Кропотливина вышла к толпе.
Узарцы уже знали ее — вместе с нею почти всю ночь были на ногах, многие ходили понятыми в дом Минодоры, все провожали в больницу пострадавших — и перед Кропотливиной расступились, а две девушки предложили ей место на амбарном крылечке.
— Ну, так о чем же толкуем, гражданочки? — спросила она, присаживаясь на крыльцо.
— А все о том же, — ответила за всех Прося. — Во век, мол, не жилица будет Лиза Юркова с простреленной-то грудью.
Женщина повела взглядом сперва на Агапиту, стоявшую близ крыльца, поджав руки, потом на Капитолину, прильнувшую плечом к будке сторожа, памятной ей по первой встрече с узарскими колхозниками.
— Так, так, — протянула Кропотливина и снова спросила: — А об этих подружках вы подумали?
— Про Анну-то с Капой? — отозвалась та же колхозница. — Говорим вот… Сами, мол, выбирайте жилье: хоть вон у Проси — только у ней двое ребятишек; хоть к Оксинье — у ней тоже двое, но дом пошире; хоть ко мне — только я стариков докармливаю и троих девчушек рощу. Вон Анфисья Мироновна тоже зовет.
— Богомолка, — проворчала Прося. — Сама в секту собиралася!
— Хоть не собиралась, а молилась, — твердо, но спокойно, чтобы не разжигать ссоры в такой момент, ответила Никониха. — А вот нынче увидела пророка с петушиными шарами да Прохоровы писульки — будя, говорю. Теперь и сам сатана меня в баню со свечой не загонит!
Женщины засмеялись, но глянули в построжевшее лицо Кропотливиной и сконфуженно замолкли.
— Писульки? — обернулась она к Никонихе. — Это не писульки — это яд, змеиный яд… В вашем колхозе сколько прогулов за неделю?.. Тридцать два?.. В Ашье пятьдесят пять, в Кустищах шестьдесят четыре… Сто пятьдесят один прогул, почти два рабочих дня среднего колхоза — вот вам и писульки!.. А сколько от них вреда уму-разуму?.. Следователя перебила Прося.
— Узнать охота, — занозливо выкрикнула она, — чего это с ними район нянькался?.. Дольше бы надо!
— А вы куда глядели?.. Секта у вас на носу цвела. На зеркальце пеняешь, гражданочка. Дитя не плачет — мать не разумеет. На вашем собрании был товарищ Бойцов — а вы сказали ему прямо и откровенно, кого имеете в виду, хотя, как мне известно, тогда уже могли бы перстом указать на Минодору Коровину?
Женщины притихли, но вдруг заговорила бывшая Агапита; заговорила негромко, но внятно:
— Я, чуешь ли, бабоньки, тоже виноватых искала: кто затолкнул меня в секту?.. Оказалось, сама. Вон Капа стоит — товарищ Устюгова, тоже кое-кого виноватила, а виновата опять же сама. Я от дурости, она от трусости. Вот вам и зеркало.
— Факт налицо! — словно проснувшись, и, как показалось женщинам, радостно заявила Капитолина. — Струсила, дура, а теперь каюсь!.. Глядеть надо, на то и шарики во лбу!
— Правда, девка, правда, — авторитетно подтвердила Анфисья Мироновна. — Глядеть надо за всякой всячиной, коли она пророком прикинется. Теперь бы вот шибко охота одного: чтобы наши того ворога на цепочку взяли да зубы ему вырвали!
Она повернулась к лесу и долго смотрела из-под ладони в его черноту. Одна за другой туда же обернулись женщины; и если бы кто-нибудь всмотрелся в их глаза так же пристально, увидел бы в них неподдельную тревогу — возьмут ли скрывшегося врага на цепочку, вырвут ли ему зубы?..
Пресвитеры скрытников носят крест не на груди, а на пальце, персте.
