Совершив краткий экскурс в историю возникновения христианства, попробуем теперь разобраться в различиях между ним и иудаизмом. Эта тема особенно важна в России. Ибо теперь уже ясно, что многолетняя атеистическая пропаганда не добилась ни малейшего успеха в искоренении религиозных верований. В чем она действительно преуспела — так это в насаждении религиозного невежества. И больше других от этого пострадали иудаизм и евреи.
Еврейское вероучение различает ряд степеней приближения к святости. Есть люди, которых мы называем цадиким — праведники. Есть и другие: грешники, преступники, злодеи. Однако все они евреи. Но существует преступление, которому нет равных, совершивших его называют мешумадим — уничтоженные. Это те, кто изменил вере отцов. Гораздо лучше быть законченным негодяем, последним подлецом, чем креститься. Я не составляю сейчас портрет вероотступника, а говорю о его социальном статусе в еврейской среде. Такой человек стоит на самой нижней ступеньке, он — предатель. Не просто дезертир, а настоящий перебежчик, переметнувшийся в лагерь злейших врагов своего народа.
Мне неизвестно, что ныне думают в России об армии генерала Власова. Но сражаться в рядах власовцев объективно означало служить Гитлеру. Еврей, принимающий крещение, совершает еще более страшное преступление, ибо его измена усугубляется пятнадцатью веками гонений. Полторы тысячи лет христиане унижали и преследовали еврейский народ! Приведу только один пример: в тринадцатом и четырнадцатом столетиях на юге Франции, в городах Монпелье, Каркасон и других, существовал обычай: накануне христианской Пасхи главу еврейской общины приводили на городскую площадь и епископ публично давал ему пощечину. Факты такого рода выходят далеко за рамки теологических различий. Пощечина, данная христианской церковью еврейскому народу, до сих пор горит на его щеке. Христианские богословы обсуждают теологический вопрос: пришла или не пришла пора простить евреям их участие в казни Иисуса — ведь в основе христианской религии, по крайней мере в теории, лежит милосердие. Но для нас, евреев, примирение с христианством — не схоластический богословский вопрос. Это обнаженная рана, это человеческая боль. Мы хотим знать, чем христиане готовы загладить свою вину перед нами, ибо если от теории обратиться к фактам, это мы жертвы, а не они. И не так уж легко нам простить их после долгих веков издевательств, наветов и гонений.
Но попробуем отрешиться от эмоций и рассмотреть вопрос с теологической точки зрения. О чем мы спорим с христианством, в чем с ним несогласны? Центральным пунктом наших расхождений является догмат о троице. В тот момент, когда христиане упоминают троицу, мы не можем продолжать разговор. Даже если мы позволим убедить себя тонкими богословскими рассуждениями в том, что при определенных обстоятельствах христианин, верующий в троицу, не является политеистом, то уж еврей, верящий в триединство Б-га, безусловно таковым является. Причина подобного различия в том, что иудаизм не требует от нееврея той четкости понятий, той чистоты монотеизма, которая обязательна для еврея. Чему это можно уподобить? Бывает, зрелый, умудренный опытом человек не принимает того, во что верит ребенок, но он не видит ничего страшного в том, что малыш верит в это. Мы, евреи, занимаемся теологическими вопросами и трактуем единство Б-га уже три с половиной тысячелетия, в то время как русский народ, например, впервые услышал о подобных материях лишь с тысячу лет назад. Мы вправе воспринимать христианские рассуждения о троице с позиций старшего, ведь наш стаж в пять раз больше. По той же самой причине мы не вправе требовать от христиан то, что требуем от себя, — точно так же, как не требуем от ребенка различать тонкости отвлеченных понятий. Поэтому то, что не является идолопоклонством для христиан, остается идолопоклонством для евреев. Когда речь идет о единстве Б-га, мы требуем от себя предельной чистоты и четкости понятий и малейшую неясность истолковываем как авода зара — букв. чуждое служение, запретное для еврея.
Теологические различия между христианством и иудаизмом затрагивают еще целый ряд вопросов, таких, как, например, понятия греха и милосердия. Иудаизм отрицает первородный грех. Мы не принимаем утверждение о том, что человек рождается грешником. Это, конечно же, не означает, что младенец является в мир совершенным. Разумеется, существуют прирожденные склонности как к добру, так и ко злу, и человек наделен теми и другими. Однако это не значит, что он грешен от рождения. Ребенок рождается невинным точно так же, как приходит в этот мир, не умея говорить, ходить, не имея знаний. Но ведь никому не придет в голову усмотреть в этом порок! Даже самые дурные наклонности — еще не грех, как не являются грехом врожденные физические недостатки.
Меня весьма удивляет сходство идеи первородного греха, введенной апостолом Павлом, с дуалистической концепцией манихейства. Манихеи рассматривали материальное начало в человеке — плотскую, чувственную сторону человеческого естества — как источник абсолютного зла, как нечто нечистое, порочное по самой своей природе. Прямой противоположностью плоти является душа. Она изначально наделена чистотой, святостью и по природе праведна. Поэтому человеческая жизнь в отображении манихейской религии предстает непрестанной борьбой: поединком добра и зла, души и тела. Дуалистическое мировоззрение сказывается на всей системе ценностей и влияет на повседневную жизнь. Например, у христиан тот, кто воздерживается от супружества, считается стоящим ближе к святости. Хотя, в отличие от католиков, православная церковь разрешает священникам жениться, епископом и другим высшим иерархом может стать только тот, кто принял монашеский постриг. У евреев же, напротив, семья и семейная жизнь, супружеские отношения и воспитание детей занимают центральное место в жизни, способствуют становлению и духовному росту личности. Грешит тот, кто уклоняется от брака. Ни одно из проявлений телесной жизни человека не считается грехом — ни еда и питье, ни чувственное влечение к противоположному полу, ибо по своей природе тело не является сосудом греха. Зло не заложено в нем изначально. Ясно, что подобная концепция находится в противоречии с христианством, которое боится плоти, видит в чувственном начале врага человеческой души. Не случайно некоторые из ранних отцов церкви — причем не только монахи — оскопляли себя, чтобы побороть плотские соблазны. Евнухом был, например, величайший христианский богослов Ориген. Группы добровольных скопцов существовали среди богомилов в Болгарии и Франции и среди русских сектантов в совсем еще недавнем прошлом.
Из разного отношения к материальной стороне жизни следует не только различное отношение к греху. Отличаются друг от друга также представления иудеев и христиан о вечной жизни. Христиане полагают, что залогом избавления души является принадлежность к истинной церкви, ибо душа для своего спасения нуждается в искуплении, которое уже достигнуто жертвенной смертью Христа. Поэтому праведники-нехристиане не удостоятся избавления, тогда как грешные христиане спасутся. Иудаизм же полагает, что человек судится не по вере, а по поступкам. Пока он не совершил преступление — не только в уголовном, но и в моральном смысле слова, — он невиновен. Поэтому заслужить вечную жизнь может человек любого вероисповедания, в том числе христианин и мусульманин.
* * *
История взаимоотношений иудаизма и христианства насчитывает свыше полутора тысячелетий. У обеих религий действительно много общего. Но внешнее сходство, как мы теперь видим, скрывает глубокие внутренние противоречия. Миры иудаизма и христианства — совершенно разные. В прошлом евреи хорошо понимали, к каким интеллектуальным и духовным последствиям приведет их отказ от своей веры. И потому наши предки противились принятию христианства даже под страхом смерти. Очевидно, они не считали, что в жизни, из которой вместе с еврейством исчезал смысл, есть хоть какая-то ценность.
Многие веяния и идеи приходят в ставшую провинцией современного мира Россию с большим опозданием. Зачастую это происходит тогда, когда в странах Запада они уже вышли из моды. Так губернские дамы щеголяют в нарядах, которые в столице уже никто не носит. Не стал исключением и психоанализ, авторитет которого на Западе уже несколько потускнел, а в России его популярность растет день ото дня и, кажется, скоро догонит столь модные ныне магию и шаманизм. Впрочем, мне бы не хотелось плохо отзываться о профессиях, которые кормят столь многих евреев. Все сказанное — не более чем лирическое отступление, предисловие.
Говоря о психоанализе, нельзя не отметить, что одна из важнейших причин популярности творчества Фрейда (это, кстати, в полной мере относится и к Дарвину) — его талант писателя. Читаешь и невольно начинаешь верить написанному. Он был в первую очередь блестящим литератором. Знакомясь с произведениями Фрейда, трудно избавиться от ощущения, что читаешь роман о неком универсуме — фантастическом мире, населенном демонами и монстрами. Я имею в виду описание внутреннего мира человека в психоанализе; чего там только нет: эго, супер-эго, ид, комплекс Эдипа, комплекс кастрации… Кстати, и я внес свою посильную лепту в этот паноптикум, предложив новый термин для обозначения одного из комплексов, который, как мне кажется, будет весьма полезным и употребительным. Как известно, есть комплекс Эдипа и комплекс Электры, я же предложил термин комплекс Иокасты. Фрейд уделяет много внимания влечению ребенка к матери, а ведь существует и обратное: влюбленность матери в ребенка. Всякий, знакомый с образом а идише маме — еврейской матери, — знает, что это явление встречается достаточно часто.
