Мы взяли себе за правило, как только ступим на какую‑нибудь новую землю, прежде всего узнавать прошлое ее народа. В Сербии нам сопутствовала удача и мы нашли индолога, который прекрасно знает и весьма любит Индию. Десять ночей он читал и рассказывал нам об истории сербского народа. Если бы даже он рассказывал нам не десять ночей, а десять месяцев, нам и того было бы мало. Но то, о чем мы услышали от нашего нового друга и любителя Индии за десять ночей, я должен, к отчаянию моему, сократить так, чтобы вы могли прочитать это за десять минут. Ведь письмо, которое невозможно прочитать за десять минут, — это не письмо, а уже иной жанр литературы.
Святые люди сделали самостоятельными и объединили племена, переселившиеся некогда на Балканы из Индии. Запомните это: из Индии. Святой Симеон Неманя{30} и его сын святой Савва{31} совершили это дело. Династия Неманичей{32} служила Богу и народу в течение двухсот лет. Почти все жупаны{33}, короли, деспоты{34} и князья, так же как и их супруги и близкие и дальние родственники, стали святыми. Их святые тела сохраняются в раках нетленными и сейчас в разных монастырях и храмах — не только на сербской земле, но и на всех Балканах: в Греции, Болгарии, Румынии и Албании. Это были истинно святые люди; каждый из них всегда подписывался так: «Слуга Христа Бога». Только потому, что они в своем сиянии, силе и богатстве предали себя на служение Богу, они и смогли так блистательно послужить людям. Ведь люди не могут любить друг друга как братья, если они все вместе не любят Отца своего Небесного. Многие из династии Неманичей, и мужчины и женщины, посвятили себя монашеской жизни, ведя борьбу против плоти и крови и духов злобы поднебесных. Другие из них столь же героически боролись против гуннов, монголов, татар и папства под священным девизом: «За крест и свободу!». Запомните этот сербский девиз, которому уже много столетий, но который и сегодня для сербов так же нов и современен, как путеводная Полярная звезда. И в нынешние дни вы повсюду услышите от сербов: «Мы живем и боремся за честной крест и золотую свободу». Честной крест — это Христов крест, а золотая свобода — это чистая и святая свобода во Христе.
Братья мои и сестры, нет народа на свете, который так последовательно и упорно боролся бы против Спасителя мира, как евреи, и нет народа на свете, который так последовательно и упорно боролся бы и жертвовал собой за Христа, как сербский народ. Я прошу вас, всех вас, крещеные души в Малабаре: молитесь Богу за этот необыкновенный, святой и героический народ.
На Косовом поле в 1389 году состоялась битва между мусульманами и сербами{35}. И по непостижимому Божию Промыслу мусульмане победили сербов. Это самая великая дата в истории сербского народа. В этой битве погибло все сербское войско во главе со святым князем Лазарем, чьи мощи лежат сейчас в раке — такие, будто он умер вчера. Если вы спросите сербов, именно этих сербов ХХ века{36}, почему сербская армия проиграла турецкой в Косове, то получите всегда один и тот же ответ: «Потому что она возлюбила Царство Небесное, а не земное». И с тех пор четыреста с лишним лет длится эпоха сербских мучеников за веру, то есть за честной крест и золотую свободу. Миллионы сербов были вырезаны, как ягнята, посажены на кол, умерщвлены голодом и другими муками — для того, чтобы жить вечно.
В 1804 году сербские крестьяне подняли восстание против Турецкой империи{37}. Горстка христиан против огромной, сильной империи, простиравшейся от Дуная до Индии. Вся Европа была поражена этой неравной борьбой. И вот чудо из чудес: сербы отвоевали свою свободу и независимость с Божией помощью. Даже вопреки Европе, которую Сербия веками заслоняла грудью своих сыновей от напора турецкой мощи{38}. Только с Божией помощью: подобно тому и библейский Гедеон с тремястами человек и с Богом победил несчетное множество мадианитян{39}.
Есть Бог, братья. История сербского народа должна войти в религиозные хрестоматии всех народов как доказательство существования Бога.
Вот, на сегодня все. Если бы я стал писать больше, то написал бы книгу; да, я написал бы новую Библию. Но поскольку пишу вам не книгу, а письмо, то должен заканчивать. Сотню раз старался я запомнить нечто такое, что должен рассказать вам потом, когда мы вернемся в Малабар.
Вчера на нас засмотрелись дети на белградской улице, ну и один, посмелее других, спросил:
— Откуда вы, господа?
— Из Малабара, — ответил я.
— Малабара! Да ведь это сербское слово, — говорит мальчик. — Оно означает «Мала Бара»{40}. Значит, вы из Малой Бары?
Наш провожатый и друг, индолог, засмеялся, погладил мальчика и сказал:
— Ты прав. Это так.
Напоследок хочу еще привести вам сербский гимн, самый возвышенный изо всех национальных гимнов Европы:
Боже правды, Ты, доныне спасавший
от погибели нас,
Внимай нам и отныне и будь нам Спас!
Мощной десницей Твоей управь и защити
будущности сербской корабль;
Боже, спаси, Боже, храни сербского короля,
сербский народ!
Из мрачной тени гроба сербская корона
засияла вновь,
Настало новое время — нового счастья,
Боже, подай!
Королевство сербское, пятивековой борьбы
плод, защищай!
Сербского короля, Боже, спаси, — молится
Тебе сербский народ!.
Это самый величественный гимн из всех, какие я когда‑либо слышал. Другие европейские гимны или пренебрегают Богом и вовсе не упоминают о Нем, или представляют собой обыкновенные высокомерные оды, национальное самовосхваление. Мне говорят, что англичанам в мировую войну43 более всего полюбился сербский гимн как гимн, превосходящий все гимны, и они пели его в Англии по всем церквам. И хорошо делали. Когда вернемся, я научу вас, как поется сербский гимн. Благодать Божия да пребудет с вами.
Всех вас приветствую и целую,
Феодосий Мангала
7
Госпожа Катьяяни{41} пишет своему сыну Раме Ямуне Сисодии
Рама, сын мой, мир тебе и здравие от всех богов индийских.
Особенно молюсь богу Кришне[18], защитнику всех кшатриев, да сохранит он тебя в этой жизни, чтобы я, твоя мать, еще раз увидела тебя и глаза мои налюбовались бы тобой. Весь мир видимый и невидимый не может утолить материнских глаз так, как может сын, да еще такой геройский сын, любимец великого Кришны, каков ты, Рама, сын мой, зеница моего ока и сердце моего сердца.
Брат твой Арджуна читал мне твои письма из этой страшной и немилосердной Европы, а я, слушая, трепетала от испуга, как ветка махагониевого дерева{42} от ветра. Пиши нам, сын мой, что‑нибудь более утешительное или, еще лучше, — не пиши ничего, а поторопись вернуться в Индию. Мои дни уже сочтены, и я каждую минуту жду смерти и реинкарнации[19] в какое‑нибудь новое, лучшее, чем это, тело.
Не могу сказать тебе, сын мой, что у нас все хорошо. По карме[20] с каждым случается то, чего он заслужил. Новостей здесь много, и больше неприятных, чем приятных. Но если боги могут смотреть на все неприятности на свете, то должны и мы навыкнуть подражать богам в этом.
Умер Кабир{43}, твой родственник, молодой и дивный; умереть суждено ему было, и не мог он не умереть, когда пришло время. Сакунтала{44}, жена его, которую ты знаешь как непревзойденную красотой и добродетелью, пошла на сати[21]{45} () из любви к Кабиру, и сгорела в огне, и пепел ее развеян над Джумной{46}. Это было сделано тайком, так, чтобы все закончить ранним утром, пока бог Агни[22] не направит первые лучи солнца на землю, чтобы ничего не узнали англичане, которые в это время спят. Я присутствовала при этом по ее желанию. Я помогала ей после омовения одеться в белые шелковые одежды.
Сияющая подобно полной луне, с глазами черными, как безлунная полночь, она почудилась мне богиней. Не верю, чтобы кто‑нибудь мог бы выглядеть прекрасней ее, даже Сита Рамина[23] и Радха{47} Кришнина. Одевшись, она поклонилась всем нам, воскликнула: «Дхарма!»[24] и взошла в лодочку, разукрашенную зеленью и голубыми лотосовыми цветами. Мы глядели на нее, стоящую на костре, и тут первые лучи солнца коснулись ее лица. Хотя мы и знали, что она делает то, что в Индии должна по дхарме сделать верная супруга, но все трепетали от ужаса. Когда огонь охватил ее и ее лицо исчезло в пламени, мы услышали страшный вопль: «Кабир мой, я иду к тебе!».
…
Ах, сердце человеческое, сожмись и вытерпи, если сможешь, все ужасы этой житейской самсары[25] {48}!
Сына Кабира и Сакунталы я забрала к себе. Знаю, что ты поступил бы так же и что тебе это будет отрадно.
Но доносчики англичан узнали об этом происшествии на Джумне и сообщили английской полиции. Припоминаю, что когда она поджигала себя на костре, мимо нас кто‑то промчался на велосипеде. Одни говорили, что это мужчина, а другие, что женщина. Сейчас полиция расследует это происшествие, ну и меня, старую, привлекли как свидетельницу и соучастницу. Что будет, не знаю. Но я не боюсь ни тюрьмы, ни смерти. Европейцы, которые сегодня женятся, а завтра разводятся, конечно, не понимают этой высшей жертвы, жертвы любви женщины к своему мужу. Да, я слышала от христианских миссионеров слова их Священного Писания: «Любовь сильнее смерти"{49}. Но у них это только на языке, в то время как у нас — на деле.
