Но его любовь не довольствуется этим. Воздавать благодарение среди людей, воздавать благодарение за всех людей ей мало; ей необходимы миллионы сердец и миллионы голосов. И она вторгается в эти сердца через евхаристическое причащение, она внедряет в них свое вечное благодарение, чтобы оно пустило там корни и возрастало, чтобы оно не только совершалось в литургических собраниях, но чтобы также жило во все века и повсеместно через всех мужчин и женщин, детей и старцев, которые открылись ему навстречу. Что же касается молитвы, то она есть то особенное время, когда, оставив все прочие заботы, христианин полностью соединяется с благодарением Христа.
Несколько добропорядочных бельгийских и французских семейств, одна неверующая супружеская пара, трое студентов и один священник скучают в гостиной маленького горного отеля. Что делать, когда ливень за окном не позволяет высунуть и носа? После того, как они провели таким образом час или два, каждые пять минут выглядывая за дверь, не меняется ли погода, им пришлось, наконец, смириться с вынужденным заточением. В конце концов, не пора ли нам всем познакомиться? Студенты, хоть и католики по происхождению, теперь соблазнились индуизмом, чью литературу они усиленно и с энтузиазмом изучают. Они не преминули с пылом наброситься на добропорядочные семейства: «Бог нас интересует больше, чем ваша мораль, вот почему мы пришли к индуизму… В ваших христианских семьях невозможно встретить Бога, а только обманчивый кодекс пристойных манер и хорошего воспитания. И не Бог является основной темой проповедей ваших священников, но регуляция рождаемости, война во Вьетнаме, социальные нужды, недостаток средств у негосударственных школ…». У меня завязалась переписка с одним из этих троих студентов. Он поистине из рода «ищущих Бога». Я посоветовал ему обратиться к Отцам Церкви и к великим духовным авторам. Вот мое последнее письмо к нему: Мой дорогой друг, я готов согласиться с вами, что мы — поколение католиков с бледными лицами, охотно рассуждающие, морализирующие филантропы, весьма мало чувствительные к трансцендентности Бога. Но загляните же в книги духовных авторов времен неколебимой веры. Вы найдете в них тех могучих Богопоклонников, о которых мечтаете. На днях я перечитывал одну из самых выдающихся страниц нашей религиозной литературы, рассказ об открытии Бога юным Кондреном (этот рассказ приводит Бремон в своей «Литературной истории религиозного чувства во Франции», т. VIII). Я переписал для вас несколько строк, чтобы пробудить в вас желание прочесть все целиком: «Божественное величие представилось ему столь безмерным и бесконечным, что, казалось, ничто больше не должно
существовать, как только это чистое Бытие, и что всей вселенной надлежит разрушиться ради Его славы… Он предал себя от всего сердца Богу, чтобы быть обращенным в ничто в Его честь и чтобы никогда не жить иначе, как только в таком расположении духа». Недавно я встретил отголосок подобного религиозного настроения в письме одной студентки: «Вас, быть может, удивит, — пишет она, — это письмо студентки шестнадцати лет. Но, собственно, почему бы нет? Почему это непременно нужно обладать зрелостью и почтенным возрастом в придачу, чтобы стремиться всем своим существом обратиться в ничто в том соприкосновении с Богом, каким является молитва?» Как видно, и сегодня еще встречаются христиане, которые умеют поклоняться в духе и истине! Согласитесь, что есть немало великих душ, имеющих возвышенные представления о Боге. Их понятие о Боге Всевышнем и Всесвятом столь чисто, что у них невольно возникает желание исчезнуть в Нем. Такого опыта, если не вмешается исключительная благодать, достигают обычно в результате жестоких и настойчивых усилий в поисках Бога. Часто встречается он у великих духовных мужей. Но важно не смешивать этой потребности обратиться в ничто в Боге с каким-то стремлением к нирване. Она не является также и неким патологическим стремлением к небытию, в ее основе не лежит отвращение к себе и к жизни, но властная внутренняя потребность в том, чтобы был совершенным образом прославлен Бог, безмерное Величие Которого предвосхищается человеком. Правда, слова здесь грозят ввести нас в заблуждение. Однако, вглядевшись пристальнее, мы увидим, что это желание «обратиться в ничто» не означает стремления вернуться в небытие, разрушиться, но — окончательно затеряться в Боге. Капелька росы, трепеща, стремится быть выпитой Солнцем. Это любовь порождает в том, кто созерцает величие Божие, потребность обратиться в ничто, значит, желание полностью отдать себя, влиться в Существо, Которому поклоняешься, отдать Ему все свое существо, чтобы Его Существо просияло в нас. Жертвы Ветхого Завета: заклание, уничтожение, и в особенности всесожжение, при котором огонь пожирал жертву целиком, до последнего кусочка, вызывают восхищение этих истинных почитателей, ибо они находят в них символ того уничтожения, которое они призывают всем сердцем. И не участи хладного пепла после всесожжения ищут они себе, но уничтожения жертвы пылающей — Жанны д'Арк, пожираемой пламенем, души, поглощаемой Богом.
Им представляется, что все, что не предается Огню живому, оскорбляет бесконечное Величие Божие, позволяя себе существовать вне Его — а они убеждены в том, что ничего не существует вне Его. Они ясно видят, что даже если все существа во вселенной бросятся в огонь в едином великом порыве поклонения, то и это еще не будет должным почитанием Его Святости, Его Славы, Его вечной любви. И это видение порождало бы в них глубочайшую печаль, если бы сразу за ним не приходила мыль об Иисусе Христе, о Том, Кто, «будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп 2,6–8). Теперь же, восхищенные тем бесконечным почитанием, творимым в честь Бога Бесконечного, каким является жертва Иисуса Христа, они стремятся затеряться в этой жертве — хворостинками в безмерном пламени всесожжения, в этом огне, который есть Сам Бог. Ибо «Бог наш есть огнь поядающий» (Евр 12,29).
Христианин во Христе, Который объял его, соединен со всеми своими братьями: с теми, что на земле, и с теми, что на небе. Их духовные богатства принадлежат ему, а его — им. Вместе с ними он сознает себя ответственным за все человеческие существа, которые еще не знают Отца Небесного. Только в Церкви, в молитвенном собрании всех детей Господних, можем мы встретить Бога и молиться Ему. В ней каждый молится от имени всех, и все — от имени каждого (1. Локоть к локтю). — Таким образом, в молитве мы располагаем гораздо большим, чем наши личные возможности, а именно, теми неисчерпаемыми возможностями, каковы суть любовь и молитвы всех членов семьи Божией (2. Дочурка органиста). — Но в час молитвы нужно соединяться не только с Церковью земной, но и с Церковью небесной, присоединяться к великой небесной литургии, литургии ангелов и святых (3. Лествица Иаковля). — В центре же великого собрания всех детей Божиих — Мария, Матерь, и наша молитва смешивается с Ее молитвой! (4 и 5: Присутствие Марии). — Соединяться с Церковью для молитвы не означает отстраняться от множества людей, не знающих Бога или Его отрицающих. Возможно ли созерцать сияние, всемогущество, отечество Божие, и не испытывать при этом непреодолимого стремления открыть их другим? (6. Атеизм и молитва). — Одним только своим молчаливым присутствием человек молитвы трудится над делом Божиим, которое заключается в том, чтобы «рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин 11,52) (7. Черная Мимуна). — Но кроме того, он предстательствует за мир, чтобы тот был сохранен от кары, какую призывают вопиющие грехи людей (8. «В проломе»). — Предстательствовать значит намного больше, чем защищать дело своих братьев, это означает дать пройти через себя всемогущей любви Бога, горящего желанием установить Царствие Свое (9. С простертыми руками). — Так через молитву человек содействует осуществлению дела Божия, и не только в себе, но также и во всем мире (10. Молиться значит сотрудничать).
Чтобы найти Бога, нам следует явиться туда, где Бог ожидает нас. Ибо Он Сам назначил нам место для встречи. Для евреев во время их странствования в пустыне это была «Скиния собрания». После водворения в Ханаане таким местом стал Иерусалим и внутри Иерусалима — Храм. Нигде вне него нельзя было приносить жертву. Храм — это «Дом Божий», который пророки зовут также «Домом молитвы». И даже те молитвы, которые каждый творит у себя дома или в синагоге, направлены ко Храму. Так, пророк Даниил всегда держал открытым окно в своей верхней комнате, которое смотрело в сторону Святого Града. Но Храм был только образом, предвосхищением того подлинного дома Божия, каким является Церковь, это великое собрание всех верных земли и неба. Церковь есть «Храм святый», как говорит св. ап. Павел, «Дом духовный», новый «Дом молитвы».
