Меня он однажды поразил гениальной фразой, которая запомнилась на всю жизнь. Как-то теплым летним вечером шли мы с ним по набережной, спорили о добре и зле. Он разразился длинным витиеватым монологом. Небрежно упомянул Конфуция, Ницше, Будду. Потом процитировал Библию, Коран… А в конце как-то по-взрослому обнял меня за плечи и сказал: «Послушай меня и попробуй понять. Мы с тобой знаем, что человек на половину состоит из грязи и постоянно воняет. И это истина! Но есть и другая истина: у каждого человека есть глаза, в которых отражается небо. И мы сами выбираем, как относиться к ближнему: видеть в нем грязь — или небесное отражение в глазах.»
От мальчишек на руинах мне довелось узнать, что Валя на самом деле Вальтер, отец его — Клаус, а фамилия их — Фишер. Ему часто доставалось и за распятого Христа, и за гитлеровское нашествие. Когда в моем присутствии Рыжий набросился с кулаками на Валю-Вальтера, мне пришлось за него заступиться. Так что домой возвращались вместе, с синяками и ссадинами на лицах. В тот день мы поклялись в дружбе навеки.
Там, на руинах, довелось второй раз подержать пистолет. На этот раз настоящий наган, хоть и заржавелый. Мы промывали его в керосине, чистили, пытаясь вернуть боеготовность, но даже барабан раскрутить не сумели. Потом об этом узнал отец Рыжего — милиционер. Он заявился к нам в лесной «штаб», открыл тяжелую металлическую дверь, спустился под землю и отобрал пистолет, а нас отодрал за уши и настрого запретил появляться на руинах.
Потом у нас появились лук со стрелами, арбалеты, поджиги; охота на коршунов, ворон и первые ранения: ожоги рук и лица, ссадины и синяки от отцовского ремня.
Валя меня часто приглашал в тир, заставлял кататься на велосипеде, играть в бадминтон, плавать, посещать секцию акробатики, а в школе — кружок легкой атлетики. Мы с ним с легкой завистью посматривали на парней, которые занимались боксом. Наконец, нам исполнилось по 14 лет. Спортивный клуб «Динамо» объявил конкурсный набор в секцию бокса. Решили и мы с Валькой попытать счастья. С каким волнением открывали мы двери этого легендарного клуба! Там по стенам висели портреты знаменитых воспитанников: чемпионов олимпийских, мира, Европы, страны. Там витал устоявшийся запах пота и кожи.
Среди двух сотен претендентов тренер выбрал сорок человек. Нас с другом — за акробатическую гибкость и пятерки в школьном табеле. На первой тренировке нам объяснили, что существует две школы бокса: «рубаки» и «фехтовальщики». Первые берут тупой силой удара, вторые — виртуозной техникой. Впрочем, вместе с овладением искусством боксерского «фехтования» будет наращиваться сила и выносливость. После пяти занятий тренер отсеял еще половину, а оставшимся назначил индивидуальные упражнения. Вальке — отработку хука слева, мне — прямого справа. Часами избивали мы большой кожаный мешок и скрипучую вертлявую грушу, добиваясь чистоты удара. В спарринге учились уходить от ударов соперника, в чем помогала гибкость и быстрота реакции. За двухчасовую тренировку мы теряли по 2–3 килограмма веса.
Однажды к нам на занятия пришел олимпийский чемпион со сверкающей медалью на груди. Его плечевой пояс и грудь показались мне просто могучими. По просьбе тренера он провел с нами учебно-показательные бои. Он позволял бить себя в полную силу. Сам же только защищался и легонько «обозначал» ответные удары. Чемпион так же дал каждому свои советы. Мне показал серию из четырех ударов применительно к длине моих рук. Сказал, что против нее нет защиты кроме глухой. Но и ее эта серия может пробить. Наконец, перед соревнованиями стрелка динамометра после моего удара залипла на рекордной цифре 400 — столько килограмм «весил» мой прямой справа. Это всего в два раза меньше, чем у боксера-легенды Попенченко. Удар такой силы, нанесенный в болевую точку, мог убить здорового мужчину… или свалить быка.
Однажды после тренировки мы с Валькой устало брели к троллейбусной остановке. Там на лавке сидели пьяные парни и ждали, с кем бы подраться. Они окружили нас, мы с другом стали спина к спине и без суеты, четкими ударами положили всех пятерых на асфальт. Помнится, мозг чисто автоматически подсказывал: «открытый подбородок — бить сюда», «солнечное сплетение не закрыто — бить сюда». Подошел троллейбус, мы вразвалочку зашли внутрь и встали у заднего окна. Поверженные драчуны так и лежали на асфальте. Пассажиры смотрели на нас со страхом и восхищением. Нас раздирала сладкая гордость победы.
На городских соревнованиях наш клуб почти всегда занимал первые места. Мне довелось участвовать в нескольких боях, и всегда мой прямой справа посылал соперника в нокаут. Мне пророчили большое спортивное будущее, но, к сожалению, нашего тренера забрали на повышение. Ему на смену пришел какой-то алкаш из школы «рубак»… Да и надо было готовиться к вступительным экзаменам в институт. Тут наши с Валькой пути разошлись. Он уехал в другой город и лишь пару раз в году приезжал домой навестить отца. В институте я продолжил боксировать. Впрочем, недолго: тренировал нас студент, его выгнали за неуспеваемость, секция развалилась.
В армии меня обучили стрелять из всех видов оружия: от пистолета до пушки. Врожденная меткость дарила мне первые места и похвалу наставников. Но странное дело! За такими отличниками «боевой и политической» как я, офицеры устраивали натуральную охоту, вербуя в кадровый состав. Поили водкой, чтобы претендент под наркозом подписал заявление. Сулили большие заработки, чины, награды… Меня же никто ни разу остаться в армии не звал, а у меня самого язык не поворачивался напрашиваться. Только позже, на гражданке… Когда со мной происходили кризисы. В такие моменты вспоминалось, до чего же просто было в армии: врага бей — друга защищай. Командир — отец родной; выполняй его команды — и победа будет за нами. А тут!.. Кто враг? Кто друг? Кого слушать? Тогда я брал водку с тушенкой и решительно вваливался в кабинет военкома:
— Тэщ полковник, хочу добровольцем в Афган!
Седой солдат грузно поднимался с кресла, молча закрывал кабинет на ключ, наливал водку и хрипло басил:
— Не пущу! Таких дурачков первыми в цинке обратно привозят.
— Не имеете права! Я Родину защищать хочу!
— Вот и защищай ее дома. Здесь сейчас передовая, в тылу… Не пущу! Иди отсюда…
После института я три года отрабатывал мастером на заводе. Думал, «отсижу трехгодичный срок», пойду в оборонную промышленность. Там стремительно развивались новейшие технологии, что делало наше оружие непревзойденным…Но тут пришла перестройка, и все стало разваливаться. Вернулся домой Валька и позвал меня в кооператив. Там поднакопили «первичный капитал» и выкупили на моем заводе списанный пресс-автомат. Технически одаренный Валька починил его, и мы открыли свою частную фирму, в которой мне досталась должность директора.
В те времена мне приходилось часто выпивать. Хочешь не хочешь, а налаживание деловых контактов требовало застолий. Пока сидишь за столом, ритмично поглощаешь спиртное и обсуждаешь дела, напряжение не позволяет тебе захмелеть. Но как выйдешь на ночную улицу и бредешь домой, так и разбирает вялость, превращая в легкую добычу для шпаны. Иной раз это заканчивалось ударом сзади по голове. Таким образом нападали хулиганы и милиционеры. Но всегда именно так: подлый удар сзади по затылку, после чего возможны вариации: руками, дубинкой, ногами… Так что мои боксерские навыки мне проявить в реальной взрослой жизни так и не удалось. Как-то подсчитал, что меня избивают в среднем каждые полгода. Обидно, да?..
Так же, приходилось мне возить наличные деньги полными до верху сумками. Тогда материалы и зарплату рабочим, взятки начальству и аренду помещения — все платили наличными. Чтобы защититься от уличных бандитов мне пришлось оформить лицензию на газовый пистолет. Купил его в оружейной комиссионке и всюду носил с собой — «Золинген» 32-го калибра, компактный и мощный: с 8-ю кубами нервно-паралитического газа в каждом патроне.
Однажды нам потребовался кредит на выполнение нового заказа. Мне посоветовали обратиться к ветеранам афганской войны. Пока искал в центральных переулках их резиденцию в солидном особняке, представлял себе седых крепких парней, прокопченных дымом войны. Общаться же мне пришлось с молодыми парнями лет около двадцати, с тонкими длинными пальцами, в шикарных костюмах. Один из них взял мои документы на проверку и удалился в соседний кабинет. Другой, по имени Олег, предложил мне выдержанный 18-летний виски «Гленливет», кремлевскую водку, канапе с икрой и стал развлекать беседой. Попросил охрану принести мой газовый «Золинген» и саркастически усмехнулся:
— И этим ты собираешься отбиваться от братков?
— Да это так, для спокойствия, — ответил я смущенно.
— Хочешь, подберем тебе что-нибудь посерьезней?
