг возникла сильная злоба, которой она раньше никогда не испытывала по отношению к отцу. Ей казалось слишком жестоким и несправедливым лишить ее собственных писем. Она точно знала, что оно было от мисс Розы, потому что никто больше ей не писал. Она ничего, кроме хорошего, в своих письмах не писала, всегда утешая и наставляя девочку. Они доставляли Элси большое наслаждение, и на этот раз она ждала письмо дольше, чем обычно. Последние несколько недель она каждый день тосковала и мечтала о нем. Печально и одиноко проходили дни Элси, и она особенно нуждалась в любви и сочувствии своей подруги, и теперь забрать от нее письмо в тот момент, когда она только протянула за ним руку! Это огорчение казалось слишком большим, чтобы его перенести. Элси пришлось долго и жестоко бороться с собой, прежде чем она смогла освободиться от чувства злобы и нетерпения.
— Ох! Это совсем не делает мне чести, — проговорила она про себя, ведь у папы могут быть основательные причины для того, что он сделал. И так как я принадлежу ему, то у него, конечно же, есть право и на то, что мое. Я постараюсь быть послушной и терпеливо подожду, пока он не решит, что наступило время отдать мне письмо, что, возможно, он и намерен сделать.
Все утро мысль о письме не давала Элси покоя. Как только закончились занятия, девочка пошла в гостиную, надеясь там встретить отца и получить от него свое письмо.
Но его там не было. Когда же он пришел, то привел с собой несколько незнакомых людей, которые пробыли с ним до самого вечера. Весь этот день прошел, не предоставив Элси даже малейшей возможности заговорить с отцом. К великой радости Элси вечером все гости ушли, кроме одного очень воспитанного, приятного на вид пожилого господина. Гость сел на крылечко и посадил Анну себе на колени.
Элси следила за каждым движением отца, она смотрела, как проводив гостей, он вернулся в гостиную и взял в руки газету. В комнате никого, кроме него, не осталось, и она могла заговорить с ним, не боясь быть услышанной. Она была также рада возможности подойти к нему незамеченной, так как он сидел к ней спиной. В последнее время Элси обращалась к нему с робостью. Тихо подойдя к спинке стула, девочка некоторое время стояла молча. Сердце ее бешено билось, переполненное надеждой и страхом. Она не в силах была овладеть своим голосом.
Но наконец, зайдя сбоку, она проговорила почти неслышно, дрожащим тихим голосом:
— Папа.
— Что ты хочешь, Элси? — спросил он, не поднимая глаз от газеты.
— Дорогой папа, я так хочу прочесть письмо от мисс Розы, пожалуйста, дай его мне.
Некоторое время она подождала, но так как он молчал, она спросила опять:
— Мне нельзя его, папа?
— Да, Элси, ты можешь получить его и все остальное, что ты желаешь, сразу, как только проявишь себя покорным и послушным ребенком.
Глаза Элси наполнились слезами, но она решительно справилась с ними и спросила опять:
— Дорогой папочка! — в голосе ее звучала мольба и слезы, — ты не знаешь, как я мечтала и ждала этого письма, и я его очень хочу. Не позволишь ли ты мне взглянуть на него только один разочек?
— Ты слышала ответ, Элси? — холодно произнес отец, — и это единственное, что я могу тебе сейчас предложить.
Элси повернулась и пошла прочь. Тихие слезы струились из ее глаз. Но не успела она дойти до двери, как он позвал ее обратно. Элси остановилась возле него дрожащая, не переставая плакать. Отец сурово посмотрел на нее и сказал:
— Запомни, что с этого времени и дальше, я запрещаю тебе писать или получать письма, которые не проходили бы через мои руки. Я не позволю тебе переписываться ни с мисс Аллизон, ни с кем-либо еще, пока ты не станешь более исполнительным ребенком.
— Ох, папа! Что же мисс Аллизон подумает, если я не отвечу на ее письмо? — воскликнула Элси, горько рыдая.
