И не ниспошлет ли за всё это Господь огонь, дабы попалить всех нас?..
ГЛАВА ЭЛЛАДСКОЙ ЦЕРКВИ И ЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬ, КАК ВИДНО, НЕ УРАЗУМЕЛИ ДУХОВНОГО СМЫСЛА КАТАСТРОФЫ
Представитель архиепископа Христодула, архимандрит Епифаний (Иконому), хотя и пользовался творением святителя Василия Вели кого «О том, что Бог не виновник зла» при на писании своей статьи, но, как видно, не слишком внимательно читал его или же не задумывался над внутренней связью этой катастрофы с библейскими событиями. Поэтому он и не смог понять, что есть истинное зло, а что таковым только считается, являясь на самом деле благим и спасительным, как, например, цунами и другие стихийные бедствия.
Конечно же не Господь повинен в уничтожении природы. Во всяком случае, великий каппадокиец, как и другие святые и учители Церкви, ставит своей целью удержать и отвратить человека не от истребления природы, а от греха и беззакония.
Такое экологическое объяснение масштабных природных бедствий устраивает и более подходит «пленённым» экологией богословам и клирикам. Ведь подобные мнения никоим образом не нарушают покоя и никак не обременяют распутных и порочных, которые как раз и являются первопричиной подлинного зла — греха.
Стихийные бедствия, голод, эпидемии, землетрясения, наводнения, болезни, смерть, происходящие по домостроительству и попущению Божию, хотя и причиняют человеку боль и страдания, однако имеют своей целью исцеляюще умерить чрезмерность зла, фактически сокрушить и упразднить его.
«Чего же ты хочешь? — спрашивает святитель Василий того, кто считает Бога виновником бедствий. — Чтобы Содом после всех нечестий его жителей не был предан огню? Или же Иерусалим не должен был быть разрушен, а храм разорён и стёрт с лица земли «после ужасного неистовства иудеев против Господа?»[26]»
«Поэтому болезни в городах и народах, сухость в воздухе, бесплодие земли и бедствия, встречающиеся с каждым в жизни, пресекают возрастание греха. И всякое зло такого рода посылается от Бога, чтоб предотвратить порождение истинных зол. Ибо и телесные страдания, и внешние бедствия измышлены к обузданию греха. Итак, Бог истребляет зло, а не от Бога зло. И врач истребляет болезнь, а не влагает её в тело»[27].
«Следует тебе, говорит, научиться различать виды зла — что есть истинное зло, то есть грех, итог которому — смерть, а что — мнимое, только на первый взгляд кажущееся злом, из‑за боли, причиняемой им человеку, на самом же деле несущее в себе благую и спасительную силу. И зная это, ты должен перестать досадовать на те меры, которые предпринимает Господь для того, чтобы предотвратить беззаконие»[28].
Судя по всему, высокопреосвященнейший Христодул придерживается той же линии, что и его представитель, или, точнее, пресс–секретарь выражает позицию предстоятеля Элладской Церкви. Только непонятно, какое такое библейское или святоотеческое богословие сокрыто в заявлении главы Церкви, опубликован ном в информационном бюллетене Священного Синода, касающемся трагических событий в Юго Восточной Азии:
«Хотелось бы напомнить, что совсем недавно мы с вами отмечали праздник Богоявления, главный праздник откровения людям таинства Пресвятой Троицы. И Церковь освящала воду, этот жизненно важный элемент нашего бытия, особенно в Греции — стране, большая часть территории которой окружена водой.
К сожалению, это празднество совпало с трагическими событиями — та же природная стихия стала причиной гибели тысяч ни в чём не повинных людей. Вода, вместо того чтобы явиться освящением для тех районов, стала смертоносным цунами»[29].
Но не вода повинна в этом, а многоразличный грех, который как раз и смыла, поглотив, гигантская океанская волна. Та вода была губительной для беззакония и зла, и поэтому она, как несущая энергию и могущество Божие, была освящающей. Такими же очистительными были и воды Всемирного потопа, и воды Чермного моря, которые прежде «яко стена бо, огусте обаполы», дабы народ Израиля смог перейти его «пешемореходящим»[30], затем стали братской могилой для тысяч египетских воинов.
Если бы мы захотели провести некую параллель между освящённой водой Богоявления и цунами, то сказали бы, что волной этой, так же как и водами Иордана, воистину Господь «главы тамо гнездящихся сокрушил змиев»[31], то есть секс–туризм и педерастию.
Мыслимо ли приписывать несправедливость Богу, ведя речь о напрасной гибели тысяч людей? Кто вызвал эти смерти? И почему смерть — напрасна и трагична? Ведь для христиан она не есть исчезновение или прекращение существования: «Несть убо, Господи, рабом Твоим смерть, исходящым нам от тела, и к Тебе, Богу нашему, приходящым, но преставление от печальнейших на полезнейшая и сладостнейшая и на упокоение и радость»[32].
Даже для грешников смерть — благодеяние, ибо она, обрывая цепь греха, полагает конец злу.
Чем раньше мы покидаем этот мир, во зле лежащий, тем меньше грехов берём с собой. И наоборот, чем дольше мы живём, тем больше грехов накапливаем, ибо:
«Кто бо чист будет от скверны; никтоже, аще и един день житие его на земли…»[33]
БЛАГОЕ И ПОЛЕЗНОЕ ДОМОСТРОИТЕЛЬСТВО СМЕРТИ
С тех пор как человек, искушённый диаволом, изобретателем греха, погряз в беззакониях и удалился от Творца, смерть стала не только неизбежной, но и необходимой.
Человек был создан Богом не для того, чтобы умереть, но чтобы жить вечно. Он воистину бессмертен, ибо, так или иначе, лишь плоть умирает, душа же после разлучения с телом продолжает жить. Господь, не создавший смерти[34], попустил на благо человеку появление и проявление её. Позиция святых отцов, которую метко и ёмко выражает святитель Иоанн Златоуст, состоит в том, что «смерть установлена благодетельно»[35], что она полезна и есть благодеяние.
Это, конечно, звучит нелепо и безумно для тех, кто слишком привязан к сиюминутному и преходящему и не верит в то, что существует загробная жизнь и посмертное воздаяние, и поэтому, стремясь к наслаждениям в этой жизни, берёт от неё всё, что только можно взять, ведь всё равно после смерти ничего нет: «Да ямы и пием, утре бо умрем»[36].
Если бы это и в самом деле было так, то смерть действительно была бы чем‑то страшным и несправедливым, настоящей трагедией, мраком и несчастьем, и мы, христиане, были бы достойными жалости, безрассуднейшими из людей, поскольку, неразумно надеясь вкусить блаженство в жизни будущего века, лишаем себя наслаждений настоящей жизни.
Однако в выигрыше, в конечном счёте, всё же мы, верующие, ибо исходя из всего того, что Сам Господь открыл или совершил истинно и неложно, мы не ограничиваем наших устремлений и надежд узкими рамками земного бытия.
Придавая небольшое значение благам настоящей жизни, богатству, положению, славе, удовольствиям, которые, если можно так выразиться, имеют определённый срок годности, мы, как говорит святитель Василий, «всё делаем для приуготовления себя к другой жизни»[37].
Мы прекрасно понимаем, что здесь мы чужаки и пришельцы, прохожие и временные жители, «наше бо житие на небесех есть»[38]. Сознаём и то, что вместе со смертью «земная наша храмина тела разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечну на небесех»[39].
Поэтому смерти мы не боимся. И кроме сдержанной скорби и понятной печали в связи с разлукой, хотя и временной, с нашими родными и близкими, мы не находим в смерти ничего трагического, посему и не безутешны, «якоже и прочий не имущим упования»[40].
Почитая всё материальное, любые земные блага за «сор», за мусор по сравнению с жемчужиной вечности, мы осознаём себя не какими‑то мелкими торговцами, а крупными купцами. И поэтому, не жалея себя, стремимся к тому, чтобы стать обладателями бесценного сокровища — жизни вечной и блаженства.
Ведь смерть была побеждена Воскресением Христовым, вслед за которым последует и всеобщее воскресение всех людей в полноте их душевно–телесной человеческой природы.
Христос как Бог, безусловно, мог избежать смерти. А ещё раньше, во время Своей земной жизни, мог предаваться наслаждениям. Мог жить в комфорте и роскоши в каком‑нибудь из райских уголков Востока.
Но Он всего этого не сделал, дабы явить нам, что тесен и прискорбен путь, ведущий в вечность, и венчает его смерть, которая, в конечном счете, есть пасха — прохождение и переход: «от смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия»[41].
То, чего мы действительно стараемся избежать в настоящей жизни, — так это вовсе не телесной смерти, которая неизбежна, сколько бы человеческая наука и ни пыталась отсрочить её наступление, но смерти духовной, гибели от греха. Физическая смерть, как разлучение души и тела, временна. Духовная же — вечна, поскольку навсегда разлучает нас с Создателем.
Телесная смерть совершенно неизбежна, и посему духовно неполезной является всякая попытка её избежать. Ибо Господь по Своей премудрости обратил её во благодеяние и благословение, дабы избежать нам вечной духовной гибели, вечного удаления от Творца и лишения неизреченных и нескончаемых благ: «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящым Его»[42].
