Это объяснение я называю благочестивым, ибо оно действительно в лучших своих выражениях и объяснениях исходит из сознания греховности, из «уважения», к святыне, из страха перед своим недостоинством. В том или ином виде страх этот присущ всякой религии. В средневековом христианстве он пронизывал всю жизнь: «Согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою…». Нравственным идеалом общества, не всегда соблюдаемым, но оказавшим огромное влияние на христианское общество, становится аскетизм, часто в его крайней форме. А упадок белого духовенства, засвидетельствованный, например, в канонах, составленных Трулльским Собором (691 г.), приводит к тому, что к монашеству переходит и возглавление церковной жизни. Мы не имеем возможности останавливаться здесь на причинах и формах этого многогранного процесса. Важно для нас то, что он приводит постепенно к клерикализации Церкви, ко все большему отдалению друг от друга духовенства и мiрян. Меняется вся атмосфера Церкви. В конце IV века св. Иоанн Златоуст писал в своем толковании «2 беседы на 2 Послание к Коринфянам»: «Но есть случаи, в которых священник отличается от подначального, например, когда должно приобщаться Святых Тайн. Мы все одинаково удостаиваемся их. Ныне не так, ибо всем предлагается одно Тело и одна чаша… и мы все равно друг друга лобызаем…».
Но в конечном итоге сакрализация и клерикализация побеждают. Это видно и в развитии храма и его устройства, которое все больше и больше подчеркивает отделение мирян от духовенства, и тот же Златоуст писал: «Когда пришел Христос и пострадал вне города, то очистил всю землю, сделал всякое место удобным для молитвы…
Хочешь ли знать, как вся земля, наконец, сделалась храмом и как всякое место стало удобным для молитвы». Но толкование и храма и литургии в этом ключе довольно рано исчезло из Церкви. Вход в алтарь, приближение к святилищу оказалось запретным мирянам, их присутствие на Евхаристии стало пассивным. Она совершается за них, для них, но в совершении ее они не участвуют. Если раньше черта, отделяющая «мир сей» от Церкви, обнимала собою мирян, то теперь она исключает их, и об этом как раз и свидетельствует определение их как мiрян (κοσμικί), а не как прежде — лаиков, членов народа Божия (λαός), людей, взятых в удел и своих Богу…
В наши дни приготовление к причастию — и это понятно в свете сказанного выше о восприятии причастия как акта частного, личного — стало приготовлением также частным. В наших молитвословах печатаются молитвы перед причастием, но в сам текст и обряд Литургии они не входят, за исключением двухтрех, читаемых перед самым причащением. В молитвословы включены и благодарственные молитвы после причащения, тоже частные и в саму Литургию не включенные. Да это и понятно, поскольку далеко не все, присутствующие на Литургии, приступают к Чаше, и для них, следовательно, эти молитвы были бы номинальными. Состав, практика, время чтения этих молитв разнятся друг от друга, как разнятся и включенные в них предписания о пощении. Взятые сами по себе, эти молитвы — в большинстве своем прекрасны, одухотворены и бесконечно полезны. Речь, следовательно, идет не о них, а о месте их в Литургии, в Таинстве.
Дело в том, что нигде в Литургии, от начала анафоры, то есть Литургии верных, и до самого конца ее, мы не находим ни одной ссылки на участие в ней двух категории молящихся: причащающихся и непричащающихся Святых Тайн. Напротив, маломальски внимательное чтение преанафоральных, анафоральных и постанафоральных молитв не может не убедить нас в том, что после отослания оглашенных (а в ранней Церкви — и «кающихся»), «дверем затворенным» совершается Евхаристия — одновременно и принесение бескровной жертвы, и приуготовление верных к причащению Святых Тела и Крови Господа:
Паки и многажды Тебе припадаем,
и Тебе молимся, благий и человеколюбче, яко да призрев на моление наше, очистиши наша души и телеса от всякия скверны плоти и духа,
и даси нам неповинное и неосужденное предстояние Святаго Твоего жертвенника.
Даруй же, Боже, и молящимся с нами
преспеяние жития и веры и разума духовнаго:
даждь им всегда со страхом и любовию служащим Тебе, неповинно и неосужденно причаститися
Святых Твоих Тайн,
и небесного Твоего царствия сподобитися.
(Молитва верных вторая. Литургия св. Иоанна Златоуста.)
Тебе предлагаем живот наш весь
и надежду, ВладыкоЧеловеколюбче, и просим, и молим, и милися деем: сподоби нас причаститися
небесных Твоих и страшных тайн,
сея священныя и духовныя трапезы,
с чистою совестию, во оставление грехов,
в прощение согрешений, во общение Духа Святаго, в наследие Царствия небеснаго,
в дерзновение еже к Тебе, не в суд или во осуждение.
(Молитва перед Отче наш, Литургия св. Иоанна Златоуста.)
Господи Боже наш, создавый нас и введый в жизнь сию, показавый нам пути во спасение,
даровавый нам небесных тайн откровение: Ты бо еси положивый нас в службу сию силою Духа Твоего Святаго:
благоволи убо, Господи, быти нам служителем Новаго Твоего Завета,
слугам святых Твоих таинств:
приими нас, приближающихся Святому Твоему жертвеннику, по множеству милости Твоея,
да будем достойни приносити Тебе
словесную сию и бескровную жертву
о наших согрешениях и о людских невежествиях: юже прием во святый
и пренебесный и мысленный Твой жертвенник, в воню благоухания,
возниспосли нам благодать Святаго Твоего Духа.
(Молитва приношения, по поставлении на Святом Престоле Божественных Даров. Литургия св. Василия Великого.)
И наконец —
нас же всех, от единого хлеба и чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа причастие…
(Анафора. Литургия св. Василия Великого.)
Вряд ли можно яснее явить органическую связь анафоры, принесения даров, бескровной жертвы хвалы с приуготовлением к причастию. В Святых Дарах мы опознаем Святое Тело и Кровь Христову, жертву, принесенную Христом «о всех и за вся», в причастии же принимаем ее с верой, надеждой и любовью в единстве со Христом, с Его жизнью, Его царством…
В отделении одного от другого, как это ни страшно сказать, ущербляется подлинный смысл Евхаристического Таинства, оно начинает восприниматься уже не как исполнение Церкви, явление Царства Божьего и новая жизнь, а как вкушение «вещественной святыни», превращающее таинство, по словам А.С. Хомякова, в какое-то «анатомическое чудо». Именно здесь вскрываются все тупики объяснения Евхаристии. «Обе стороны (протестантская и католическая — А. Ш.) только и делают, — продолжает Хомяков, — что-либо отрицают, либо утверждают чудесные изменения известных земных элементов, никак не понимая, что существенный элемент каждого таинства есть Церковь, и что собственно для нее одной и совершаются таинства, без всякого отношения к законам земного естества. Кто презрел долг любви, тот утратил и память об ее силе, утратил вместе и память о том, что есть реальность в мiре веры».
Напомним, прежде всего, чин или порядок приготовления, каким он дошел до нас в византийском литургическом предании. Я не буду говорить о проскомидии, о которой мы уже говорили выше. Ограничимся Литургией верных.
Непосредственно после эпиклезы предстоятель начинает чтение молитвы ходатайства. Точнее, эту молитву можно было бы определить как молитву собирания Церкви — Тела Христова, явления ее во всей полноте:
Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини
друг ко другу во единого Духа причастие, и
ни единого нас в суд или во осуждение сотвори причаститися Святаго Тела и Крови Христа Твоего.
Но да обрящем милость и благодать
со всеми святыми от века Тебе благоугодившими, —
праотцы, отцы, патриархи, пророки, апостолы,
проповедники, благовестники, мученики, исповедники,
учительми, и со всяким духом праведным, в вере скончавшимся.
Изрядно о пресвятей, пречистей,
преблагословенией, славней Владычице нашей Богородице и Присно деве Марии,
О святем Иоанне Пророце, Предтечи и Крестителе, о святых и всехвальных апостолех
и о всех святых Твоих,
ихже молитвами посети нас Боже.
И помяни всех прежде усопших о надежди воскресения жизни вечныя.
И упокой их, идеже присещает свет Лица Твоего.
Еще молим ти ся, помяни, Господи,
Святую Твою Соборную и Апостольскую Церковь, юже от конец даже до конец вселенныя, и умири ю, юже наздал еси
честною Кровию Христа Твоего,
и святый храм сей утверди даже до скончания века.
Помяни, Господи,
