Ознакомительная версия.
Сегодня продолжение лингвистических исследований в русле только еще намечающейся «логосной» лингвистической парадигмы представляется чрезвычайно востребеванным, ведь именно в слове встречается с Богом и с миром человек, сотворенный по образу и подобию Бога Слова. Слово стоит в начале (Ин 1, 1) всего – в начале всей культуры, в начале вообще всей человечности. Интересно, что видный отечественный историк и антрополог Б. Ф. Поршнев, много размышлявший о проблеме происхождения человека, подчеркивал, что именно слово стало той силой, что выделила человека из при-родного мира. Понимание этого факта можно сравнить с революцией в физике, развернувшейся в первой половине XX в. Роль, аналогичную «атомному ядру», здесь сыграет начало человеческой истории. <…> недолгие восемь тысяч лет человеческой истории по сравнению с масштабами биологической эволюции можно приравнять к цепной реакции взрыва. <…> главный вывод, который мы должны извлечь из стремительности дивергенции (человека и животного. – К. К.) <…>, состоит в том, что перед нами продукт действия какого-то особого механизма отбора»[181], – настаивал Б. Ф. Поршнев. И причиной, обусловившей этот взрыв, стала та энергия, та сила, что заключена в слове, ставшем специфическим признаком нового творения – человека разумного a = человека словесного. Эта присущая слову сила является двигателем человеческой истории, приводящим к ее непрестанному ускорению.
Как подчеркивает П. А Куценков, «традиционный подход к верхнему палеолиту, как к начальной эпохе существования человека современного вида со всеми присущими только человеку качествами, и, следовательно, как первому периоду человеческой истории, надо пересматривать. <…> Дело в том, что темпы “прогресса” палеолитического человечества равно несопоставимы ни с темпами истории, ни с темпами филогении»[182]. Действительно, средний срок существования биологического вида порядка 50–60 тысяч поколений (H = 1,5–2 млн лет, 1 поколение H = 30 лет). Продолжительность верхнего палеолита (если считать таковой время существования вида Homo sapiens sapiens до начала мезолита) составляет порядка 100 тысяч лет. На этот период приходится примерно 3 тысячи поколений, за время жизни которых практически не происходит сколь-нибудь значимых перемен, за исключением изменений типа перехода от ориньякских каменных орудий к мадленским. Можно ли существо, чья культура практически не эволюционировал на протяжении 100 тысяч лет (в то время, как само оно продолжало меняться физически), считать человеком в полном смысле слова? – вслед за Поршневым вопрошает Куценков. – Разумеется, нет! По-существу, верхний палеолит занимает промежуточное положение между филогенией и историей. И вдруг – в мезолите – происходит резкий скачок, не просто ускорение истории, но настоящий взрыв! «От начала мезолита до появления первых земледельческих культур сменилось не более 150 поколений. Еще около 100 поколений потребовалось для создания первых государств. <…> Чтобы яснее были видны масштабы, с которыми мы имеем дело, напомним, что со времени возникновения единого государства в Египте (около 3200 г. до н. э.) и до наших дней сменилось всего лишь 173 поколения. В такой перспективе Александр Македонский становится чуть ли не нашим со-временником»[183] (отметим, что счет поколениями или родами является традиционным для библейского миросозерцания: см. напр. Мф 1, 1—17). За 12 тысяч лет уже специфически человеческой истории (не имеющей никакого отношения к филогении) сменилось лишь 400 поколений. «За это время, – подводит итог П. А. Куценков, – человек прошел путь от микролитической индустрии до персонального компьютера: он освоил земледелие и скотоводство, добычу и обработку металлов, научился делать машины и многое другое»[184].
Именно сила человеческого слова стала причиной непрерывного ускорения человеческой истории, которая, по сравнению с масштабами биологической эволюции, может быть уподоблена цепной реакции атомного взрыва. Постижение внутренней энергии слова, посредством которого осуществляется взаимодействие между человеком и миром, может помочь свернуть с пути преодоления мироздания и стать на путь его преображения. Говорит свт. Василий Великий: «Если внемлешь себе, ты не будешь иметь нужды искать следов Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя»[185]. Именно чрез внутренне человека открывается путь на небеса – ведь человек и был сотворен как по-сред-ник между двумя мирами: сотворенный «из праха земного», он о-живо-творен божественным «дыханием жизни» (Быт 2, 7). «Умирись сам с собою, и умирятся с тобою небо и земля, – наставляет прп. Исаак Сирин. – Потщись войти во внутреннюю свою клеть – и узришь клеть небесную; потому что та и другая – одно и то же, и входя в одну, видишь обе. Лествица оного царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себя самого погрузись от греха – и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить»[186]. Однако, обращаясь к себе, входя «во внутреннюю свою клеть» человек, находящийся вне литургического тбинственного общения со Христом, увидит лишь свою падшую, пораженную болезнью греха, природу. Лишь в в культовом[187] словесном[188] религиозном[189] со-общении со Христом – Словом Божиим, ставшим в воплощении стэлесникwмъ (σύσσωμα – см.: Еф. 3, 6, – со-тельным, со-цельным) человекам, лишь в в словесномъ служенiи – λογική λατρεία (Рим 12, 1) Церкви, которая суть «непрестанная Пятидесятница»[190], постигает обладающий даром слова человек Творца и — чрез Него – весь мир, ибо «нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто (πάντα δε γυμνά και τε τραχηλισμέ να – wб~явленна) перед очами Его» (Евр 4, 13). «Если будешь чист, то внутри тебя небо, и в себе самом узришь ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку ангелов», – свидетельствует прп. Исаак Сирин[191].
Человек Христос Иисус (1Тим 2, 5) есть Тот Истинный про-Свет Бытия, в личном пред-стоянии Которому вы-сказывается и об-наружи-вает Себя Бытие. Оставаясь же вне личностного отношения к Творцу, мы не можем постичь тайну тварности, ее нельзя сделать предметом объект(ив)ного, то есть от-страненного, анализа; это отношение познается лишь изнутри его, а потому, – свидетельствует апостол, – «верою познаем, – что веки устроены Словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр 11, 3). Только из личного опыта пред-стояния Богу, из опыта верности и веры обретаем мы подлинное знание и самих себя и мира: «Слепой по отношению к Единому совершенно слеп ко всем, а видящий во Едином пребывает в видении всех»[192], – наставляет прп. Симеон Новый Богослов. Именно такое онтологичное, сущ(ествен)ное знание, – знание внешнего чрез внутреннее, – оказывается в подлинном смысле слова и «гуманитарным», и «объективным», и «естественным»[193]. Обретение такого знания способствует выполнению божия повеления: нарекая имена твари и познавая мир в литургическом со-действии со Словом, о-логос-нить, о-словесить мироздание, со-единить все тварное бытие с Бытием, с Богом, да будетъ бгъ всячeская во всэхъ (1 Кор 15, 28).
Природа – человек: восстановление утраченной взаимосвязи
В данной работе мне бы хотелось обратиться к проблеме нашего родства с Природой, к образу Природы, созданному нами, и к тому, в какой степени мы являемся частью Природы, или, вернее сказать, насколько мы отделены от нее. Это очень древняя проблема, имеющая глубокие исторические корни.
Ознакомительная версия.
