— Не забудь его покормить, вот тебе в карман кладу для Коли булочку, — сказала я.
Володя отправился. Они были на молебне, приложились к мощам преподобного Сергия и поехали опять в Москву. Когда уже сели в поезд, то отец вспомнил, что сынок давно не ел.
— Хочешь кушать? — спросил Володя.
— Да, очень хочу.
Отец подал ему булочку. Коленька говорил мне впоследствии: «Никогда в жизни я не ел ничего вкуснее этой булочки! Так мне стало хорошо, так радостно, легко, когда я ел». Видно, благодать Божия через этот хлеб вошла в ребёнка, ведь хлеб был в кармане, стало быть, касался раки со святыми мощами преподобного Сергия, когда отец и сам прикладывался, и сына поднимал к раке преподобного. И молитвами святого Коля наш поправился, больше нечистый дух не стал тревожить младенца, благодать Божия с этого часа хранила нашего первенца.
Отец Владимир расстаётся с Гребневом
Пять лет мой супруг оставался в сане дьякона, а происходило это по следующей причине. В Гребневе прихожане весьма чтут свой летний престольный праздник, то есть Грёб-невской иконы Богоматери. На этот день и продукты в домах припасают, и гостей зовут, и платья шьют себе новые. А в церковь нашу на этот праздник обычно съезжалось много духовенства, приезжал благочинный (старший над округом).
Так и в первый год служения моего отца Владимира в сане дьякона часов около четырёх вечера к храму подъехала машина, из которой величественно вышли благочинный и дьякон. Открыли ворота, удивились, что гости рано пожаловали, так как службу обычно начинали в шесть часов вечера. Но тут благочинный заявил, что в этот день он начнёт вечерню в пять часов. Настоятель храма был удивлён, но спорить не смел — начальство велит. Наш Василий был тогда старостой и звонарём. Он любил за час до службы звонить, а минут за двадцать до вечерни вместе с женой Варварой совершать торжественный перезвон во все колокола и колокольчики. Это получалось у них лихо и красиво. А в этот раз наш староста ещё и забраться на колокольню не успел, как оказалось, что пора начинать службу. Василий не побоялся противоречить заслуженному протоиерею. Да и доводы Василий приводил веские: хор ещё не пришёл, петь некому, народ тоже ещё не собрался, храм пуст. Но благочинный настоял на своём, велел звонить. Володя мой, как и местное духовенство, послушно облачился, облачился и дьякон, приехавший с благочинным. У меня тогда ещё детей не было, я быстро собралась и пришла на клирос. Смотрю -в храме пусто, ни хора, ни прихожан ещё нет. Вдруг вижу: благочинный уходит, а за ним его протодьякон. Что же случилось?
Оказалось, что староста пустился в спор с благочинным, а тот, не терпя возражений, сказал: «Если не подчиняетесь, то я не стану служить у вас — уеду!» Василий ответил: «А ворота открыты, можете уезжать». Благочинный с протодьяконом с гневом и обидой вышли из алтаря, сели в машину и уехали. «Ну, теперь не быть твоему брату священником», -сказали Василию. Ведь это продвижение должно было идти через благочинного, а после всего случившегося прихожане Гребнева не смели и на глаза показаться своему благочинному. Так и не было Володе продвижения, пока благочинный не сменился.
Но в 1953 году отец Федор Баженов сменил прежнего благочинного. Он, как и его предшественник, часто бывал на престольных праздниках, куда нередко приглашали и моего супруга. Отец Федор обратил на Володю внимание, он понравился священнику и голосом, и благоговейным служением. Тогда отец Федор пригласил Володю послужить у них в Лосинке, где отец Федор показал моего дьякона своим прихожанам и сослуживцам. Мой отец Владимир всегда им нравился. А в храме Адриана и Наталии (то есть в Лосинке) тогда священника недоставало, место было свободно. Вот и решил отец Федор походатайствовать за Володю перед архиереем. Дело повернулось быстро, осенью, на Воздвиженье, супруг мой стал священником.
Ну и досталось мне с отцом Фёдором от гребневских прихожан! Батюшка у себя дома запирал от них ворота, он говорил мне: «Я думал, они мой дом разнесут». Делегация за делегацией обивала все пороги, требуя, чтобы Володю вернули в Гребнево: «Мы мечтали видеть его священником у себя, он вырос у нас на глазах, его отец у нас служил тридцать лет, здесь у нас его дом, его мать, его семья живёт... Немыслимо ему ездить на службу в такую даль, ведь свой храм у него под боком!» И так переживали бедные старики, так волновались, не желая расставаться с Володей! И ко мне домой они не раз приходили, просили меня помочь им вернуть дьякона обратно к ним, но уже священником. Я разводила руками, утверждала, что от меня ничего не зависит. Тогда они обратились к самому моему отцу Владимиру. Со слезами на глазах умоляли его старички остаться в Гребневе, но он тоже говорил, что это не его воля. Тогда поехали к архиерею. Тот ответил на их просьбу: «Пусть отец Владимир Соколов напишет мне прошение, я сразу верну его к вам».
Радостные вернулись прихожане в Гребнево.
— Мы добились, архиерей обещал! — сказали они мне. — Вот и прошение от имени отца Владимира готово, пусть только руку свою приложит, пусть распишется — и будет переведён обратно!
Но не тут-то было. Володя категорически отказался, сказал:
— Я не смею...
Да он в душе и не желал оставаться в Гребневе. Он видел, как поступали доносы и клевета от местных людей на священников, боялся, что и его ждёт такая же участь. И он был прав: «Не славен пророк в своём отечестве».
Итак, с осени 1953 года супруг мой уже ездил служить в Лосиноостровскую. В те годы это была окраина Москвы. Улицы утопали в садах, домики были маленькие, одноэтажные. Окрестные жители несли в храм плоды своих трудов: яблоки, вишни, сливы и всякие ягоды. Прихожане Лосинки полюбили моего батюшку, узнали к нам дорогу, и дом наш с этих пор изобиловал как овощами, фруктами, так и печеньем и всяким лакомством для детей. Да и денежные дела наши пошли лучше, потому что приход Адриана и Наталии был куда богаче гребневского. Но это все не радовало меня, так как я постоянно скучала по своему Володеньке. Автобус к нам в Гребнево в те годы не ходил, а улицы села были тёмные, грязные, часто непролазные и зимой занесённые снегом. Понятно, что возвращаться домой после вечерних служб батюшке моему было невозможно, поэтому он постоянно ночевал в Москве у моих родителей. Не было у нас тогда и телефонов, я не могла узнавать, когда же он приедет домой. Поэтому я тосковала, молилась горячо, ища у Господа утешения. К родным в старый дом я не ходила, там меня считали виновницею того, что Володи нет в Гребневе. Но в ту зиму со мной жила благочестивая нянька, которая любила молиться и ходить в храм. Она быстро собирала Катеньку и уходила с ней в церковь, а мне оставалось вести с собой двоих мальчиков, что было нетрудно.
Да, иметь храм рядом — это большое утешение для души. Ведь у Бога можно все выпросить; если и сразу Он не даст, то утешит, вселит надежду в сердце... и скорбь пройдёт. Приедет Володенька, и мы обсуждаем с ним: как же быть в дальнейшем? Неужели сидеть мне одной с детьми по две недели одним, как это получалось на Святках, в пост, на праздники, даже на Пасху?
Тут мы решили купить машину. А для машины потребовался гараж. Но разве дадут нам родные клочок земли под Гараж? Вот тут я опять обратилась с просьбой к Богу, Царице Небесной, к святым: «Смягчи, Боже, сердца их!» И каким только святым я не прибегала: первым делом к святителю Николаю, к преподобным Серафиму и Сергию, к Иоанну Кронштадтскому. Да что устоит против молитвы таких великих светильников Церкви? Прочитала акафисты, особенно Госпоже Владычице Богородице, Её образу «Нечаянная Радость» молилась, мысленно вспоминая образ. Потом я купила Варваре синие туфли, мы позвали её к себе, лаской и любовью уговаривали её не препятствовать нам при постройке гаража. И Господь помог: смягчились сердца, согласились родные на гараж. Не успела я оглянуться, а гараж уже стоит. Вскоре и «Победа» своя появилась. Бог послал нам и шофёра Тимофея Тимофеевича, непьющего, честного, но, к сожалению, неверующего. И начал мой муженёк свои многолетние поездки, почти ежедневно, в Москву и обратно, в любую погоду. И так двенадцать лет! В ночной туман, в метель и вьюгу, в гололёд... Провожаю я муженька, вручаю его жизнь Господу да Царице Небесной, призываю в помощь путникам святителя Николая. Боялась я аварий, боялись одна с детьми остаться. Но Господь миловал: всю жизнь мой отец Владимир «на колёсах» был, и аварии были, но он остался жив и невредим.
А к осени 1954 года я снова собиралась в Москву, снова надо было ложиться в роддом. Намучилась я так с тремя маленькими, что еле до мамы доехала — легла и не вставала десять дней.
Врач дала направление тут же ехать рожать. А я знала, что ещё месяц до родов. И вот благодаря уходу за мной моей дорогой мамочки я смогла выносить все девять месяцев четвёртого ребёнка. Тяжело бабушке было: четыре года Коле, три года Симе, а Кате доходил второй годик.
