18. Итак, ответь на мой вопрос, мой добрый Феотим, не обладает ли даже самомалейшая часть сущности, всеми ее силами?
ФЕОТИМ: Я думаю, все с тобой в этом согласятся, зная и от [самого] чувства, что [например] и искра, будучи малейшей [частицей] огня, является сияющей и светящей, способствующей различению [предметов своим светом] и обжигающей приближающихся, самодвижной по природе и устремляющейся вверх, и, говоря вообще, всем тем же, что и огонь, которого она есть частица; а капля — всем тем же, что и вода, которой она есть капля; а слиток — тем же, что и металл, куском которого он остается.
ФЕОФАН: Стало быть, если мы причащаемся сущности Бога, то причастился бы кто всей ее или же [некой] части, он стал бы всемогущим; и таким образом каждое из сущих стало бы всемогущим, чего мы и все вместе не имеем, даже если ты, обобщив, будешь говорить обо всей твари. Объясняя это в подробности, Павел и самим сподобившимся боготворящих даров Духа свидетельствует, что не все дары даются каждому, но овому дается слово мудрости, иному слово разума, иномуже что–то иное о Томже Духе [631]. Златоустый же отец, ясно еще тогда отражая заблуждение Варлаама и Акиндина, говорит: «никто не имеет всего, чтобы не подумал, что благодать есть природа» [632].
19. ФЕОТИМ: Это поистине ясное опровержение ныне восставшего на благочестие поношения. Ибо противникам {стр. 213} божественной благодати не убедить [кого–либо] считать здесь благодать тварью, противопоставленной божественной природе. Ибо кто когда опасался, что кто–нибудь посчитает тварью природу Божию?
ФЕОФАН: Эти несчастные, Феотим, понимают это различие как разделение. Ибо не замечая, что благодать Духа, хотя и отличается от природы, но не отделяется от нее, а скорее привлекает удостоившихся к соединению с божественным Духом, они не чувствуют, что хулят саму природу Отца, Сына и Духа, выступая против ее благодати. Не слышат они также боговдохновенного Григория Нисского, говорящего в словах против македониан: «как благодать непрерывно от Отца через Сына и Духа движется, изливаясь на достойных, так и хула, распространяясь в обратную сторону, восходит от Духа через Сына и достигает Бога всяческих» [633]. Сущность, однако, имеет столько ипостасей, сколькими причаствуется; ведь сколько ни зажжешь светильников от одного, столько и сотворишь ипостасей огня [634].
20. ФЕОТИМ: Таким образом, получается, о, мудрый Феофан, что, если, по мнению наших противников, сущность Бога причаствуется, — и к тому же всеми, — то она не триипостасна, но становится тысячеипостасной.
ФЕОФАН: Именно. Будучи сообразителен, ты отлично вывел следствие [из их положений]. Еще хуже и одновременно парадоксальнее то, что противоречащие нам, делая таким образом сущность Божию тысячеипостасной, сливают, подобно Савеллию, три божественных ипостаси в одну. {стр. 214} Ибо в каждом из причащающихся [Бога] они сводят три ипостаси в одну, так что каждый из тех, кто учит, что сущность Божия причаствуема, тысячу раз становится новым Савеллием. Нужно было лукавому, не смогшему одолеть благочестие через одного, снова напасть при помощи тысяч или, точнее говоря, со многими тысячами зломудренных. Но и таким образом он не получит преимущества перед истиной; безумие же послушных ему станет более явным. Ибо, вдобавок к прочим нечестиям, Акиндин — увы его безумию! — ставит себя выше единственного Христа, говоря, что он соединяется со всецелым Богом — сущностью, энергиями и тремя божественными ипостасями. Если же он говорил, что через одну из ипостасей соединяется со всецелым Богом, и с божественной сущностью, и со всеми божественными энергиями, то [тем самым] утверждает, что он ничем не отличается от единственного Христа. Но великий в богословии Григорий, заранее опровергая этих сумасшедших пустомель, сказал: «Христом [Он именуется] по причине божественности, ибо она — помазание человечества [Христа], не энергией освящающее, как у других помазанников, по присутствием всего Помазующего» [635]. Это сделали [т. е., опровергли варлаамитское заблуждение] все богомудрые Отцы, сошедшись [во мнении] воедино и показав, как мы сказали чуть выше, что Божество вселяется в очистившихся должным образом, но [вселяется] не так, как Оно есть по природе. Так что, не по сущности и не по какой–либо ипостаси делается кто–либо причастником Бога. Ибо ничто из этого никоим образом не разделяется и абсолютно никому не передается. Поэтому Бог по ним и совершенно для всех невместим, хотя и находится по ним повсюду. А общая для триипостасной природы божественная сила и энергия является созидающей для того, что вовне, и делится на тысячи, ибо Божество всесильно. Поэтому–то и многие через нее соединяются с Богом, многими и различными {стр. 215} способами причащаясь Его. И часть энергии снова делится, согласно Златоустому отцу [636] и согласно великому Василию [сказавшему]: «Святой Дух не в равной мере сообщаем бывает достойным, но в соответствии с верой распределяет энергию, будучи прост существом, многообразен же силами» [637].
ФЕОТИМ: Я восхищаюсь твоей богословнейшей мыслью, о, чудный Феофан. Она в высшей степени боголепна, когда абсолютно неделимой показывает сверхсущностную сущность и неделимо делит божественную энергию Бога. И свойство быть приемлемой (τό εύπαράδεκτον) не менее свойственно ей? Ведь по этой причине Дух Святой становится вместимым по энергии для облагодатствованных, хотя и они по природе люди, потому что Он таким образом разделяется по энергии. А будучи по сущности и по ипостаси неделимым, как может Он быть совершенно вместимым для кого–либо?
21. ФЕОФАН: И причащающееся, о, дивный Феотим, имеет часть причаствуемого. Ведь если оно причащается не части, но целого, то нужно было бы в собственном смысле говорить об обладании (έχειν) этим, а не о причастии (μετέχειν) этому [638]. Стало быть, причаствуемое делимо, поскольку причащающееся по необходимости причащается части. Сущность же Божия абсолютно неделима, а, следовательно, и совершенно непричаствуема. А делимость божественной энергии многократно показывает Златоустый отец. Значит, она и является причаствуемой удостоившим{стр. 216}ся богосоделывающей благодати. Ведь и сильный в богословии Максим говорит о том, что «даровать, сообразно сущим, обожение есть свойство божественной благодати, просвещающей [их] природу светом, что превыше природы, и по преизбытку славы соделывающей их превыше свойственных им границ» [639]. Послушай снова Златого языком, учащего как о том, что это энергия, а не сущность бывает причаствуемой, так и о том, что та же, которая делима нераздельно, та является и причаствуемой, а не непричаствуемая сущность, из которой происходит божественная энергия. Ибо в дополнение к апостольским словам, что от полноты Его мы вси прияхом [640], [Златоуст] говорит: «Если применительно к огню, где сущность делима [641] и телесна, мы и разделяем, и не разделяем его, то тем паче, когда речь идет об энергии, и [особенно] — энергии [исходящей] из бестелесной сущности [642]? Кроме того, причащающееся чего–либо по сущности с необходимостью должно иметь с причаствуемым общую сущность и в чем–то ту же самую. Слышал ли кто когда, чтобы у Бога и у нас была в каком–либо смысле одна [и та же] сущность? И об этом сказано Василием Великим: «энергии Его нисходят к нам, а сущность Его остается неприступной» [643]. И божественный Максим говорит: «всем тем же, что и Бог, будет и обоженный по благодати, кроме тождества по сущности» [644]. Итак, невозможно причаститься божественной сущности, — даже и самим обоженным по божественной благодати, — а божественной энергии причаститься можно. «К тому меня приводит [видимый] здесь умерен{стр. 217}ный свет истины, чтобы увидеть и пережить светлость Божию», — говорит Григорий Богослов [645]. И светлость Бога нашего на нас [646], согласно пророку–псалмопевцу. И причисленный к ним Максим прямо пишет: «одна энергия Бога и святых» [647], и что они являются «живыми иконами Христа, и даже тем же, что и Он, по благодати или уподоблению» [648].
22. ФЕОТИМ: Весьма здравы и в высшей степени соответствуют святым твои, Феофан, умозрения о божественной непричаствуемости. Но есть и те, кто говорит, что сущность Божия непостижима для ума и непричаствуема, и [в то же время] сверхъестественно сама по себе (καθ' έαυτήν) постигается умом и причаствуется, и, полагают, что они таким образом скорее благочествуют, приписывая божественному сверхъестественность.
ФЕОФАН: Однако это не сверхъестественно и не подобает Богу ни в коем случае, но скорее против природы и вообще невозможно. Ведь то, чтобы одно и то же было и причаствуемым и непричаствуемым, умопостигаемым и непостижимым, совершенно непримиримо и внутренне противоречиво, и весьма далеко от истинного бытия по причине крайней противоречивости. Ибо и по божественному Григорию Нисскому, все, что говорится о Боге, таково, что даже если и различается по значению, не несет в себе никакого противоречия по отношению к тому, что говорится вместе с ним (προς τό συνονομαζόμενον) [649]. {стр. 218} Говорящий же так, сопоставляя это само с собой и отрицая, опять противоречит собственным же словам и сверхъестественное Божие низводит в противное природе и посредством того и другого, упраздняя природу каждого, совершенно отвергает бытие Бога и причисляет себя к безбожникам. Поэтому тезоименитый богословию Григорий говорит, что не из того, что в Нем, но из того, что окрест Него уразумевается Бог [650], а великий Дионисий — что «все причаствует промыслу, истекающему из всепричинной божественности» [651]. Божественный же Максим говорит: «ум, став в Боге, прежде всего ищет понятий о сущности, будучи воспламеняем желанием, но не обретает успокоения, ибо это равным образом неисполнимо и невозможно для любой тварной природы. Утешается же [этот ум] тем, что окрест нее: я имею в виду — тем, что окрест вечности, беспредельности и невидимости, окрест благости, премудрости и силы, творящей, промышляющей и судящей сущих» [652].
