Ознакомительная версия.
О.В. Митрополит Леонид (Поляков) не стал этого делать, исходя из условий советской действительности. Мой постриг совершался в его домовой церкви в Риге. Он оставил мне прежнее имя, чтобы власти не могли придраться к тому, что в миру совершаются монашеские постриги. Оставив мне прежнее время, он как бы скрыл мой постриг.
Я хотел принять постриг от отца Серафима (Тяпочкина), а владыка пожелал сам меня постригать. Поскольку отец Серафим относился к митрополиту Леониду с большим доверием и послушанием, он не стал навязывать свою волю и согласился с его желанием. Отец Серафим мне сказал: «Нас будет постригать одна рука». Владыка Леонид и его постригал в свое время.
Отец Серафим хотел, чтобы мне дали имя Мелетий. Он почитал святителя Мелетия Харьковского, в Харькове в кафедральном соборе есть его мощи.
Как рассказать о Боге тяжело больному ребенку?
И.Г. До сих пор мы беседовали о нормальных, здоровых детях. А есть и другие…
Как рассказать детям, имеющим тяжелые, изматывающие, длящиеся годами, болезни, о том, что Бог их любит? Для меня это серьезная проблема. Если я окажусь один на один с таким ребенком и его заданным или не заданным, а лишь прочтенным в глазах вопросом, что ответить ему?
О.В. Если у ребенка, например, нет ножки, то ему можно сказать: «А у другого мальчика нет зрения, он не видит ни солнце, ни травку. Ты же видишь, какие красивые цветы перед тобой стоят, ты видишь меня. А есть мальчики и девочки, которые этого не видят. А есть дети, которые не слышат. Я с тобой разговариваю, а они не слышат моего голоса, и сами разговаривать не умеют». Это — тот прием, которым пользовались святые отцы, которые говорили: «Если ты страдаешь, то подумай о тех, которые несут еще большие страдания». Кому–то еще труднее, чем тебе. Такой поворот можно сделать в разговоре. Это как–то смягчит его страдания и заставит его отойти от мыслей о себе.
Но лучше объяснять ребенку не словом, а своим поступком. Прийти и делать ему то, что доставит радость и обрадует его. Наш знакомый Илья приходил к больным людям со скрипкой и играл им. Люди понимали, что он пришел к ним с любовью. А Бог есть любовь.
Не всегда надо все объяснять. Надо постараться уйти от сложного богословского разговора, в котором можно утонуть, и ум ребенка не сможет воспринять сложные вещи. Не обязательно обозначить это слово — «Бог». Христос слово «Бог» почти не употребляет, Он говорит: Отец. Это явление Бога. Можно просто сказать: «Тебя любят! Тебя любит мама, друзья (если они есть)». Надо постараться направить внимание его и ума и сердца на то, что «тебя любят».
М.Г. А если ребенок спросит: «Почему Бог меня не любит?»
О.В. Если спросит — можно сказать: «Как же Он тебя не любит? Я пришел к тебе — значит, Он тебя любит. Когда нам что–то дарят, это означает, что нас любят. Если я пришел к тебе поиграть на скрипке — это подарок, ведь тебе это нравится». Можно еще с чем–то прийти, это уже — по ситуации, что сможет воспринять этот больной ребенок. Одному скрипка нужна, с другим нужно просто посидеть рядом и подержать за ручку, держать и не отпускать. Ему будет хорошо, что с ним общаются.
У Жана Ванье в общине одна молодая английская девушка пыталась быстро кормить лежачего мальчика–дауна, а ему не нравилось, он выражал неудовольствие. Она спешила кормить, потому что были еще такие же лежачие. И потом, уже за чашкой кофе с коллегами, она говорит: «Больной, а ведет себя, как садист, издевается надо мной!» А коллега ей говорит: «Ты подумай, почему он себя так ведет? Он не хочет тебя отпускать. У него нет возможности поиграть, погулять. Он хочет общаться с тобой. А пища — для него единственное удовольствие. Он хочет задержать ее, медленно пережевывать, глотать, чтобы как–то насладиться». И девушка поняла. От нее что требовалось? Только одна вещь — не спешить. И это «не спешить» было бы общением с ним, ее подарком.
Больные дети оказываются очень хорошими учителями. Брат Джозеф, который приезжал к нам из Брюсселя, когда у него была жуткая депрессия, уехал именно в «Ковчег» Жана Ванье, чтобы исцелиться. Эти больные дети его исцелили, он вышел из депрессии.
Брат Джозеф рассказывал, что он понял, что с ними можно говорить только на языке любви. Другого языка они не понимают — ни командования, ни морализирования — только язык любви.
М.Г. Икона занимает очень важное место в жизни Православной Церкви, особенно, в ее богослужении. Оно сложилось не сразу — много веков потребовалось, чтобы Церковь смогла определить значение иконы. Но нельзя сказать, что у всех верующих в настоящее время правильное, православное отношение к иконе: есть немало людей, для которых икона, особенно, чудотворная — самое главное в их вере, в Церкви.
Как тогда научить ребенка правильному отношению к иконе?
О.В. Знаменитый иконописец архимандрит Зинон говорит, как общаться с иконой: нужно просто ждать, когда она с тобой заговорит.
Ребенка, если у него еще нет такого опыта, можно подвести к иконе и попросить помолчать, затихнуть перед ней. А потом спросить: «Что ты почувствовал? Ты понял, зачем мы стоим перед иконой, что она значит?» Он может сказать, если это икона Христа, что мы сейчас стоим перед Христом. — А зачем? Чтобы пообщаться с Тем, Кто изображен на иконе. Если это икона святого, то через него мы общаемся с Богом.
Можно сказать так: «Ты любишь своего папу, маму, ты хочешь с ними общаться. Если они уедут, тебе будет трудно. То же самое относится к Богу. Он — наш Отец». У ребенка должна развиваться потребность общаться с Ним. Если, конечно, родители смогли передать ребенку, что Бог — не тот, который наказывает, а Тот, Который любит. Я думаю, что с любящим Богом и со святыми, которые любили Бога, ребенку будет радостно общаться.
Но это надо делать очень тонко, не грубо, не так, как некоторые родители, которые берут ребенка за шиворот и прикладывают к иконе. При этом никакого благоговения не воспитывается. Лучше не совершать таких действий, а просто благоговейно постоять.
Ребенок общается на том уровне, на котором он может. Общение мамы с иконой может сильно отличаться от общения ребенка. Важно, чтобы ребенок почувствовал какую–то тайну. Он не сможет еще всего объяснить и понять, но надо, чтобы его чувство от восприятия иконы восходило не к маме, стоящей рядом, и не к батюшке, который в алтаре, а к Богу. Нужно, чтобы ребенок задался вопросом — зачем эта икона здесь находится? Конечно, он еще не поймет, что на иконе изображен преображенный мир, одухотворенная плоть. Но икона должна стать для него неким знаком Присутствия чего–то неземного, того, что нельзя увидеть в этом мире.
То, что он почувствует, словами объяснить нельзя. Это то, что выше разума, и то, что логически, сознательно не возникает. Здесь нужно, чтобы действовал Дух. Что Он подскажет и как Он повернет сердце ребенка? Если ему будет хорошо перед иконой — этого уже достаточно. Требовать от него объяснения будет насилием и неправдой. Состояние ребенка можно будет заметить по тому, поспешит ли он уйти от иконы или задержится — но не потому, что мама так сказала.
Поэтому пока надо только научить его предстоять перед иконой — в меру тех духовных сил, которые ему Господь даст. Что отзовется в его душе — это тайна, это непредсказуемо. Христос не называет Своего Отца Богом — Он лишь ставит нас в присутствие тайны.
Можно ли любить всех одинаково?[42]
О.В. Надо вспомнить, как Христос относился к людям, которых встречал. Это и фарисеи, и мытари, и блудницы, и Его ученики. Любил ли Он их всех одинаково? У Христа не было той «стеклянной» любви, о которой писал В. Розанов, Он относился ко всем по–разному.
Иоанн был Его любимым учеником. Это не пристрастие, а сокровенное единение, посвящение в какие–то тайны божественной жизни, в которые и сам Иоанн хотел проникнуть. И Христос не мешал ему, потому тот и возлег на Тайной Вечере у Его груди — Он поучал его от сердца к сердцу.
А остальные ученики приобщались к этим тайнам иным образом, получали их тоже, но не в такой мере. Христос был очень строг и обличал грех и фарисеев, и саддукеев, но в Писании сказано: «Кого Господь любит, того и наказывает»[43].
Нельзя Христа и всю христианскую любовь представить как некое сентиментальное чувство. Оно иной природы. И здесь нужно различать человеческую любовь и божественную. Они и похожи друг на друга, и, в то же время, различны.
Человеческая любовь — любовь хранящая, в ней есть некоторое поползновение обладать. Мать любит своих детей, а другие дети, не родные ей по крови, могут ей быть безразличны. Она не проявит к ним такого внимания и любви, как к своему ребенку.
А любовь Христа — это любовь отдающая. Христос отдает Себя всем людям, не спрашивая, достойны они Его любви или нет. Мы никогда недостойны получить что–то от Бога, а Бог все дает по Своей милости. Его любовь не ищет своего, она не хочет ничем обладать. Христос нас любит, но обладать нами не хочет, Он не проявляет никакого насилия. Мы это сами чувствуем. Поэтому с Христом человеку легко, с людьми труднее. Вот потому детям–христианам часто легче бывает с друзьями–христианами, взрослыми, нежели со своей матерью, которая все подчиняет себе и своей воле. Ей кажется, что она очень любит ребенка и хочет предостеречь его от каких–то ошибок, а сама лишает ребенка свободы, подавляя своей чрезмерной опекой.
Ознакомительная версия.
