События следуют лишь в одном направлении. Конкретные факты замещаются чудесами.
«Божественная комедия» откликается на эту традицию словами Данте о том, что если бы мир обратился в христианство без чудес, то это было бы во сто раз более поразительное чудо, чем все остальные («Рай, XXIV, 106–108). Ничего удивительного, что подобная мысль преобладала в средние века. Удивительно другое: она находит себе место и в наши дни.
Достаточно взглянуть непредубежденным взглядом на историю преследований христиан, обратившись к источникам, а не к метафизическим формулам, чтобы убедиться, что не империя обратилась в христианство в начале IV в., а, наоборот, христианство слилось с новыми государственными структурами, предназначенными увековечить более гибкими методами, посредством менее тяжкого и кровавого контроля классовое господство власть имущих. Истории переустройства отношений религии и государства сопутствовала история различных репрессивных вторжений государства в религиозную жизнь. Ответом на них явилось, естественно, сопротивление гонимых.
Каковы же подлинные мотивы репрессий имперских властей против христианства в эпоху кризиса, завершившегося распадом языческого мира и его идеологическим и политическим преобразованием? И как совершился переход от первоначальной несовместимости властвующих слоев и христианских общин к включению церкви в общество?
МИФ О РЕЛИГИОЗНОЙ ТЕРПИМОСТИ РИМА
Часто говорят о терпимости, которую римляне проявляли по отношению к религиям тех народов, которые были приведены Римом к повиновению начиная с III в. до н. э. и постепенно включены в одну общую экономическую и культурную структуру империи. Преследования же христианских общин расцениваются как исключение, тем более противоестественное, что первоначально они немногим отличались от еврейских общин, которые исповедовали «несомненно законную» религию.
Но факты говорят совсем о другом, и надлежит восстановить их со всей необходимой ясностью.
С переходом от родового общества к рабовладельческому первых лет республики, а затем принципата, религия все более становилась фактом политики. В культовых церемониях могли принимать участие только привилегированные. За ними были закреплены благодеяния божественного покровительства и в этой жизни и в иной. Религиозность подчиненных слоев была интенсивна и диф-ференцированна, но это ее многообразие было заключено в границы строгого контроля сверху. Бесчисленные божества рабов, горожан, селян и провинциалов отвечали чаяниям масс во все важнейшие моменты жизни человека — появления на свет, труда, порождения потомства и смерти. Однако и эти моменты были подчинены государственной необходимости, так же как и жизнь отдельных богомольцев протекала под властью патрициев, крупных землевладельцев, военных вождей.
С расширением территориальных захватов, с созданием обширной империи, которая включала наиболее развитые регионы средиземноморского мира, эта религиозная структура развилась в культ императора, который при
Августе был навязан первоначально восточным провинциям, вместе с культом богини Рима, а затем и на Западе, в самом центре императорской власти. Это была новая форма государственной религии, которая помогала укреплять единство и удерживать в повиновении людей различной национальной и религиозной принадлежности, менее всего расположенных принять иго без недовольства и протестов.
На проявления подобного недовольства, не всегда удерживавшегося в границах безоружного сопротивления, историки Древнего Рима смотрят без должной последовательности. Однако без углубленного знания народной оппозиции римскому господству нельзя ничего понять в ранней истории христианства.
Массы рабов, которых после второй пунической войны начали вывозить в большом числе из покоренных стран для работы в латифундиях Сицилии и Южной Италии, на строительстве консульских дорог и в городских службах в качестве чернорабочих и ремесленников, не принимали покорно эксплуатацию и унижения. Разрозненные и неорганизованные бунты вначале вспыхивали среди военнопленных карфагенцев или берберов из Северной Африки. Затем они распространились в Малой Азии (восстание Аристоника), по берегам Босфора и охватили нынешние территории Приазовья, Крыма и Северного Кавказа (восстание Савмака), острова Эгейского моря, Сицилию, где в последние десятилетия II в. до н. э. рабы держали под ударом закаленные римские войска (восстания Евна и Сальвия), восстания распространились и в Центральной и в Северной Италии (восстание Спартака), не считая мятежей в Сирии и Палестине.
Отсутствие какого-либо классового сознания, этнические распри, разногласия среди повстанцев, техническое и военное превосходство римлян обусловливали поражение этих мятежей. Они, однако, никогда не прекращались, вплоть до крушения самой империи, когда рабы пытались объединить свои силы с силами традиционных врагов Рима, парфянами, сарматами, а затем — готами, алеманна-ми, гуннами. Достаточно вспомнить великое возмущение «багаудов», или «отверженных», в Галлии, которое длилось, угрожая Риму, более ста лет, начиная с середины III в., и опустошило одну из самых богатых провинций римского мира.
Восставшие рабы находили аргументы в религиозной идеологии, которая придавала вооруженной борьбе облик настоящей мессианской войны не только в Палестине, но и за ее пределами, — войны за установление «царства», отождествленного то с тем, то е другим обществом мистических культов. Призрак креста, символа крушения мятежей, облегчал народным массам греко-римского мира признание Христа, который через высшую муку становился гарантом спасения для тех, кто верил в него. Этот же крест, по выражению Павла, пробуждал отвращение и негодование правящих групп.
Религии мистерий распространялись вширь и собирали огромное число верующих. В Италии и в Риме они образовали опасные центры общения рабов, женщин и рабочих из числа иммигрантов. К этим культам римские власти относились до поры до времени с предубеждением, а часто и враждебно. Однако после падения республики они были приняты, и нередко вполне благосклонно, но при условии, что будут со своей стороны участвовать в религиозном прославлении государства.
Мы уже отмечали, что отношение Рима к мистическим аспектам религий было связано и с мотивами экономического порядка. Евреи, например, были освобождены от обязательного исповедания культа императора. Но поскольку подобная уступка означала увеличение финансовых тягот для других подданных, евреи были привлечены к вспомоществованию казне посредством ежедневного жертвования своему богу во имя самодержца. Вообще иудеи и христиане никогда не признавали экономическую сторону официальной религии, не только вследствие монотеистической концепции своих религий, не допускавшей служения иным богам, но также и из убеждения в том, что они «избранный народ», предназначенный возобладать в один прекрасный день, или своего рода «третье колено», как говорили апологеты II в. (они имели в виду не национальные, а религиозные особенности своих единоверцев).
Отношение к религиям мистерий на деле тоже не являло собой картины терпимости и мирного сосуществования, пока они сохраняли свою независимость по отношению к культу государства.
Надгробные надписи, богослужебные заклинания, литании, священные тексты, золотые медальоны на шее покойников — как бы пропуск в путешествие в потусторонний мир, а хроники и эдикты по поводу погребений рассказывают нам совсем о другом. В них заложены некоторые глубокие мотивы, которые позже легли в основу описаний преследований христианских общин.
Один из классических примеров этого — декрет сената от 186 г. до н. э., знаменитый «Senatus consultum»[58] — «Постановление сената», о вакханалиях, то есть о дионисийских обрядах, перенесенных из Фракии и Греции в Италию. На последователей одной из древнейших религий спасения как в Риме, так и в Этрурии, везде, куда она проникла, обрушились аресты, конфискации, их казнили.
Тит Ливии посвящает этим событиям целые 12 глав XXXIX книги своей «Истории», углубляясь в драматические и сенсационные подробности. Это настоящий роман О молодом патриции, который был при посредстве своей любовницы, рабыни по рождению, посвящен в культ Диониса, или Вакха, согласно фракийскому имени этого бога. Культ этот описан в самых мрачных тонах: безнравственный, пробуждающий похоть, преступный — в точности такой, каким спустя несколько веков будет изображаться христианство. Извещенный родственниками юноши о зверствах, которые совершались приверженцами этого культа под религиозным предлогом, консул Спурий Постум Альбин объявил родину в опасности и прибег к жестоким репрессиям. Более 7 тысяч рабов из Тарента, карфагенских беженцев, женщин, жителей провинций, «чужеземцев» были арестованы. Большая часть их была осуждена на смерть, многие покончили с собой, все подозреваемые места отправления культа закрыты, центр «подпольных оргий» в рощице у подножия Авентина близ берега Тибра обнаружен и уничтожен.
