Если кошка мурлычет — это значит, что она доверяет. Если нет доверия — не будет мурлыкать. Это особенно является признаком, если кошка сначала не мурлыкала, а через некоторое время стала. Когда же кошка мурлычет в обычной жизни (если ее гладят или еще что-то), это значит, что ей с вами хорошо, у нее хорошее настроение.
Для меня было очень удивительно, когда Джина впервые замурлыкала. Я всегда ее просила об этом. Я говорила ей:
— Вот почему ты у меня такая неразговорчивая? Почему не мурлычешь мне? Тебе что-то не нравится?
А она ничего не отвечала. Только когда стала мне верить, тогда она "заговорила" и замурлыкала.
Моя Джина знает много слов. По человеческим меркам она знает такие слова, как: Джина, кушать, сюда, на руки, кухня, ложись, мурлыкать, Золтон, кошечка, пойдем. Отсюда получаются выражения, которые она без труда распознает: "Иди сюда", "пойдем кушать", "иди на кухню", "пойдем на руки"… А если с ней просто разговаривать, так она все понимает.
Наверное, то же самое, если со мной говорит иностранец на приблизительно знакомом мне языке. Я понимаю общий смысл, а ответить не могу, только понять могу Наверно, это лучше поймет женщина, которой приходится общаться со своим еще грудным ребенком. Она же понимает, что ему надо (хотя не всегда) — так и здесь, но только у кошки словарный запас больше, чем у грудного ребенка, поэтому мне легче.
А Золтик любит, когда его чешут, но не всегда. Ему не нравится, когда ему мешают спать, сам он редко просит почесаться, только если мы являемся инициаторами. Зато кошка любит чесаться, любит, когда ее гладят. Она любит быть любимой. Коту главное, чтобы еда была и вода и туалет чистый. Все остальное время он спит. Глупенький.
В последнее время пытаюсь разговаривать с моей Джи-ной больше вслух. Я ей объясняю все, что я делаю, чтобы она знала слова, а не только образы. Например, когда я сижу за компьютером и занимаюсь работой, я говорю ей:
— Джинчик, иди ко мне, со мной посидишь.
Она охотно бежит и запрыгивает ко мне на коленки. Я ее глажу, разговариваю с ней. А потом сажаю на сканер, это вроде бы удобное место. Она видит меня, а я ее. Я говорю: "Ложись, Джинчик, мы с тобой поговорим". Она ложится и смотрит на меня внимательно. Вот пока я с ней разговариваю, хвалю ее, говорю: "Ты у меня такая умная кошечка, такая хорошая, добрая", — она внимательно слушает и лежит, не двигается. Она улыбается и жмурит глазки, а как только я начинаю печатать или просто отвлекаюсь, она встает и уходит. Ей не по душе сидеть молча на сканере…
В принципе, общение мыслефорами и словами пока что одинаково приемлемо. Мы можем говорить с животными словами или общаться мыслями, это не меняет содержания. Однако когда мы разговариваем языком, мы больше чувствуем себя людьми, а когда мы передаем мысли, мы стоим на одном уровне с животным.
С уличными кошками я общаюсь в основном при помощи мысли. Они передают информацию мне, а я им при помощи мыслеформ. Мыслеформы — это скопление энергии, в результате чего появляется энергия более плотного содержания, она передается живому существу, растворяется в его сознании и остается в виде знания. Мыслеформы не являются словами, они являются смыслом. Ведь каждое живое существо, если оно не слепое, видит то же, что и человек. Оно видит деревья, небо, солнце, цветы. И уж совсем любое существо ощущает отношение к себе, к окружающему миру. При этом не важно знать, как называется и из каких букв состоит тот или иной предмет; называется он "деревом" или "tree", или "der Baum". Поэтому мыслеформы передаются большей частью образами, знанием, отношениями. Так мы общаемся с кошками на улице.
— Сложно ли строить разговор мыслеформами? — расспрашиваю я. — Есть ведь абстрактные понятия. Приведи пример мыслеформ, когда ты общалась в последнее время.
— Разговор строить мыслеформами очень легко. Ведь когда вы думаете, вам просто приходят мысли. Так и с животными. Мы общаемся мыслями. Если нам нужно что-то обсудить или я хочу что-то спросить, то мы общаемся просто мыслями, не мыслеформами. В большинстве случаев у меня с Джиной нет ограниченных тем для обсуждения. Самая последняя мыслеформа была, когда я кошку мысленно позвала к себе, она пришла и запрыгнула на руки. Да, если мы общаемся мыслеобразами, то это в основном предполагает какие-то действия. Например, кошка говорит:
— Пошли на кухню. Я хочу есть.
Я иду на кухню и даю ей еду.
Но мы можем общаться также мыслеобразами, что не предполагает действий или выполнение задуманного. Мы просто общаемся "картинками". Я вижу одну картинку, посылаю ее кошке, она, если в состоянии ее обработать, обрабатывает и отвечает мне своей картинкой.
Несколько другое дело — собаки. За мою жизнь у меня было несколько собак. Первую звали Гретта. Это была собака породы боксер тигрового окраса. Мы даже спали вместе на полу. Она меня слушалась.
Но с моим папой заводить собаку было нельзя. Он бил собаку, а когда выходил с ней погулять, она убегала от него, не шла к нему. Папа кричал нам с улицы, чтобы я выходила и забирала свою собаку. Мне тогда было четыре года… Как только я выходила, собака бежала ко мне, и мы вместе шли домой, я ее жалела.
Мы больше не могли смотреть на то, как папа мучает животное, и вечером пошли с мамой гулять, взяв собаку с собой, чтобы ее отпустить. Мама думала, что Гретта найдет себе лучшего хозяина. Я просила маму не отдавать ее, но понимала, что с папой ей будет хуже, чем на улице. Было еще не холодно, мы вышли в центре города, зашли в подъезд и оставили Гретту там. Собака плакала, она не хотела от меня уходить. Я тоже плакала, только ночью, в подушку, когда никто не слышал.
Когда мы оставили собаку, пошли к остановке. Уже темнело. Мне казалось, что фары автомобилей были глазами Гретты. Они неслись на меня, я боялась, что она никогда не простит меня…
А еще у меня полгода назад была собака породы карликовый пекинес. Ее звали Алма. Она жила с нами три года. Алма со мной стала сразу дружить, но разговаривать не любила, впрочем, как и я с ней. Мы с ней похожи. Она очень самостоятельная, гордая, маленькая собака. Она знала себе цену и всегда показывала, как с ней надо обращаться. Она была очень терпеливой. Когда сестра ее мучила, она лишь рычала, а потом приходила ко мне, чтобы я ее защитила. Она мало со мной общалась. У нее был очень содержательный взгляд. Мы с ней больше разговаривали взглядами. Она мне передавала информацию, а я ей отвечала. Иногда, очень редко, мы с ней общались языком, она — своим, я — своим. Ну, тогда было сразу все понятно. Я могла не видеть собаку, но всегда знала, что она мне говорит. В таких случаях она просила отцепить лапку, застрявшую в шерсти, просила подойти или успокоить ее, когда она была взволнована. Мы понимали друг друга без разговора. Собаки мало говорят; а если и делают это, то значит, им что-то очень сильно нужно.
Алма могла разговаривать лучше кошек. Вот она если и говорила, то сразу все было понятно. Она говорила: "Выведи меня погулять", "лапа застряла", "помоги", "забери меня" (это когда сестра к ней приставала). Однажды, когда мы гуляли, она ушла далеко от меня и потеряла меня из виду. Она запаниковала:
— Ты где? — она позвала меня и чуть было не расплакалась.
— Алма, иди сюда! — сказала я ей в ответ.
Она металась-металась, наконец увидела меня и со всех ног побежала ко мне от радости. Она обычно неэмоциональная, а тут меня облизывать начала, на руки проситься. Она говорила: — Ты меня не теряй больше…
Теперь я хочу рассказать об общении с моими крысами. Хотя их имена Коржик и Ёжик, они являются особями женского пола. Коржика я так назвала, потому что он бело-желтого цвета и толстенький, а Ёжик очень пугливый, маленький и, когда боится, сворачивается клубочком или прячется.
Крысы более подвижны, они больше думают, чем говорят Коржик всегда защищает Ёжика, поэтому, когда я подхожу к клетке, чтобы взять Ёжика, Коржик выходит вперед и говорит мне, чтобы я его не брала, так как он боится. Но я Коржику объясняю, что Ёжику нужно адаптироваться, тогда Коржик подходит к Ёжику, говорит ему, чтобы тот не боялся, и отходит назад. Когда я Ёжика возвращаю в клетку, он все рассказывает Коржику. Я не всегда могу понять, что он говорит, так как он еще не умеет разговаривать так, как я понимаю. Например, когда я Коржику принесла Ёжика, он очень сильно обрадовался, говорил мне потом спасибо за то, что я ему привела нового друга и подопечного. Так как Коржик старший, то у него развиты чувства материнские больше, ему нужно о ком-то заботиться, он добрый, а Ёжик еще совсем маленький, ему мама нужна. Вот они и нашли друг друга. Так, когда я принесла Ёжика, Коржик все ходил вокруг него и не мог понять, кто это. А потом притащил его к себе и начал вылизывать. Когда Ёжик хотел уйти, Коржик говорил, что, пока его не вылижет, тот не уйдет.
— Общение с крысами мысленное или вслух? — уточняю я. — Есть ли у них запас понимаемых ими слов? Он невелик, надо полагать?
