По самой космологической природе адских местопребываний ничто в них не может вызывать собственно приятных ощущений, ибо прошлая совокупная безнравственная деятельность живых существ способна породить только ужасные материальные сферы. Тем не менее у нараков могли быть переживания приятных ощущений, поскольку факт паузы в череде пыток субъективно оценивается как нечто чувственно положительное, «приятное» своим контрастом с предыдущим и последующим.
Итак, палитра инфернальных переживаний исчерпывается ощущениями муки, т. е. крайне неприятного, и «приятным по контрасту», в то время как человеческий опыт охватывает собственно приятное (во всех регистрах чувствительности) — неприятное — нейтральное. Факт отсутствия нейтрального в инфернальных переживаниях весьма значим. Характер адского опыта (мука либо иллюзия приятного по контрасту) исключает для нарака моменты ясности сознания. Оно всегда замутнено и нестабильно в своем протекании.
В человеческом опыте инфернальные переживания принципиально исключены. Человек страдает, но он не несчастен, поскольку именно для человека открыта благая перспектива победы над страданием.
В традиции постканонической Абхидхармы адские местопребывания рассматриваются как узилища, в которые лишь на время способно заточить себя сознание, одержимое алчностью, враждой и крайним невежеством.
Жизненный цикл нараков напрямую связан с топографией дополнительных адов. Нараки «рождаются» в одном из основных горячих адов способом манифестации, поскольку они относятся к разряду саморождающихся живых существ. Это выглядит следующим образом: совершенно взрослые кромешники падают в подземные сферы вниз головой и застревают именно в том адском узилище, которое и соответствует созреванию кармического следствия прошлой деятельности. Иначе говоря, они попросту «падают в ад вверх ногами и вниз головой».
Отмучившись определенный срок в каком-либо основном горячем аду, нараки оказываются у ворот этого местопребывания, ведущих в дополнительные инфернальные обиталища. Таких ворот, как уже говорилось, четверо — северные, восточные, западные и южные, что указывает на космологическую полноту и внутреннюю замкнутость каждого основного ада. За любыми из этих ворот располагаются четыре дополнительных ада (т. е. в сумме их шестнадцать на каждом из восьми адских уровней). Они, если можно так выразиться, типовые, на что указывают названия каждого из четырех типов этих местопребываний. Кукула — дополнительный ад, где нараки подвергаются пытке тлеющими углями, Кунапа — это погружение в зловонные нечистоты, Кшурамарга — причинение страданий острыми предметами, Вайтарани — смерть в кипящих соленых водах реки под названием «Без перехода». Ни в одном из этих местопребываний, согласно абхидхармистской трактовке, нараки не оседают окончательно, продвигаясь последовательно к месту своей кончины.
Кукула — пространство, покрытое тлеющими углями. Здесь огонь теряет свою интенсивность. Кромешники бредут по этому полю, и их ноги по колено обугливаются до кости. Когда, пытаясь на время облегчить мучения, они приподнимают одну ногу, их плоть снова обретает прежний целостный вид, чтобы в следующий момент — при неизбежном погружении в стихию медленного огня — сгореть.
Покинув Кукула, нараки вступают в пределы ада Кунапа, являющего собой море нечистот, трупного разложения, кишащее червями. Черви ужасны своим видом — их тела белы, головы черны, а иглообразные рты подобны клювам. Эти клюворотые создания язвят до кости плоть несчастных кромешников. Инфернальные черви — не просто некие опасные животные, это агрессивная среда, пронизывающая тела нараков и одновременно окружающая их.
На другом берегу адской клоаки Кунапа начинается третий дополнительный ад — Кшурамарга. Собственно, Кшурамарга — это путь, утыканный лезвиями. Бредя этой мучительной дорогой, кромешники оказываются как бы на лоне природы — под сенью леса Асипаттра (Асипаттравана — букв.: «Мечелистный лес»). Здесь царит вечная железная осень — листья-мечи непрестанно падают с деревьев, отсекая своими лезвиями куски плоти несчастных. Но этим муки нараков не исчерпываются, ибо есть в Мечелистном лесу и адская фауна — собаки Шьямашабала, пожирающие трепещущую отсеченную плоть.
За Мечелистным лесом открывается еще одна область третьего дополнительного ада Кшурамарга — Аяхшалмаливана (букв.: «Лес железных шалмали»). Железные деревья шалмали[1] покрыты шипами в шестнадцать пальцев длиной, обладающими способностью проворачиваться вокруг своей оси. Здесь нараки без всякого внешнего принуждения приступают к осуществлению некоей абсурдной программы — начинают лазать по деревьям вверх и вниз. При этом шипы шалмали благодаря своей способности вращаться всегда оказываются в опасной для тел кромешников позиции. От их уколов нельзя уклониться еще и потому, что вороны, населяющие Лес железных шалмали, выклевывают глаза несчастным и проглатывают их. Шипы чудовищных шалмали и железные клювы инфернальных ворон — вот орудия телесных мучений, которым подвергаются нараки. Адская флора и адская крылатая фауна действуют здесь заодно. Кромешники же предстают существами, ослепленными в прямом и переносном смысле, ибо их страдания возникают в процессе лазанья по деревьям, хотя никто не понуждает их к этому бессмысленному занятию.
Подчеркнем, что Путь, утыканный лезвиями, Мечелистный лес и Лес железных шалмали в совокупности и составляют третий дополнительный ад, обладающий единым пыточным свойством — причинять мучения посредством соприкосновения железного острия и плоти. Это и лезвия на дороге, и листья-мечи, и зубы Шьямашабала, и шипы шалмали, и клювы ворон, приносящие несчастным наракам однотипные страдания.
Четвертый дополнительный ад — река Вайтарани, на берегах которой оказываются кромешники в конце своего крутого маршрута. Вайтарани — непреодолимая водная преграда, ее русло наполнено соленым кипятком. В реке нет брода, но и вплавь одолеть ее невозможно. Куда бы ни поплыли нараки — вниз по течению или против него, поперек ли, адские стражники, вооруженные мечами, копьями и палицами, препятствуют любым их попыткам выбраться на сушу, и несчастные гибнут в кипятке. Вайтарани, как защитный ров, окружает всю совокупность инфернальных местопребываний, примыкающих к основному горячему аду.
Образ Вайтарани присутствует не только в буддийской картине мира. В индуистской мифологии ада Вайтарани также известна. Ее русло ведет из мира людей в подземные местопребывания. Согласно традиционным представлениям, только держась за хвост коровы, принесенной в дар брахману родственниками умершего, последний может преодолеть Вайтарани и достичь столицы царственного Ямы. Именно там и ждет его посмертный суд, определяющий кармическую участь.
В буддийской трактовке Вайтарани — конечный пункт существования нараков, ибо в ее кипящих водах тела кромешников свариваются «подобно зернам риса и сезама». Упоминания риса и сезама в этой связи не случайны. Эти злаки использовались в брахманистской традиции в похоронных ритуалах. Зернами сезама посыпается солома, приготовленная для поднесения на ней поминальной пищи предкам («отцам»), рисовые зерна — жертвенная пища «отцов». Однако для буддиста подобные ритуалы бессмысленны, приверженность им — это всего лишь один из видов ложных воззрений. Уподобление гибели нараков в водах Вайтарани процессу варки риса и сезама указывает на обесценивание в буддизме брахманистских ритуалов, освященных авторитетом Вед.
Образ реки Вайтарани в индуистской мифологии обладает определенной двойственностью. В эпосе «Махабхарата» Вайтарани, «труднопреодолимая для грешников», отождествляется с той частью русла священной Ганги, которая уходит в подземные бездны. Одновременно с этим упоминается и «священная» Вайтарани, протекающая в мифической стране Калинга. Омовение в ее водах способно очистить от кармических следствий греховных деяний.
В буддийских трактатах Вайтарани — не начало инфернального маршрута, а его конечный пункт. Гибель кромешников в соленом кипящем потоке знаменует собой возрождение корней благого и тем самым открывает для сознания благую перспективу, временно заблокированную адской формой рождения.
Итак, согласно буддийской интерпретации ада, в подземных местопребываниях не происходит никаких священнодействий — умершие не попадают туда по руслу подземной Ганги, держась за хвост ритуальной коровы, им не предстоит явиться на суд в столицу божественного Ямы, да и суда никакого нет. Брахманистский похоронный ритуальный комплекс лишается какого-либо смысла вообще, поскольку лишь прижизненная деятельность — благая или неблагая — есть единственный фактор, ответственный за новое рождение. Ритуальная пища, подносимая «отцам» и богам, никого не кормит, ибо, будучи материальной пищей, она предназначена для поддержания человеческого существования. Санкционируя абсурдное растрачивание пищевых ресурсов, брахманы, как утверждали буддийские учителя, лишь способствуют укоренению людей в невежестве и тем самым провоцируют деятельность, кармический плод которой созревает скорее всего в аду.
