Иннокентий Херсонский - Великий пост

Распятый на сем Кресте Господь наш, хотя почивает теперь яко мертв во гробе, но Он мертв для неверующих иудеев, а для тебя, христианин, Он и во гробе есть Божия сила и Божия Премудрость. Премудрость ли Божия не даст ответа нам, если только будем вопрошать ее с верою и смирением?

Итак, кто бы ты ни был, возлюбленный слушатель, первый мудрец или последний невежда, самый великий и важный в мире человек, или самый незначащий член общества человеческого, стань у гроба Господа своего, и начни беседу с Ним. Спроси, во-первых, откуда этот Крест и гроб, для чего Сын Божий претерпел столько ужасных страданий, подвергся смерти и погребению, скажи с пророком: "кто сей, пришедый от Едома, и почто червлены ризы его, яко от Восора!" (Ис. 63; 1–2). Скажи и внемли, как он гласом того же пророка отвечает тебе, яко день воздаяния прииде… "лето избавления приспе" (Ис. 63; 4); настал, то есть, давно предсказанный час искупления рода человеческого, пришло время удовлетворить за грехи его правде небесной и примирить его с Богом: "сего ради не ходатай, ниже Ангел, но Сам Господь спасе нас" (Ис. 63; 9), спасе не благовестием токмо слова, не поданием токмо примера благого, как могли бы служить ко спасению и подобные нам человеки, а соделавшись за нас умилостивительною жертвою, подъяв за нас самую смерть, коей подлежали мы все, яко преступники закона Божия.

Желаешь ли знать, кто требовал столь великой жертвы за грехи? — И он гласом святого Павла отвечает тебе (Рим. 3; 22–24), что сего требовала правда Божия, нашими грехами раздраженная, что без сей очистительной жертвы мы не могли быть терпимы неприступною для грешников святостью существа Божия, что без сего торжественного удовлетворения закону весь порядок мира нравственного потерял бы свою силу и непреложность.

Вопроси далее с верою и любовью, что должно после сего делать человеку, искупленному от грехов и проклятия столь великою ценою, — что должно делать тебе самому, чтобы страдания и смерть Сына Божия не остались для тебя бесплодными? Ибо, не может же быть, чтобы кровь, пролиянная на Голгофе, омывала и освящала каждого и нехотящего, против нашей так сказать, воли. И Господь, гласом того же апостола, скажет тебе, что для сего необходимы с нашей стороны, во-первых, живая вера в Божественные заслуги и ходатайственную смерть Его за нас (Еф. 2; 8), а во-вторых, жизнь по сей вере, то есть жизнь чистая, праведная и богоугодная (Еф. 14; 20–23), что без покаяния во грехах, без исправления нашего сердца и нравов благодатью Духа Святаго, и смерть Спасителя останется без всякого плода за нас, и не только не спасет нас от гнева небесного, а послужит к вящшему (большему) нашему осуждению (Евр. 6; 4–9).

Приняв с благоговением сии вещания от гроба Господня, обратись потом, возлюбленный слушатель, к своей совести и своей жизни, и рассмотри: есть ли в тебе подобная вера в Спасителя, и есть ли жизнь достойная сей веры? Так ли ты мыслишь, желаешь и действуешь, как прилично христианину, и как предписал тебе мыслить, желать и действовать Спаситель твой? И если окажется что дело спасения в тебе еще и не зачиналось, или и началось когда-либо, но потом забыто и оставлено; то подумай, что ожидает тебя, за которого умер Сам Сын Божий, и который, однако же, о сей смерти Его не думаешь, как бы ее не было, или бы она не касалась тебя, или составляла нечто не важное. Если мысль о толикой с твоей стороны неблагодарности к Искупителю твоему и представление ужасной участи, которая ожидает презрителей Крови Сына Божия, тронет тебя (а как не тронуть, если у тебя есть сердце?); когда ты увидишь, что нельзя более продолжать тебе своего преступного равнодушия к смерти Искупителя, за тебя подъятой; что непременно надобно сообразить (сподобить) с нею жизнь свою: то обратись паки к своей совести и вопроси сам себя, что нужно тебе сделать и делать отселе, как вести себя, что оставить, что изменить, дабы престать быть христианином по одному имени. Сообразив все это, решившись на жизнь христианскую, стань у гроба Спасителя твоего, призови на помощь благодать Его, дай обет быть верным совести и Евангелию; и иди в дом твой, иди и, снова размыслив, снова призвав Господа на помощь, немедля начинай дело спасения своего — в твердой уверенности, что Господь не оставит тебя ни вразумлением, ни утешением, ни успехом благословенным.

Се, братие мои, предмет для собственного собеседования каждому из нас с почивающим во гробе Господом нашим! Се текст для проповеди, которую каждый должен сказать ныне сам себе! Видите, что должно быть и заключением сея проповеди! Это заключение, не как в наших проповедях, должно состоять не из слов, а из дел. От сея проповеди должна измениться вся наша жизнь. Если вы займетесь сим важным предметом сей же час, как должно; то не будете иметь нужды в нашем поучении, сами скоро сделаетесь в состоянии учить и назидать других: а если не обратите на сие внимание, если ограничитесь, и ныне как и прежде, обыкновенным слушанием песнопений и чтений церковных, несколькими поклонениями пред Святой Плащаницею и мимолетными воздыханиями; то хотя бы Ангел с неба сшел и возглаголал к нам, мы не получим плода от его проповеди; и, при всех наших благих, по-видимому, мыслях и чувствах, при всех наших поклонениях и даже слезах, останемся теми же, что были, грешниками, с прежними страстями в душе и язвами в совести. Посему собственным спасением вашим умоляем вас, братие, размыслить у сего гроба о том, к чему мы призывали вас, размыслить не поверхностно, не мимоходом, а так, как бы дело шло о вашей жизни и смерти: ибо точно здесь дело идет о жизни и смерти нашей, — жизни нескончаемой, смерти вечной. Здесь, в сем гробе, или наше вечное оправдание, или наше вечное же осуждение: отсюда путь или в рай или в ад! Выбирай любое; но одно из двух непременно избрать должен!

В самом деле, братие мои, если правосудие земное не оставляет без отмщения смерти и обыкновенного человека: то оставит ли без возмездия правосудие небесное Кровь Сына Божия, если мы окажемся ее презрителями? — Теперь можно, пожалуй, ограничиваться одним преклонением главы пред лежащим во гробе Судиею нашим, одним хладным лобзанием изображения язв Его; можно, пожалуй, взглянуть на них с равнодушием и отойти с надменным видом вольнодумца; можно чувствовать, думать и делать у сего гроба, что угодно: Лежащий в нем, подобно обыкновенным мертвецам, не скажет теперь ничего; но надобно явиться пред сего Мертвеца и тогда, когда Он будет уже не во гробе, а на престоле славы и всемогущества; надобно будет пред Ним дать отчет там, где окружат Его уже не смиренные служители алтаря, а Херувимы и Серафимы. Имеяй уши слышати и ум внимати, да слышит и да внимает! Аминь.

Вот, наконец, среди беззаконного суда над Иисусом и глас о Нем народа, — тот глас, в пользу коего ныне по разным странам столько лживых и безумных возгласов! Вот, наконец, и приговор над Иисусом так называемого свободного собрания общественного, — тот приговор, мнимым беспристрастием коего так жалко прельщаются целые царства и народы! — И Пилат, подобно нынешним мудрецам, уверен был в превосходстве добродетели пред пороком, почему и почитал совершенно достаточным поставить только невинного Иисуса пред народным собранием наряду с Вараввою, дабы спасти Его от казни крестной; но что вышло? Вместо гласа Божия, каковым привыкли иногда называть глас народа, из уст иудеев раздался ужасный голос духа злобы: не Сего, но Варавву!..

Остановитесь, несчастные избиратели! Что сделал вам пророк Галилейский, что вы осуждаете Его так безжалостно на смерть? Не Он ли отверзал очи вашим слепцам, исцелял ваших прокаженных, изгонял бесов, воскрешал мертвых? Не Он ли поучал всех и каждого путям живота вечного? С другой стороны, чем заслужил вашу любовь и предпочтение пред Иисусом Варавва? Не от него ли столько времени трепетали грады и мирные веси? Не его ли проклинают доселе за разбой и убийства жены, лишенные супругов, матери, обезчадевшие от детей? Не вы ли сами, наконец, молитесь ежедневно и в храме, и в домах ваших о пришествии Мессии, Который стоит теперь пред вами, ожидая вашего приговора?

Никто и ничего не может сказать напротив; и, однако же, все вопиют: не сего, но Бараеву! Почему? Потому что божественное лицо и святое учение Иисусово не приходятся по страстям и народным предрассудкам иудейским; потому что Он не удовлетворяет и не показывает желания удовлетворить тем мечтательным ожиданиям, кои каждый создал в уме своем касательно лица и действий Мессии.

Нет сомнения, что несчастные избиратели иудейские следовали в сем случае даже не собственному, хотя бы и ошибочному, мнению, а чуждому наущению; нет сомнения, что фарисеями и книжниками внушено им теперь о лице и действиях Иисуса множество самых превратных понятий: что Он "друг мытарем и грешником"; что Он не хранит субботы (Ин. 9; 16); что если изгонит бесы, токмо о Веелъзевуле, князе бесовстем (Мф. 12; 24); что если бы даже был невиинен, то "уне есть… да един человек умрет за люди, а не весь язык погибнет" (Ин. 11; 50) — от мести грозных римлян, в случае признания Его за Мессию и Царя Иудейского. Но, братие мои, лучшим ли от всего этого делается беззаконный приговор, который народное собрание иудейское произнесло теперь над Иисусом? Менее ли отвращения и ужаса внушает к себе это злосчастное ослепление общественное? — Если Сын Божий, Спаситель человеков, отданный на суд народного мнения, не мог найти у него себе предпочтение пред Вараввою и осужден на смерть: то какая невинность и какая добродетель могут быть уверены, что глас ослепленного народа не принесет их в жертву если не своим, то чуждым страстям и прихотям?