Но с конца XVI в. и на протяжении XVII, XVIII и XIX вв. в России распространяется "Повесть об Андрее Критском", в которой преподобный представлен не как подвижник, а напротив, – как великий грешник. Автора этого апокрифического повествования не смутило то, что речь идёт о святом муже. Конечно, житие преподобного Андрея не имеет ничего общего с "Повестью", которая переносит действие в полусказочный и вневременной "град Крит" [12]. Единственным связующим звеном обеих "биографий" Критского архиепископа оказывается Великий канон: в "Повести" говорится, что Андрей пишет его во время покаяния в погребе. "Повести", однако, пользовалась популярностью – сохранилось более пятидесяти её списков. Примечательно, что переписчики отдавали себе отчёт в псевдоисторичности "Повести"; в одном из списков сделана приписка: "Зри! В печатном Пролозе сей святой родился от благородных родителей града Дамаска", т.е. читателю была известна вполне уважительная память об Андрее Критском – подвижнике [2].
Поэтому приведём отрывок одной из рукописей, содержащей традиционный текст Жития (Софийское собрание, РНБ, N№1323): "Умер, обрете трудом венец велий Критский пастырь, ему же труды Велико правило, восхищён на небеса, взведён бысть Андрей в 4-й (день июля). Сей родися от благолюбивых родителей града Дамасского. Изучив меньшая письмена, ко грамотикийскому художеству вдав себя, четыренадесятым летом возрастом сый и вменён быв в священнический причет Феодором патриархом Святого града. И нотарием назнаменован, и бяше всем яко всячески. Святому же и Вселенскому VI собору бывшу в Константине граде, послан бысть сей Патриархом на собор и добрыя ради добродетели и разума, поставлен бысть диакон Великия церкви, и помале сирым питатель, таже архиепископ Критский, в некоем острове бысть, нарицаемом Ерис, близ Метилена, и тамо житие оставль, премногая писания Церкви оставль, и того самого Великого канона на пение и пользу многих и боголюбезных душ" [2].
Иконография преподобного Андрея Критского имеет два типа изображений: в монашеском и в святительском облачении. Видимо, изображение его как преподобного (в хитоне, куколе, мантии) более древнее; именно так он изображён на фреске IX в. капеллы в Гёреме (Каппадокия), это самое раннее из сохранившихся изображений святого Андрея. На Руси было распространено изображение святого Андрея как святителя – в фелони, омофоре, с Евангелием в руках, с недлинной седой бородой. Из русских памятников, изображающих святого Андрея, известны икона Божией Матери "Благодатное Небо" (40-е годы XVII в.) церкви Троицы в Никитниках (Москва), а также шитьё середины XIV в. на малом саккосе Фотия, митрополита Московского. В Большаковском иконописном подлиннике (XVIII в.) указано: "Сед, аки Власий, риза кресты, во омофоре, испод вохра с белилом" [21]. В его честь был в 1883 г. устроен придел в колокольне церкви Харитона Исповедника в Огородниках в Москве. Частицы мощей святого Андрея были вложены в воздвизальный Крест (1494–1495 гг., Музеи Московского Кремля), в панагию-мощевик Иоанна Грозного, в крест-мощевик начала XVII в. из Благовещенского собора Московского Кремля [21].
Некоторые сочинения преподобного Андрея Критского в древнерусских сборниках XVII в. сопровождаются миниатюрами. Таков, например, список его "Канона на исход души" (РНБ, собр. ОЛДП); но особенно примечателен сборник РНБ, в состав которого вошло "Слово Андрея Критского о чести и поклонении святых икон": перед текстом изображён его автор в святительских одеждах, в рост, с книгой в поднятой левой руке. Это рисунок пером, чернилами с лёгкой раскраской [2].
Конечно, было бы наивно предполагать, что может существовать иллюстрированная рукопись Великого канона преподобного Андрея: невозможно выстроить изобразительный ряд из 250 сюжетов, непосредственно иллюстрирующих тропари Великого канона. Однако можно провести некоторые параллели между излюбленными сюжетами византийской и древнерусской книжной миниатюры и теми яркими покаянными образами из Священного Писания, – от Адама до Благоразумного разбойника, – которыми наполнил свой Великий канон Критский пастырь.
Предварим наше более подробное рассмотрение содержания Великого канона замечанием протоиерея Георгия Флоровского: "Догматические мотивы у преподобного Андрея выражены мало. Преобладает покаянная лирика…" [27], позволим себе не вполне согласиться с маститым богословом и попробуем разыскать в "Великой стихире" Критского пастыря догматические истины. Не будем касаться тропарей троичных и богородичных: догматы истины в них сконцентрированы, как говориться, "по определению" (а безоговорочных сведений об авторстве Иерусалимлянина нет).
Если задачей преподобного Андрея было в ответ на запросы времени (как видим, не только своего, но и нашего) изложить те истины веры, которые касаются домостроительства нашего спасения, то буквально все тропари Великого канона об этом говорят: первородный грех и милость Божия к падшему человеку; обетования Божии и пророчества о спасении; Боговоплощение и Приснодевство Богородицы; Искупление и плоды покаяния в Церкви Христовой, – всё, о чём говорит преподобный Андрей, имеет одну главную мысль – содействовать нашему спасению.
Но вспомним мнение о том, что Великий канон был "покаянной автобиографией" Критского пастыря: где-то святой Андрей должен был исповедать то, от чего под давлением Филиппика на время отступил. Такой ответ преподобного Андрея на соблазны монофелитов есть в шестом тропаре 9-й песни Канона: он говорит о вочеловечении Христа, приобщении Его человеческой плоти и добровольном переиспытании Им всего, – за исключением греха, – свойственного естеству, т. е. у Воплотившегося Христа присутствуют две естественные воли.
Кто из современников или ближайших предшественников преподобного Андрея столь же внимательно взирал на спасение через призму покаяния? Первое приходящее на ум имя – преподобный Исаак Сирин. Был ли Иерусалимлянин знаком с трудами преподобного Исаака (все его сочинения написаны по-сирийски и первые переводы на греческий язык "Монашеских правил" появились лишь в IX в.), можно лишь гадать, но интересные параллели прослеживаются.
Первый из трёх этапов духовного восхождения, которые видит преподобный Исаак Сирин, – покаяние; это есть высший дар для человека, вторая благодать (после крещения), второе возрождение от Бога. Ради покаяния инок уходит в уединение, отрекается от мира. Мир – некая внутренняя реальность: "Мир есть имя собирательное, охватывающее всё то, что называется страстью". У Критского пастыря: "Я подвергся мучению страстей и вещественному тлению – и оттого гнетёт меня враг" (ВК Вторник:2:16. Здесь и далее при цитировании Великого канона первая цифра означает песнь, вторая – её тропари).
Исаак Сирин: Душа по природе своей бесстрастна, но вовлекается в кружение страстей и тогда "бывает уже вне своего естества". Страсть есть некое выпадение души из своего "первобытного чина". Андрей Критский: "Я усердствовал о внешнем благоукрашении, не обращал внимания на богообразную внутреннюю скинию; я запакостил страстями красоту (доброту) своего первого образа. Спаситель, приди и возьми её, – как некогда драхму" (ВК Вторник:2:19:21).
У Исаака Сирина: вовлечённая в мир страстей душа может выйти из него, возвратиться к себе через покаяние. Преподобный Андрей: "Ты, душа, с Озией соревнуешься: вдвойне его проказы носишь, так как и о неприличном мыслишь, и беззаконное творишь. Но брось то, чем владеешь, и поспеши к покаянию" (ВК 8:7). "…Зри, душа, как бы не запутаться в сетях своих беззаконий, – и возлюби (облобызай) покаяние" (ВК 9: 10).
Исаак Сирин: Чувственные образы ослепляют душевное зрение, очищение души заключается в преодолении страстей и открывает подлинное видение. Покаяние есть возвращение души в состояние бесстрастия. Андрей Критский: "Владыко Господи! Да будут Силоамской купелью мои слёзы, чтобы омыть мне зеницы сердца и умственно созерцать Тебя – Свет Предвечный" (ВК 5:21).
"Бодрствуй, душа моя, совершенствуйся по примеру великого патриарха (Иакова), дабы приобрести тебе дело по разуму, дабы обогатиться прозирающим Бога умом, в созерцании проникнуть в неприступный мрак и соделаться великим приобретателем" (ВК 4:9).
Второй этап духовного восхождения, о котором говорит преподобный Исаак Сирин, есть очищение (катарсис), осуществляемое через безмолвие, а третий, высший, – совершенство, "когда превышается мера естества". Но, замечает преподобный Исаак, "этого сподобляется один из многих… Святые в будущем веке, когда ум их поглощён Духом, не молением молятся, но с изумлением водворяются в радостотворной славе". Этот дар подаётся в ответ на подвиг, обычно во время молитвенного стояния, когда душа бывает в особенности собрана и сосредоточена и готовится внимать Богу. Преподобный Андрей не ставил себе задачи подробно описать в Великом каноне эти высшие ступени духовного восхождения, но об этих ступенях он упоминает: "Лестница, которую некогда видел великий из патриархов, служит указанием на восхождение делами, а вместе с тем, и на восшествие разумом; а потому, душа, если хочешь жить в деятельности, разумении и созерцании, – обновляйся" (ВК 4:6). Добавим, что в Великом каноне есть пример получения высшего дара духовного восхождения – преподобная Мария Египетская: "Увидев в тебе, матерь, поистине новое чудо, ужаснулся божественный Зосима, – ведь он увидел ангела…". Но тропари ей составлены уже не преподобным Андреем. Заметим, что Церковь за время Святой Четыредесятницы дважды предлагая нам "комплексную духовную терапию", каковой служит Великий канон, во второй раз показывает на примере преподобной Марии Египетской потрясающий результат духовного врачевства – покаяния.
