Кассиан Углический, грек из рода князей мангупских (развалины города Мангупа близ Симферополя), в мире Константин, из Константинополя. После взятия его турками попадает в Рим и с Софией Палеолог прибывает в Россию. Здесь он получает назначение к арх. Иоасафу владычным боярином (судьей при епархии). Случайно пришлось ему быть в Ферапонтове монастыре, где он и остается. Постригшись, отдается в послушание старцу Филарету, который был, как "ангел Божий". Кассиан относится к нему с повиновением, послушанием, покорностью. В это время он знакомится с преп. Нилом Сорским и руководится его наставлениями. Сохранилось 2 послания св. Нила к Кассиану "Об искусительных помыслах" и "Утешение в скорбях". Преп. Кассиан сначала поселяется на р. Учме, а после разлива Волги, создает другую обитель на более возвышенном месте, с храмом во имя Иоанна Предтечи. Тесное общение с Нилом Сорским указывает на принадлежность его к школе безмолвия и "умного делания".
Преп. Иосиф Волоцкий (1440-1515), в миру Иван Санин, получил воспитание в монастыре и 20-ти лет от роду поступил к преп. Пафнутию Боровскому, который по испытании поручил ему уход за больными. Отец его 15 последних лет своей жизни провел в той же обители, приняв пострижение и пользуясь уходом своего сына. Перед смертью преп. Пафнутий избрал Иосифа своим заместителем. Но когда он вступил в права игумена и пожелал ввести общежитие, это вызвало неудовольствие братии. Тогда преп. Иосиф отказался от начальствования и под видом странствующего инока обошел ряд обителей, изучая уставы. Вернувшись на родину, основал свою собственную Волоколамскую обитель в честь Успения Божией Матери Устав его отличался строгостью и вместе с тем преподобный настаивал на необходимости монастырской благотворительности, что и было им осуществлено в широком масштабе в период наступившего голода. Преп. Иосиф выступал против ереси жидовствующих. В споре с "нестяжателями", он высказывался за необходимость монастырских владений ради церковно-государственных целей.
Иосиф Волоцкий не созерцатель, а деятель, основанный им монастырь общежительного типа. Средний уровень таких монастырей гораздо ниже скита. Монахов-созерцателей, по сравнению с общим числом монахов, очень мало. Это отбор — аристократия духа. С такой элитой Нил Сорский уединяется в глухом скиту, с ними он ведет беседы о высших достижениях духа. Иосиф же Волоцкий имел дело с общей массою сравнительно низкого духовного уровня. Для этой массы нужны были духовные побуждения примитивного характера. В его поучениях мотив загробного воздаяния, страх вечных мук, благотворительность ради спасения своей души. Но и он сам стремится довести напряженность подвига до крайних пределов. Главное его значение в социальном служении.
"Все мировоззрение преп. Иосифа, — говорит проф. Флоровский, — определяется идеей социального служения и призвания Церкви. Идеал Иосифа — это своего рода хождение в народ. И потребность в этом велика была в его время, — и нравственные устои в народе были не крепки, и тягота жизни была сверх сил. Своеобразие Иосифа в том, что и самую монашескую жизнь он рассматривает и переживает как некое социальное тягло, как особого рода религиозно-земскую службу. В его общежительном идеале много новых не византийских черт. Само молитвенное делание у него изнутри подчиняется социальному служению, деланию справедливости и милосердия. Он был великий благотворитель, "немощным спострадатель", и монастырские "села" защищал он именно из этих филантропических и социальных побуждений. Ведь "села" он принимает от владеющих и богатых, чтобы раздавать и подавать нищим и бедным. И не только от страха, и не только из чувства долга, но именно из милосердия, Иосиф благотворит и обращает свою обитель то в сиропитательницу, то в странноприимный дом, и учреждает "божедомье" в погребенье странным. Самого царя Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, и царь подзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает он своею властью. А неправедному или строптивому царю не подобает повиноваться, он в сущности и не царь, таковый не Божий слуга, но дьявол и не царь, а мучитель. Замысел Иосифа бледнеет и искажается в следующих поколениях "иосифлян". В самом замысле и задании преп. Иосифа есть внутренняя опасность, не только в его житейских искажениях и приспособлениях. Эта опасность в перенапряжении социального внимания. И отсюда известное опрощение, может быть, не для самого себя, но, именно для народа, известный минимализм".
Преп. Даниил Переяславский (+ 1540 г.) с юных лет обнаруживает суровый аскетизм. Постригается в Боровске и после 12-ти лет монашества возвращается в Переяславль, взяв на себя служение погребения умерших нечаянной смертью. Основал свой собственный монастырь, который поставил, подобно Иосифу, в тесную зависимость от московских вел. князей, именующихся в житии царями. Даже основание новой обители объясняется царским повелением: "аще не в царском имени будет тая церкви, ничто же по нас успеется, кроме оскудения". Василий III назначает ему в старости преемника и делает его крестным отцом своих сыновей.
Преп. Герасим Болдинский (+ 1554 г.) ученик преподобного Даниила Переяславского, уходит на отшельничество в пределы Смоленские. Зноем и холодом обуздывает "буяго и дивьяго зверя" — плоть свою. Он организует 4 монастыря. Его "Закон", или завещание соответствует Духовной Грамоте Иосифа Волоцкого. У Иосифа же Герасим заимствует институт 12 старцев.
Русь XIV и XV веков проходит под знаком Византии: ее влияния, возрождения монашества, созерцательного подвига. Она черпает духовные силы и воодушевление в общении с Востоком. Но к концу XV века эти прежние связи ослабевают и даже разрываются.
Как уже говорилось выше, поводом к разрыву с греческой традицией явился Флорентийский собор и затем разгром православного Востока турками. С этого момента быстро падает авторитет Византии, угасает самый интерес к ней, укрепляется национальное самоутверждение и одновременно развиваются и укрепляются новые связи уже с Западом. Запад представляется более реальным и привлекает большее внимание, чем разоренная и завоеванная Византия. Брак Иоанна III с Софией (Зоей) Палеолог не возобновление старых отношений с Византией, наоборот, это было началом русского западничества. Царевна была воспитана в унии по началам Флорентийского собора. Ее опекуном был кардинал Виссарион. Брак был венчан в Ватикане. Паисий — папский легат сопровождал ее в Москву. Это создало сближение Москвы с итальянской современностью: "Разодрал завесу между Европой и нами" (Карамзин). Из Италии вызываются мастера. Они перестраивают и обстраивают Кремль, дворец и соборы. С этим связаны имена Фиоравенти, Алевиза, Пьетро Солари... Еще большим западником был Василий III, сын Иоанна III и "чародеицы греческой" (Курбский). Он был женат вторым браком на Глинской, воспитанной уже вполне по-западному. "Старые обычаи переменил... ино земля наша замешалась". Любимый лекарь Василия III ведет беседы и даже переписку о соединении Церквей, у него были, по-видимому, и единомышленники в Москве. "В жестоком и властолюбивом единодержавстве Василия III чувствуется скорее подражание современным итальянским князьям, нежели давним василевсам. Следующий царь, Иоанн Грозный, не только политически, но и культурно обращен был к Западу, а не к Византии. Исторической зависимости от греков он не признавал и не хотел признавать. "Наша вера христианская, а не греческая", ответил он Поссевину. Новгород Великий, сохранившийся в нетронутом виде при татарском нашествии, служил звеном между эпохой домонгольского периода и последующими столетиями. Разгромив его, Иоанн Грозный нанес смертельный удар 600-летней самобытной русской национальной культуре, а впоследствии Петр 1-й беспощадно смел ее следы...
В домонгольский период, при удельной системе, когда центральной власти почти не существовало, объединяющим началом была Церковь, ее авторитет был выше светского, ее голос раздавался независимо и безбоязненно. Этому много содействовал и высокий духовный уровень святителей и пастырей. Таким был, например, митрополит Кирилл II (1243-1283). Он "предложил несколько поучений князьям и их тиунам и волостителям, в которых свободно и беспристрастно обличал их неправосудие". Его поучения были занесены в "Мерило праведное" — древний юридический сборник, известный по спискам XIV и XV веков. Поучения эти в древнее время имели значение не просто церковно-назидательное, но и практико-юридическое, как источник права древнего времени и материал для юриспруденции. Такой же смелый обличитель неправды был и Симеон, первый епископ Тверской (1271-1289). В "Мерило праведное" записан следующий случай: "Однажды на пиру полоцкий князь Константин, за что-то недовольный на своего тиуна, задал перед всеми епископу такой вопрос: "Владыко, где быть тиуну на том свете?" Епископ Симеон отвечал: "Там же, где и князю". Князю не понравился такой ответ, а епископ развил свою мысль: у доброго князя и тиун понимает, что такое суд: "то и князь будет в раю и тиун также". А если князь его "как бешеного пса пустил на людей, дав ему меч, то и князь пойдет в ад и тиун с ним также в ад". Но самым сильным и энергичным обличителем пороков был епископ Владимирский Серапион. "Власть нам (т.е. власть имущим) вручил Бог, дабы мы обидимых избавляли, а мы обижаем: правого по мзде обвиняем. Нет правого пути, "ни суда правого". В "Измарагде", сборнике, "списанном" в конце XV века, имеется множество поучений, обличающих взяточничество, ненасытных собирателей имения, жестокосердных притеснителей рабов, вдов и сирот. Относительно злодеев сказано, что "и в церковь недостойно таковым ходить, если не каются". Даже одной просфоры не ведено было принимать от зараженных пороками! "От лихоимца, от кривого судьи, от мздоимца"....