Так вот, когда тебе придется толковать с кем-либо из ваших, отпадших от Церкви, и он, претендуя на духовность, обзовет тебя суеверным обрядником, ты поскорее растолкуй ему, что есть обряд и сколь велика сила церковной молитвы. Этим ты заставишь его замолчать, ибо тогда речь его будет, как стрела без цели, на ветер. К нам она не идет. Не мы – обрядники суетны и суеверны, а скорее они – безобрядники.
Говоря все сказанное, я имел в виду богослужебные чины церковные, но и другие части церковной жизни (пост, милостыню) также должно разуметь, т. е. что существо и в них составляет дух, с каким они совершаются, а не видимость, в какой являются. И в пощении есть своя, Церковью утвержденная внешняя сторона, которая наипаче видна во время говения. И милостыню, по заведенным в Церкви порядкам, тоже творят разнообразно: то обеды для нищих строят в известные дни, то по тюрьмам и богадельням ездят с подачами, то больных посещают, а на папертях церковных все уже по силе своей подают бедным, что смогут.
И это все – обрядового свойства церковные порядки. Но и здесь – хотя внешнее входит глубже в дело – существо дела не во внешних порядках, а во внутреннем настроении духовном. В пощении, и вообще в подвигах, существо дела не в одном отказе себе в пище, сне и прочем, а в духе покаянного сокрушения и смирения и в отрешении от всякого самоугодия. Равно и в милостынетворении, или вообще в доброделании существо не в одном внешнем деле, а паче во внутреннем расположении – в милостивости, возгреваемой воззрениями на Господа всемилостивого, святую заповедь Его и славу имени Его.
Ваши отступники от Церкви, оголившие себя от всего церковного (голыши), кажется, претендуют очень на духовность, чуждаясь всего внешнего, даже крестного знамения. Потому потолкуем побольше о вере нашей, как ей подобает быть, голой ли или облаченной во внешнюю благолепность.
Смотри, как совершено наше спасение. Бог, чистейший дух, благоволил, нашего ради спасения, воплотиться, пожить на земле, яко человек, пострадать, умереть, воскреснуть, вознестись на небо и сесть одесную Отца. Все сие видимо, внешне, телесно. Чего ради? Того ради, что спасению нашему невозможно было иначе быть устроену. Если б было возможно совершить сие как-либо духовно, то Богу духовнейшему зачем было бы отелесяться? Но надлежало, восприяв наше духовно-телесное естество, провести его самым делом, жизненно, по всему пути из глубины падения до высоты восстановления. Это и совершил Господь, открывая новый для нас путь к обновлению падшего естества нашего. Если же для устроения образа нашего спасения надлежало духовнейшему Богу сверхъестественно воплотиться и действовать телесно, то как же можно нам, естественно-телесным, содевать свое спасение по сему образу некако бестелесно, мысленно и духовно? Путь спасения открыт нам телесным шествием по нему Бога; есть ли же ум у тех, кои гадают пройти по нему вслед Господа во спасение свое духовно лишь, а не и телесно?
Далее Господь, стяжав для нас блага во спасение, благодатные, духовные, – в духовном ли виде оставил их нам, и нам духовным ли только образом пользоваться ими повелевает?! Нет; и блага Свои благодатно-духовные благоволил Он заключить в вещественные сосуды, божественные Таинства и пользоваться ими повелел нам видимо, телесно. Дух Святый непосредственно сошел только на апостолов – и, однако ж, видимо, в виде огненных языков, за тем всем верующим благоволил Он преподаваемым быть чрез видимые, вещественные посредства, Им же Самим чрез апостолов учрежденные. Благодать возрождения подается чрез погружение тела в воду, благодать общения с Господом – чрез вкушение Тела Его и Крови и проч. И все сокровища спасения, благодатные и духовнейшие, быв заключены в вещественные сосуды, приемлются чрез тело. Тело соприкасается вещественному, сокрывающему в себе духовно-благодатное, и передает сие благодатно-духовное духу нашему, в котором приятелище и вместилище для того устрояется чрез духовные настроения.
Что далее предлежит нам по приятии благодати? Действовать – и действовать видимо-телесно: поститься, молиться, милостыню творить. Так заповедал Господь и во исполнение сего повелел апостолам завести соответственные порядки между верующими, которые и ведутся доныне в Церкви.
Таким образом, ни благами спасения не можем мы пользоваться как-либо лишь мысленно, ни содевать свое спасение – лишь духовно. То и другое посредствуется видимыми учреждениями, а с нашей стороны – телом и телесным действованием. Так благоволил устроить Сам Устроитель нашего спасения. Если помимо Его негде найти спасения, то те, которые мечтают достать себе спасение некако лишь мысленно-духовно, промечтают, а спасения не получат. Вообрази большую, широкую и глубокую реку. Чрез нее настроены мосты и устроены разные другие переправы: лодки, пароходы. Из тех, кому нужно переправиться на другую сторону, кто идет чрез мост, кто садится на лодку или пароход, и переправляются. Но вот явились мудрецы, которые, возмечтав, что им для переправы не нужны ни мосты, ни лодки, а что дух некий схватит их и перенесет, сели на берегу в сказанной уверенности и сидят, не двигаясь, лишь с усмешкой посматривая на других, переправляющихся, как заведено, и обзывая их суетными. Попадут они когда-либо на другой берег? Конечно, нет; так и просидят весь свой век. Точь-в-точь в таком находятся положении те, которые чуждаются Святой Церкви и всех ее спасительных учреждений, Самим Господом установленных во спасение наше. Не видать им того берега и не ступить на землю спасенных.
Слыхал ты про философию? Это такая наука, которая берет на себя все сущее подвести под один обзор и объяснить так, чтоб оно в целом своем составе видно было как на ладони. Хоть до этого ей никогда дойти не доведется; но в труде сем можно различать более правый и прямой путь от неправых. Прямой путь – изучать разные виды бытия существ, как оно проявляется на деле, со всех сторон, ведать которые имеем мы естественное стремление, обобщать, делать наведения и, восходя все к более и более объемлющим воззренииям, стараться достигнуть до всеобъемлющего воззрения, объясняющего все сущее. Те, которые идут сим путем, доходят до положений очень ценных и важных как в области научной, так и для жизни. И все, что было и есть хорошего в философии, сим путем достигнуто. Но есть болезнь философских умов, в которой философы, не соображаясь с фактами и частностями, как они есть на деле, хотят все построить из одного своего ума. – И строят. Что же выходит? Выходят философии такие, которые действительности не отвечают и объяснять ее не объясняют, а напротив, затемняют. Эта болезнь философов есть идеальничанье. Так вот, что есть идеальниченье в философии, то в жизни есть, назовем применительно к сему, духовничанье – мечтательная надежда без особых трудов телесных достигнуть совершенства духовного какими-то одними мысленными путями. И там, и здесь ничего прочного и действительно хорошего не выходит. Порождение их – мыльные пузыри. Духовничествующие с небрежением о внешнем и видимо совершаемых трудах и делах, как установлено и ведется во Святой Церкви, суть такие же мыльнопузырники, как и идеалисты.
Здравые духом, восприяв семя духовной жизни, начинают обычно воспитывать ее и развивать посредством видимого, телесного действования. Вот смотри, как это бывает! Некто сказывал о себе, что, возжелав содевать свое спасение, я положил, говорит, сему делу прочное основание покаянием, исповедью и причащением. Затем начал трудиться в сем роде, как обычно все трудятся. Сознавая, что при другом многом надобно для сего и милостыню творить, я понуждал себя на это, но все отлагал и к делу не приступал. Наконец, стал скорбеть, что не совладаю с собою. Обратился я со своей скорбью к одному благочестивому человеку, и он сказал мне: «Это от того у тебя, что ты собираешься милостыню творить вдруг сотнями рублей. А ты положи сначала раздавать на милостыню по пятаку или гривне, всякий раз как бываешь в Церкви». Я стал так делать, говоря себе: «Много ли это?» – и раздавал положенное охотно. Когда прошло несколько времени, мне пришло желание раздавать по стольку же всякий день; и я стал раздавать. Потом подумалось, что воскресенье и праздники надо отличить, и я стал раздавать в эти дни побольше… Затем эта прибавка перешла и на другие дни, воскресенье же и праздники отличились новой прибавкой, так все росло и росло. Всякое упирание ногами при подании милостыни прошло, и возродилось желание подавать и подавать, – и уже не бегаешь, бывало, случая к тому, а ищешь его. Теперь же, заключил он, я все готов бы раздать, если б не семья». Видишь как?! Милостивость есть чисто духовное расположение, а как оно образовалось? Делами, которые видимо телом были совершаемы. Так и всякое другое духовное расположение утверждается в сердце: терпение – частым перенесением обид и нужд, безгневие – частым подавлением гнева и восстановлением кротости, и прочее. И заметь, что только сим путем стяжанные духовные расположения бывают непоколебимо прочны.
