Группа А
Кроме нас с Гариком в группе было еще 9 парней и 24 девушки. Парни все были из области. Городских было только двое. Основной косяк армейцев собрался в параллельной нашей - группе "Б". В ней были и мои сотоварищи по ПО: Толя Страхов, Витя Голуб, и Игорь Карелин. Среди армейцев есть чувство плеча. Выделяться сильно там не принято. Выделяются там лишь спонтанно сильные и сильно талантливые личности. И то в свою меру. С молодежью же дело обстоит сложнее. Здесь крику больше. Нас с Гариком, впрочем, он не задевал, так как каждый из нас знал свое место.Но у меня спокойствие продолжалось недолго. Наш профорг группы Паша Краснов был такой выделяющейся личностью. Отличался от большинства он не только своей эрудицией и интеллектом. Он умел их и подать. И любил делать это он очень сильно. Не меньше, чем открутиться от неблагодарного общественного дела, которых в любом институте -пруд пруди.
-Какой бессовестный!-говорил я дома Гарику. -При такой голове -такой человек.
Гарик, со временем понявший, что мои познавательные способности исчерпывают не только научные данные, был очень аккуратен со мной в обсуждении людей.
-Да, да,- поддакивал он.
Краснов крутился в общежитии и имел и там связи и авторитет и порой списать задание или проконсультироваться Гарик мог и у него, и отношения с ним Гарик поддерживал. Но у меня он брал больше.
-А ты знаешь,-сказал он мне как-то,-почему Шепетов ходит в институт таким помятым?
-Почему?
-Потому что он часто и не уходит оттуда. Пашка его шугает в общаге, и тот ночует в пустых аудиториях института.
У меня волосы встали дыбом. Юра Шепетов - миловидный мягкосердный парень, шахматист.
-И это дерьмо -наш профорг? Эта информация была информацией наверняка. Даже если бы она не соответствовала действительности, Паша переступал свои обязанности в другом. Как профорг Паша имел на руках бесплатные талоны на питании в профилактории, куда по ним ходил есть он сам и водил своих далеко не больных и не из бедных семей студентов. На занятия он заспанный, порой и плохо причесанный, приходил, в основном, ко второй паре. С общественных дел, типа уборки улицы, он демонстративно уходил, отбоярившись от нашего комсорга Иры Гладышевой очень инициативной и ответственной девушки. И все бы еще ничего. Но он своим "я" начал подавлять здоровое начало в группе. Его влияние легко представить, когда после гулянки (а так часто и бывало) он заявлялся на вторую пару, отсидев которую и повставляв на удивление умные дополнения и вопросы (с сальностями молодым преподавателям), если третьей парой была лекция, отправлялся в профилакторий со своей шарашкой. Парни в группе кучковались возле него. Он был и их кормильцем и мозговым центром. Девчата поутихли.
Что мне было делать? Подавляя здоровое начало в группе, он подавлял и мен
залось это непростительной слабостью. Паша же мог и нашему куратору преподнести меня в невыгодном мне свете. Нужно было что-то делать. Мне надо было выходить из подполья. К тому времени меня начал давить не только Паша. Чувствуя, что при своей принципиальности и деловитости я, бездействуя по отношению к Краснову, проявляю при этом слабость, Гарик все чаще стал подсаживаться на лекциях к нему. "Могу же я поддерживать с ним человеческие отношения, хоть он и такой", - читал иногда я безмолвные ответы в его глазах. Ко мне же он начал относиться снисходительно. Я, высушив прежние реки отдаваемого, наблюдал за ним, не меняя тона. Однако, основным прессом для меня была информация, изобиловавшая на нашем факультете:
"140 тысяч городов сбрасывают свои отходы в Средиземное море".
"300000 кубических метров пресной воды ежедневно уходят в канализацию в Москве только из-за неисправности сливных бачков в коммунальных домах /при 1,6% пресной воды на Земле от общего Земного объема воды/".
"Очистительная способность реки 1:187 части".А сколько в реки вылива
ется? Тут были данные и об озоновой дыре и рассказы Алена Бомбара о свалке, которую местами напоминает поверхность Атлантического океана. А люди? Я просматривал судьбу каждого встречного насколько мог. И за всех была сплошная боль. Что с нами будет? Куда мы идем? Впрочем я и сам это видел. О чем думают сильные мира? Вот этого я не знал. Знать бы тогда слова Шри Ауробиндо: "Провидение-это не только вера в будущее, когда другие ее уже потеряли. Это и ее отсутствие, когда другие еще верят". А так мой интеллект сам себя убивал.
Первый звонок прозвенел 14 февраля 1987 года. Это была свадьба моего друга детства Жени Тимошенко, куда он меня пригласил быть его свидетелем. Хотя на ней все были своими, я все-таки волновался. Но ничего, выкупили невесту Таню, покатались по городу на машине, съездили в Верхний Благовещенск к памятнику первопроходцам. Потом были танцы, погуляв на которых после торжественной части, мы разошлись по домам. Из всех гостей мое внимание больше всех привлекала даже не Таня, почему из-за ее украденного туфля и с легкой, для меня нелегкой, руки Толи Фурсова я должен был танцевать кадриль. Объектом моего самого пристального внимания была Женина двоюродная сестра Ира. Она училась в десятом классе и была очень умна для своих лет. На меня она тоже сразу обратила внимание. Было какое-то желание ей понравиться и поразить собой ее, в чем-то наивную тогда, душу. Во время передышек от застолья мы, молодые, удалялись в Женину комнату и за разговорами слушали музыку. Там я и блестел перед ней своим менталитетом. Она была поражена контрастом его отточенности с его незаметностью на людях. На людях я просто был таким, каким меня знали с детства. Здесь же с юмором погружая ее в мир своего видения жизни, я представал перед ней совсем не тем мальчиком, каким выглядел внешне. Хотя и тем же самым. Я был искренним. Просто поражали глубины, которые на людях мной спокойно и тщательно скрывались. Первый день прошел хорошо. Все были довольны и пьяны. Второй тоже обещал закончиться хорошо. Но вечером перед уходом домой, рассказывая Ире последний анекдот, я почувствовал, что сказал лишнее:вместо окончания кульминацией анакдота, я закончил его реакцией на него моей матушки.Хотя в какой-то ситуации моя концовка могла бы быть продолжением юмора, но Иру она разочаровала. "А",-выдохнув воздух из груди и сразу теряя львиную долю своего интереса ко мне сказала она. Я потерял чувство меры! Для меня это было смутным вестником чего-то неотвратимо надвигающегося ужасного. В тот вечер, возвращаясь домой, я был переполнен жалостью к себе. Мой интеллект продолжал себя убивать. Марксистско-ленинская философия, бывшая фундаментом моей мысли, говорила мне о моей обреченности на одиночество. По закону отрицания я отрицал своих родителей, а мои дети отрицали бы меня. Друзей в полном смысле этого слова я тоже иметь не мог. Я мог находиться лишь в неантагонистических противоречиях в отношениях с ними. Чувство подсказывало мне что спасение я смогу найти лишь в любви. И я стал искать себе девушку. Впрочем, она уже была найдена. Она училась в моей группе. Звали ее Ира Колмакова. Обратил я на нее внимание после того как услышал ее анкетные данные, что их троих мать растит одна на зарплату 127 рублей. А Ира к тому времени уже успела себя зарекомендовать отличницей по всем предметам. После Жениной свадьбы я решился. Подойдя после уроков к Ире, я пригласил ее в кино. Она как-то странно взглянув на меня отказалась, сославшись на занятость. И я опять остался один. Все более открыто освобождался от обязанностей перед группой Краснов. Углублялся в компромиссах с собой и Гарик.От него я все чаще начал слышать, что Пахан - ничего, вроде, парень. Я Гарику ясно давал понять, что тропинка между нами намного уже прежней. Тем более, что Гарик, подойдя к нашему куратору -Валентине Павловне Мачинской попросить стипендию, так как сдал экзамены на тройки, мне об этом не сказал, так как я тоже ее не получил по этой же причине. Я не думал, что сдача экзаменов скажется на стипендии и не старался особо отвечать. После я подошел к ней тоже, и она мне ее тоже сделала. Но Гарик не хотел терять позиции. Как-то ночью нас с матушкой разбудил звонок в дверь. Пока я просыпался, матушка пошла открывать.
-Гарик?- услышал я ее какой-то беззащитный голос. Эта ее интонация была катализатором моих чувств. -Миша, иди, Гарик пришел.
Я встал. На часах было 2.
-Можно переночевать?-У парня засиделся, опоздал на автобус, общежитие закрыли.
Я почувствовал, что засиделся он явно не у парня. Но это было бы еще ладно. Хуже было то, что я почувствовал, что это была не просто просьба о помощи. Это был и ход конем. Попадать под его копыта я не хотел.
- Раздевайся,-это, наверное, и было моим единственным, сказанным мной в ту ночь словом. Гарик смотрел на меня во все глаза. Он, хоть и верил мне, но что ожидать от меня в той ситуации он не знал. Утром мое молчание продлилось, и он поспешно стал уходить. Я предложил ему завтрак. Он отказался. Тогда я сказал ему:
