- Миша, твой дух ведь ничтожен по сравнению с духом Вадима,сказал вдруг друг Вадима.
Что бы что-нибудь сказать, я ответил:
-Странное у тебя понятие духа.
-Физическое бессознательное, - улыбнулся Вадик. Когда я пришел домой, меня стало трясти мелкой дрожью от такого унижения. Имело бы оно под собой реальную почву. Несмотря на отсутствие необходимой полной физической формы, я чувствовал себя абсолютно духовно свободным, что заменяло мне ее. Очевидная глупость мою злость делала еще сильнее, а слова Вадика и фрагмент его улыбки, подтверждающие слова этого парня, рождали ненависть и к нему. Я понимал что снисходительность в его улыбке несла элемент душевности на некоторую мою непосредственность, прозвучавшую в ответе другу Вадима, но ведь он и так меня не принимал целиком, как нормального. Придя домой, я почувствовал, что в правом полушарии начинается нездоровая вибрация ткани, сопровождающаяся растущей болью. Причинение мне боли на пустом месте делало ее еще сильнее. Усиливал ее тем более тот объем знаний, который я на тот момент сам не мог охватить, и о существовании которого ни Вадик, ни этот парень не подозревали. К этим знаниям я относился просто, а во время встреч разговоры шли или о текучих делах или просто не хватало времени всего рассказать. Если же я начинал рассказывать, то обычно и споры заканчивались моими утверждениями, и они поражались моей эрудиции, но все эти знания на фоне моих недавних утверждений о способностях Вадика играли против моего "я", так как парни не могли отказаться от мысли что нормальный человек мог приписывать Вадику такие способности. Я почувствовал, что мои нервы на пределе. Боль опять родила чувство непосредственности влияния Вадика. Делать это он сейчас по-моему мог из тех же соображений, что и унижая меня во время визуальных встреч.
Сестра в это время была дома, приехав с коммерческой поездкой. * Они убивают меня. Я поубиваю их, - сказал я ей. Она перепугалась.
-Ты с ума сошел, а как же Бог? Что сказал Иисус: возлюби своих врагов.
-Бог - это духовно свободный человек. Что же касается любви при таком отношении скоро может стать некому этих врагов любить. Я им ничего не делаю плохого, а они меня убивают. Я же имею право сохранить свою жизнь и предотвратить свою смерть. Слов они не понимают. Что же касается образа действий Бога - смотри, как он может поступить с тем, кто несет угрозу его жизни.
С этими словами я дал ей книжку об одном экстрасенсе, убившем угрожавшего ему, энергетическим ударом. Сев в кресло, я стал ждать, пока она ее прочтет, но тут мои руки, бывшие расслабленными, как бы сами взяли лежавший рядом журнал "Эхо" и открыв мне нужную страницу предоставили ее мне для чтения. В статье, там написанной, говорилось, что инопланетяне жестоко карают земных убийц. Это меня несколько остановило и заставило задуматься о том, кто это мной сделал для меня.
Часто у меня возникала мысль о том, что надо их всех простить и забыть. Но я не мог этого сделать. Я жил как бы в одном режиме. Прощение -это расслабление. Я из себя не мог выпустить лишнего чувства для покрытия своих болей. Боль требовала моих противодействий. И тут я вспомнил свой старый проверенный способ. Я сел и написал записку его родителям, в которой, выразив свои претензии Вадику, назвал его тремя словами, которые были далеко от литературы. По человечески, конечно, я понимал и чувствовал, что делать этого не надо, но с другой стороны я чувствовал, что это единственный разумный способ утихомирить или уравновесить мою боль.
Отношения, понятно, испортились. Точнее, отношение Вадика ко мне. Я же продолжал к ним иногда заходить. Душевно я чувствовал и некоторое облегчение от сделанного. Была и еще одна причина моего такого неприятия. Так как "царство божие внутри нас", а перенесший душевную травму человек живет обычно душой, а не умом, то есть Богом, жил Им в это время и я, подобно адепту от Него. Во время общения я находил особенное удовольствие в теме о Боге и о духовном. Вся остальная социальная жизнь для меня существовала лишь помощью человеческим душам. О социальных проблемах говорить мне было просто неинтересно. Наличие для души социальной проблемы показывает несовершенство восприятия этой душой реальности. "Глаз, прежде чем увидеть, должен перестать видеть боль". Боли же, которые я пережил в ходе психоза, я сейчас воспринимал как бывшее необходимым и никому на них не жаловался. Людям же свойственно стонать по пустякам. Болящая боль у меня оставалась лишь от непроявленной отзывчивости некоторыми людьми. Сейчас же, если Вадик с Игорем заводили разговор о проблемах, а я шел рядом и равнодушно молчал или смотрел по сторонам, не слушая их и думая о своем, это воспринималось ими как проявление недоадаптации, что не могло не ранить своим непониманием меня. Мне приходилось ловить на себе насмешливые или ироничные взгляды. Сказать же об этом прямо мешало чувство понимание устойчивости человеческого предубеждения и простой невозможностью выразить все свои чувства и мотивы поступков. Да и не будешь же оправдываться за каждый свой шаг.
Однажды в магазине я встретил Вику. Я ей рассказал про то, что побывал в психиатрической больнице, что она восприняла с каким-то разочарованием во мне и сказал, что купил интересную книжку (В.Подлягина) "Колдун" и могу дать ее ей почитать. Когда она принесла ее назад, зашел разговор о своем месте в жизни, и я, как бы оправдываясь за свое недавнее прошлое и рабочее настоящее сказал: "Ничего, не место красит человека, а человек место".
- Краской тоже можно место запачкать, - сказала Вика так язвительно, что всколыхнула мое двухлетней давности отношение к ней.
Всю эту зиму у меня было чувство, что еще не скоро освобождение моей души. Хотя иногда казалось - вот-вот. Я не мог понять, в чем причина этого. Я жил практически в полной праведности. В ноябре у меня была одна интимная близость со знакомой девушкой, и на этом все и закончилось. На сексе я не был зациклен, несмотря на приливы этого желания. Я чувствовал, что все кроется в психике. Не потому, что она больная в плане отсутствия ума или несдержанности. Эти мои качества у меня не менялись. А потому, что я чувствовал, что то, что делало ее больной, было впечатано в нее вместе со здоровой тканью. Слито в одно целое. В один конгломерат. Это чувство цельности с больным не могло нести ощущение здоровья. На сексе я не был зациклен, тем не менее эти проблемы у меня в виде желания, которое я не мог свободно разрешить естественным путем, у меня были. Как я понял спустя несколько лет, в моей психике перемешались проблемы детства и юности, и я опять был крайне нерешителен в сексуальном плане. В первый же вечер после моего первого дня работы девчата моей смены, с которыми мы уже подружились, обступили меня с желанием договариваться на вечер насчет гулянки, но я попятился от них, вызвав у них дружный смех. У меня сработал детский страх от нарушения принципа "что такое хорошо и что такое плохо". То, что они хотели, с детства мне было впечатано как плохо.
К середине зимы я стал чувствовать удаление от болезни - необратимость выздоровления, так как психика начала очищаться. Но одновременно я зашел в тупик. Семь лет назад я помнил всю сказанную мной информацию, и она мной во время разговоров подавалась под определенным углом, позволявшим мне не привлекать к себе излишнего внимания и не показывать всех своих знаний. Сейчас же я этого не мог делать по двум причинам. Во-первых, к моменту осознания мной возникновения этой проблемы я уже успел самым разным людям нарассказывать самую различную космическую, т.е. всеохватную информацию, то есть учитывать отношение к себе людей я не мог. То есть я встал перед необходимостью менять свой духовный уклад, не будучи еще собой. И я обратил свое внимание в недавнее прошлое. Если, рассказывая всю эту информацию, я ее забывал и прекрасно обходился без обдумывания, то что мешает мне продолжать это делать сейчас.
Но после этой возникла и еще одна проблема: я переживал постоянно меняющиеся мозаики каких-то видений, которые не имеют для просто на них смотрящих никакого смысла. Видения конкретных знакомых людей и родственников возникают из-за того, что энергетические слои этих людей, окружающие больного при помощи образного мышления создают полные или неполные зрительные их образы или посредством голосов сообщают ему ту или иную информацию мне от их имени или ту, которой они обладают в жизни, что убеждает больного в реальном присутствии этих людей. Расширение сознания, к которому неизбежно ведет психоз, дает ему ощущение "мира в себе", и наоборот, его ощущение себя в центре событий. По крайней мере тех, что протекают в его психике в ходе развития психоза. Когда вы видите на себе полевой филиал, например, Андрея, который относится к вам так же, как и к себе, к этому филиалу вы будете относиться так же, как к самому Андрею, т.к. то, чем вы относитесь - ваше внимание и этот филиал - это одно и то же.
